Понадобился час, пока квартиру кое-как привели в порядок, окна залепили старыми номерами "Пешти напло". Вот извольте-ка в таком настроении речь сочинять!
И если б еще только это! Но вице-губернаторша, начав уже раздеваться, распустила корсаж, сняла с головы шиньон и вдруг с ужасом заметила, что ее драгоценной алмазной пряжки, на которой был изображен герб Полтари - выложенный из алмазов медведь с рубиновыми глазами, - в шиньоне не оказалось. Вне себя от волнения она искала повсюду, но пряжки след простыл.
Бледная, примчалась она в комнату к мужу, который сидел за письменным столом, тупо уставившись на две строчки, которые успел написать. А ведь это были самые простые строчки: "Ваше высокоблагородие, господин барон! Наш любимый и уважаемый губернатор! После того…"
"Вот чудеса-то, - думал Полтари, - с тех пор как я не "златоперый нотариус", у меня и стиль пропал. Будто и он изменился вместе со службой".
- Иисус-Мария! - пробудил вдруг его, поджидавшего вдохновения, голос жены. - Я потеряла свою алмазную пряжку.
Это была уже вовсе не шутка. Алмазная пряжка стоила пятьсот пенгё-форинтов и была как раз под стать королевской советнице, а теперь вот она пропала.
- Не может быть, - пробормотал Полтари. - Ты поищи получше.
- Сейчас уже попусту искать, - произнесла смертельно-бледная жена и разрыдалась. - Нет, нет ее, я наверняка потеряла ее там, где ты дрался! Конечно, она выпала там, потому что я с отчаянья хваталась за все. Это ты виноват! О, боже! С каким трудом она досталась мне, и теперь все кончено! Полтари, я руки на себя наложу!
- А где она была? Где ты носишь ее?
- Да что у тебя, глаз нет, не видел, что она у меня в волосах была? Ведь все так и таращились на нее.
- Ты должна была почувствовать, когда она выпала.
- Как я могла почувствовать, когда она была в шиньоне, в накладных волосах.
- Никак не пойму эту отвратительную моду, - пробормотал Полтари. - Как может дама из общества носить на голове волосы чужой женщины. Кровь прилила к бледному лицу Чашки, и она уперла руки в бока.
- А как ты носишь шкуру чужого теленка на ногах?
- Ну, ну, только не горячись, - сразу сдался Полтари. - Что ты хочешь? Что я должен сделать?
- Ступай возьми с собой человека с фонарем и ищите по дороге, особенно на месте драки.
- А может быть, она у Раганьошей выпала? Не пойти ли мне и туда, если не найду на улице?
- Нет, нет, туда я горничную пошлю, а то ты застрянешь там. Знаю я, что ты за птица! А речь должна быть готова.
- Благодарю покорно, у меня как раз подходящее для этого настроение. Вместо того чтобы искать сравнения, притчи, я должен разыскивать сейчас твои драгоценности. Нечего сказать, веселое дело!
Но все-таки он подчинился и несколько часов вместе с прислугой тщетно искал драгоценность. Наконец он пришел домой, сел за стол, склонился над ним, грызя перо, и вскоре заснул от усердия; проснулся же только утром, когда пришел гайдук доложить, что завтрак на столе и драгоценность нашлась, она закатилась под маленький столик.
ДЕВЯТАЯ ГЛАВА Волшебные тайны и пружины влияния неисповедимы
Тем временем возле комитатской управы уже собирался народ. Постепенно подходили и члены комиссий. По улицам, что вели к управе, коляски шли за колясками; в четверных упряжках ехали дворяне, обутые в гамаши, в шляпах с глухариными перьями; за ними в крытых повозках, кичливо рассевшись на задних сиденьях, катили румяные, почтенного возраста крестьяне с двойными подбородками, то и дело поплевывая сквозь почерневшие зубы, которыми сжимали сигары, - они ведь тоже были олигархами в своих деревеньках. Трое конных полицейских очистили от ротозеев площадь перед комитатской управой, чтобы освободить проезд. Подковы их коней звонко стучали по мостовой, когда они одним рывком оттесняли к рыночным палаткам толпу зевак. Все лавки были заперты, а эта значило, что осторожные торговцы считали вполне возможным какой-нибудь небольшой скандал.
Правда, любопытным еще почти нечем было поживиться, хотя требования у них были более чем скромные, и даже появление губернаторского егеря (нашего друга Бубеника) вызвало волнение. Егерь тащил на подносе завтрак из кафе "Серебряный рак" в губернаторский дом, из чего можно было заключить, что губернатор в в самом деле приехал ночью, а сейчас велел принести себе завтрак (хоть бы подавился им!). Иногда подъезжала занятная упряжка или интересные господа. Вот четверка вороных графа Топшиха - эх, и хорошо бы положить в карман те денежки, что они стоят! Следом подкатила простая повозка, вся белая, запряженная двумя превосходными липицкими конями. С заднего сиденья с трудом слезла пожилая чета. Судя по одежде и облику, можно было подумать, что это нотариус со своей подругой жизни, но соскочившая с переднего сиденья прекрасная девушка, в изысканном кружевном платье и флорентийской шляпе, украшенной сиренью, могла сойти и за графиню. Легкий гул прошел по толпе зевак.
- Смотрите, Мари Тоот!
- Э-эх! - послышались восхищенные возгласы, и знатоки даже прищелкнули языками.
- Ее привезли специально напоказ, - злословили стоявшие кучками женщины.
- А зачем такую показывать? Хоть в стене ее замуруй, все равно женихи отыщут.
Толпа почтительно пропустила госпожу Тоот, которая вместе с дочерью направилась к дверям комитатской управы. Господин Михай Тоот отстал от них, отдавая распоряжения кучеру, и тут какая-то задорная старуха торговка, знавшая его (впрочем, кто не знал господина Тоота?), окликнула из палатки и весело, скорее в шутку, предложила свой товар:
- Ваше благородие, купите тухлые яйца. По сниженной цене. Три крейцера штука.
- Тетушка Мачкаш, а свежие сколько стоят? - спросил Михай Тоот, обернувшись к торговке.
- Только два крейцера.
- Ай-яй, - шутливо попрекнул ее господин Тоот, - как же могут плохие яйца стоить дороже хороших?
- А так, - смеясь, ответила торговка, - что из свежего яйца только цыпленок вылупится, а из тухлого двуглавый орел.
- Ладно, тетушка Мачкаш, - сказал набоб. - Покупаю все ваши тухлые яйца. А ну, Палко, спрыгни-ка, собери их все и сложи на задник. И у других торговок скупи все тухлые яйца до последнего.
- А потом что с ними делать? - с любопытством осведомился кучер. Тоот шепнул ему на ухо:
- Подъедешь с ними к "Голубому шару", прямо под навес, и хлопнешь их там о столбы.
- Понял, ваша честь.
Господин Тоот отдал Палко десятифоринтовую ассигнацию, чтобы он уплатил за яйца, а сам скрылся в дверях управы. Устроив семью на хорах, прошел в зал заседания, где собралось уже порядочно людей. Кое-кто устроил смотр красавицам на хорах, что было недурным развлечением; другие блуждали глазами по висевшим на стене портретам пятидесяти четырех губернаторов, при этом с нетерпением поджидая пятьдесят пятого. Многие, сбившись в кучки, оживленно беседовали.
- Чую запах пороха в воздухе, - пророчил Иштван Киилени.
- А будет что-нибудь? - выведывал у посвященных вертлявый Эден Вилеци.
Палойтаи, почувствовавший себя вождем, застегнулся на все пуговицы и только одними "но-но" и "н-даа" давал понять, что он и значительнее других, и больше знает.
- Многие окружили Михая Тоота. Он виделся с новым губернатором. Ведь прошел уже слух, что губернатор, отстав вчера вечером от поезда, завернул вместе с охотниками к Тооту и оттуда ночью приехал в город. Его спросили одновременно четверо:
- Ну, каков он? Михай Тоот пожал плечами.
- Мне понравился.
- А верно, что он на Дон-Кихота похож?
- Я никогда не видел Дон-Кихота, - уклончиво ответил Тоот.
- Он больше на Питта похож, - заметил комитатский остряк, редактор Клементи.
- Чем же?
- Да тем, - объяснил Клементи, - что ни Питт, ни он не знают венгерского языка.
- Коперецкий безупречно говорит по-венгереки, - возразил Михай Тоот.
Тем временем слетались все новые и новые члены комиссии и вместе с ними - различные слухи то с улицы, то из зала, то из внутренних покоев.
- Губернатор уже одевается. Вокруг него целый двор, коньяку там выпито уйма! Гайдук только что понес из кофейни четвертую бутылку.
- Да, собрались лизоблюды, как вокруг Людовика XIV при одевании. Только что Коперецкому подает штаны не кентерберийский епископ, а Янчи Чова.
- Большая разница. А все же пора выгнать этого Янчи Чову, преотвратительный тип, - заметил кто-то, и окружающие стали искать глазами председателя опекунского совета Миклоша Пехея, у которого Чова, разорившийся помещик, служил писарем.
- Ничего из этого не выйдет, - перебил их знаток всех закулисных тайн, редактор Клементи. - В опекунском совете прочнее всех сидит Янчи Чова, хотя он только и делает целыми днями, что ногти чистит. Тем не менее он непоколебим. Любой может пасть, но не он. У Янчи имеется такой амулет, благодаря которому он всегда на коне.
- А именно?