Кроме того, пришло два-три анонимных письма из Бонтовара. Они были полны насмешек, угроз, в них говорилось, что пускай он не пытается даже ногой вступить в комитат, иначе ему несдобровать. "Нынче у тебя, Коперецкий, овес хорошо уродился, - так заканчивал один из анонимных "доброхотов", - поэтому оставайся-ка ты лучше дома у яслей".
Глаза его налились кровью. Он подскочил к дверям, кинулся вниз по лестнице в прихожую. "Бубеник! Бубеник!" - кричал он разъяренно.
Но в просторной прихожей был только Малинка, он сидел на ветхом бильярде возле своего саквояжа, ожидая, что же с ним будет.
- Ба! Да вы здесь? А я-то совсем забыл. Что это за безобразие такое? Ни комнаты ему не дают, ничего! Где этот проклятый Бубеник?
На его крики выбежала из кухни повариха с половником в руке и Анчура, та самая гренадерского вида девка, что давеча чистила карпа во дворе.
- Бубеник в саду, - доложила Анчура, - кроет ледник.
- Какой еще там ледник, - удивился барон. - Нет у нас никакого ледника!
- Есть, прошу прощенья. На этих днях вырыли яму, пока ваше высокоблагородие изволили в Пеште быть.
- Не давал я такого приказания! - Он сердито замотал головой. - Уже и Бубеник мне на шею садится. Пора его тоже прогнать. А ну, живо беги за ним!.. Вы же, мой друг Малинка, пойдете со мной. Я проведу вас в вашу комнату, но, видно, недолго вам жить в ней придется. Я получил дурные вести из моего комитата. А впрочем, что я говорю? Мой комитат? Чертов он, комитат этот, а не мой. Стоп! Погодите, не прикасайтесь к вещам, вы здесь гость, я сам снесу ваш саквояж и вычту за это из жалованья у жулика Бубеника. Да мне десяти форинтов дороже увидеть, какую он рожу скорчит.
При одной этой мысли сердитое, мрачное лицо Коперецкого почти просветлело, и он направился с саквояжем в руке налево по коридору.
- Вы любите музыку? - спросил он по дороге Малинку.
- Я и сам музицирую иногда.
- Тогда войдемте сюда, из этой комнаты вы лучше всего сможете насладиться моим дворовым оркестром.
И он ввел Малинку в просторную, старинную, сводчатую комнату. Это была комната для гостей, чистая, но с ветхим полом. Под окнами, выходившими в сад, раскинулся почти высохший пруд; он весь зарос просвирником и беленой, только на самой его середке виднелась зеленая лужица, облепленная манником.
Первый, кого они заметили в саду, был Бубеник - шустрый человек с рысьей физиономией. Он был в клетчатых серых брюках, некогда принадлежавших, наверное, какому-нибудь дипломату, и потертой синей куртке, которую носил, вероятно, пока она была еще юной, скорняк или слесарь… Узнав от Анчуры, что приехал барон, он со всех ног кинулся, огибая лужу, к барскому дому, и слышно было, как плюхаются в воду лягушки, в испуге спасаясь у него из-под ног.
Малинка тотчас понял, что такое дворовый оркестр господина барона, но его гораздо больше занимало другое: что случилось в Бонтойском комитате и почему он, Малинка, недолго останется здесь. Он пытливо вглядывался в лицо барона и даже прямо задал вопрос, но барон уклонился от ответа.
- Узнаете в свое время, а сперва мы устроим небольшую конференцию с Бубеником. И вы можете участвовать в ней.
- А кто такой Бубеник?
- Разве я не сказал вам? Мой камердинер, на редкость невоспитанный человек. Если я выгоню Бубеника, мне будет очень недоставать его. Но, видно, к тому идет. Однако вы располагайтесь, будьте как дома. Анчура принесет воды и все прочее, необходимое для комфорта.
- Большое спасибо, ваше высокоблагородие, но я не больно-то изнежен, довольствуюсь и малым.
- Знаю, друг мой, но что положено, то положено. Горничная принесет вам кошек, сколько нужно. Сейчас я дам ей приказание.
- Каких кошек?
- Обыкновенных кошек. Видите ли, в доме много мышей, они пищат, грызут ночью, царапаются, бегают, точно жеребята по пустой конюшне, и не дают спать. А я для борьбы с ними воспитываю кошек. И с гордостью могу сказать - у меня превосходные кошки собственного вывода, ей-богу, первоклассные кошки, никак не дождусь, чтобы где-нибудь устроили кошачью выставку, уж там я наверняка получу первую премию. Перед тем как выпустить, Бубеник морит их голодом в чулане, и после этого они необычайно ловко выполняют свои обязанности. Живучие твари! Эти не поступят со мной так нахально, как Бимбо в Седреше, тот, что отдал концы. Эти на голод не обижаются, и чем больше голодают, тем у них лучше работа спорится. Да, многое нужно для того, чтобы барский дом в деревне был благоустроен. Всем надо запастись самому. Когда у меня много гостей, то на комнату в одно окно приходится только по одной кошке, а в два окна - по две. Но сейчас я могу дать вам на ночь столько кошек, сколько вам угодно.
- Спасибо, обойдусь и двумя.
- С ними вы будете спать, как сурок. Особенно если, как вы сказали, любите лягушачий концерт. Я лично терпеть не могу лягушек. Они как попы, поднимутся на цыпочки и видят только то, что позади них. Поэтому уж лучше бы они не поднимались, не двигались.
Причудливые рассуждения барона были прерваны стуком в дверь. На пороге стоял запыхавшийся Бубеник.
- Ну как, пришел, ненаглядный! - накинулся с издевкой на него барон. - Разве сейчас надо было прийти? - кричал он высоким голосом. Бубеник передернул плечами.
- А я почем знал? Не слышал тарахтенья коляски, и все. А коли нужен, так вот я и здесь.
- Еще бы! Но саквояж гостя мне пришлось нести. Бубеник и на это пожал плечами и бросил небрежно:
- Рука-то ведь не отломилась.
- Нет, - уже тише ответил барон, к немалому изумленью Малинки, - но из жалованья твоего я все же вычту за это.
- Ничего, а я вдвое сдеру с вашей милости, да так, что и не заметите.
- Ладно, ладно, плут. Я за тобой послежу! Так где же ты шлялся?
- Ледник строил в саду, под липами.
- А разве я велел тебе строить? - Барон сердито топнул ногой. - Как ты смеешь без моего разрешения?
- А вы сами сказали, что неплохо бы ледник иметь.
- Но денег я ведь не отпустил на это!
- А он и не стоил ни гроша.
- Мужики тебе даром выкопали, не так ли? - вскипел Коперецкий и снова напустил на себя такую ярость, что даже зубами заскрежетал.
- Не скажу, что даром, потому что…
- Ну, вот видишь…
- …они еще и приплатили, чтобы я разрешил им…
- Ты что, Бубеник, взбесился? Заговариваться стал!
Тут Бубеник и рассказал историю с погребом. Он (то есть Бубеник) велел старой отставной ключнице растрезвонить по всей деревне давнюю легенду о том, как во время турецкого нашествия Балаж Коперецкий, перед тем как бежать от турок, зарыл где-то в саду или во дворе большие сокровища. Когда алчные мужики начали об этом болтать повсюду: и в корчме, и на мельнице, и в кузне, - Бубеник в том месте, где барин предполагал выкопать погреб, две ночи подряд ставил крынку и зажигал в ней спирт. Позаботился он и о том, чтобы огонек этот заметило как можно больше болтливых слуг. И что же? На третий день к нему нагрянуло несколько мужиков. Они заранее договорились между собой и таинственно попросили его, пока барина нет дома, позволить им копать там, где горел огонек, ибо там наверняка есть что-то. Бубеник поначалу сопротивлялся, говорил: "Там клад зарыт, и я не дурак позволить вам копать". Но мужики взывали к его здравому смыслу: мол, тогда-то и был бы он дураком, если бы им не позволил. Они отдадут ему половину клада, а барон, ежели велит копать, швырнет разве что десяток форинтов. "Что правда, то правда, но это верная десятка, - сказал Бубеник, - а про вашу половину еще бабушка надвое сказала". Мужики пошептались, пошептались и, собрав десять форинтов, предложили Бубенику в виде задатка, если он закроет глаза на то, что они ночью будут копать в саду. Так они позавчера ночью и выкопали яму для ледника, к тому ж работали в самую горячую нору, когда все, у кого руки-ноги целы, пахотой да севом заняты.
Коперецкий за живот держался от смеха, тут же забыв про все свои беды; он был вне себя от восторга.
- Бубеничек, Бубеник, жулик ты мой золотой! Но вдруг лицо у барона вытянулось, и он сказал совсем другим тоном:
- Но если ты, Бубеник, такой хитрец, задам я тебе задачку позаковыристей. Мне нужно выслать тестю две тысячи форинтов, причем завтра же, да и мне самому понадобится тысяча, а то и две для всяческих торжеств. Так вот, живо присоветуй, где мне их раздобыть!
- Возьмите в ссудо-сберегательной кассе.
- Там я уже исчерпал все кредиты.
- Да, но они с тех пор опять появились.
- От чего?
- А пражское наследство, это, по-вашему, что - сапоги всмятку? - спросил Бубеник, льстиво моргая.
- Сапоги не сапоги, - ответил барон, - да только в руках у сапожников. У судейских то есть. Суд ведь еще будет… Бубеника и это не смутило.
- Что ж, попытаемся одолжить у водинайского еврея. У него денег куры не клюют.
- Это и мне пришло в голову, да только года два назад. С той поры все и одалживал у него, а теперь уже точка, нельзя.
- Тогда ничего больше не остается, - рассудил Бубеник, - как созвать стражниц чепца. Коперецкий даже охнул от этих слов, будто его пчела ужалила.
- Стражниц чепца! - пробормотал он, и глаза его расширились от ужаса. - Нет, нет, Бубеник! Пускай минует меня сия горькая чаша. Нервы у меня слабые, и я не выношу женского плача. Видит бог, не выдержу.
- А ведь другого пути нет.
Коперецкий сердито носился взад и вперед по комнате, потом вдруг остановился перед Малинкой и вздохнул; "Уж лучше бы я украл эти деньги, все бы лучше!" Потом еще раза четыре пересек комнату, пристукнул ладонью паука на стене, который игриво спускался с потолка на тонкой нити, затем тупо и мрачно согласился на все.