- А по фамилии?
- Дударь.
- Ну, хорошо, Янка Дударь, пока рассветет, посиди у ворот да смотри не шуми здесь.
Стал Дударь дня ждать. Сидел, сидел, опять грустно стало, к тому же под утро холодом потянуло, хотя это и летом было. Снова достал он свою дуду, чуть-чуть наигрывает, чтобы за воротами не услышали.
Глядь - а на заборе какие-то головки показались- одна, вторая, третья. Ангелочки.
- Слушайте, слушайте, - говорит один, - как красиво играет!
Здесь уже Дударь не выдержал и начал играть во весь голос.
- Ах, как красиво! Вот хорошо! И что это за музыка такая? - удивится ангелочек.
- Это борисовская, - сказал Дударь.
Вдруг загремели ключи в замке и открылась ворота. В воротах стоял небесный Ключник, святой Петр.
- Дудар!
- Чего?
- Пойдем!
А по небу уже разошлась молва, что пришел музыкант из Беларуси и очень хорошо играет на дуде. Дошло это и до самого Бога, который, выйдя из покоев, сел на крыльце прохладиться: за работу не брался потому что, что воскресенье было.
Не успели Дударю квартиру назначить, как пришел к нему ангел, только не такой, как предыдущие - маленькие, в белых майках, с белыми крылышками, а большой, в серебряной одежде.
- Янка Дудар! - сказал посланник.
- Что, сударь?..
- Правда, что ты умеешь играть?
- Правда!
- А сыграл бы?
- А почему же не сыграть! Перед кем?
- Перед Богом Святым!
Почесал Дударь затылок, да недолго думал. Борисовец был, а все борисовчане - народ смелый.
- Сыграю, - говорит.
- Ну, так пойдем! - говорит ангел.
Пошли. Ангел спереди, Янка сзади. Смотрит, удивляется.
С обеих сторон дороги серебряные дома, а живут в них святые. В конце улицы увидел самого Бога, который сидел на крыльце и ждал.
Дударь даликатненько поклонился - был он человек бывалый и знал, как где нужно притаится. Бог кивнул головой.
А кругом уже собрались ангелы - малые и великие, архангелы в золотых и серебряных одеждах, святые и просто так праведные души - мужики и бабы. Народу тьма, яблоку негде упасть, и все хотят послушать музыку.
- Ну, Дударь, - сказал Бог, - играй!
А Дударь вновь поклонился и говорит:
- Смиренно кланяюсь вельможному Пану Богу, и извините, что я спрошу: нет ли здесь на небе кого-нибудь из наших, борисовских, только чтобы из молодых?
- А зачем тебе?
- Под танцы играть ловчее.
Улыбнулся Бог и дал знак ангелам. Полетели двое, но вскоре вернулись, говорят:
- Нашли двух борисовчан, только очень старых.
- Старые не годятся, - сказал Дударь - не смогут станцевать. Извините, что спрошу: куда же делись молодые? И молодые же иногда умирают.
А святой Юрий на это говорит:
- Молодых надо в чистилище искать.
- А и правда, - сказал Дударь - не иначе, как в чистилище. Наверняка в чистилище. На моей памяти сколько этого народа перемёрло: Никита Гарбуз - тот, что от водки задохнулся, Степан Крук из Докшиц, которому в корчме лоб разбили, Артем Шыка из-под Зембина и Антон Прычепка из-под Дядилавичей - хорошие танцоры были: прибили их на игрищах.
Дударь долго бы еще вычислял умерших молодыми борисовчан, но Бог кивнул рукой:
- Играй!
- Какую?
- А какая лучше. Веселую!
- Веселую, так веселую.
Настроил Дударь пищик, уж он надул мех, заиграл.
Хорошо или плохо играл он, не помнил этого, так захватило в него дух от радости, что стал достоин играть перед самим Богом. Только когда кончил, видит - Бог кивает головой: удовлетворен. А ангелы и святые, так те не нахвалятся:
- Ах, как хорошо! Во это хорошо!
И когда Бог пошел в свои покои, они стали просить дударя, чтобы еще поиграть. После спел. А музыкант и рад этому - играет и поет так, что по всему небу гул раздается. Слушали, слушали праведники, а дальше и сами начали подпевать - сначала в полголоса, а впоследствии и от дударя не отстают:
Ох ты, дудка моя,
ух-я!
Весели ты мяне,
ух-я!
На чужой стороне,
ух-я!
Поют всем небом, похлопывая в ладоши. Проходит мимо святой Иосиф. Смотрит, что за диво?! Вместо архангела Гаврила, который обучал праведные души небесным песнопениям, сидит на скамье Дударь с волынкой, а возле него души - мужские и женские - хором подпевают светские песни.
- Матушка Ты Святая! - крикнул святой Иосиф, схватился за голову, и побежал к святому Петру.
А туда как раз приходит и сам архангел Гавриил, и тоже жалуется.
- Так и так, - говорит. - Никто не хочет учиться небесным песнопениям, все поют белорусскую "дудку". Дударь учить. Что делать?
- Этого нельзя позволить, - говорит тогда святой Петр Архангелу Гаврилу. - Уж не позвать ли нам сюда дударя?
- Можно.
Идет Дударь, волынка под мышкой, поклонился.
- Дударь, - говорит святой Петр, - а не лучше ли было бы тебе пойти отсюда куда-нибудь в другое место?
- С неба?
- Ну конечно.
- А куда же мне идти?
- Хм, и вот ведь - куда? - Святой Петр задумался.
- Отчего же вы хотите, чтобы я отсюда ушел? Я ничего плохого здесь не сделал: не украл, не обидел…
- Знаю, знаю. Дело, братец, вот какое, на небе светские песни начали петь, - сам ты рассуди - недостойно.
- Ну что ж, если так, то я пойду к себе.
- Только вот беда - куда тебя отправить?.. А может, дуду бросишь?
- Нет, лучше я уже пойду отсюда.
- Куда пойдешь?
- Я найду себе место. Пойду туда, откуда пришел.
- В Борисовщину?
- А то куда?
- А я думал на какую-либо звезду тебя послать.
- Зачем на звезду? Пойду в Борисовщину.
- Совсем из рая?
- Э… что там рай? Наша Беларусь - это не небо. В Беларуси без песни нельзя. Там люди работают, а с песней человеку всякое горе в половину. Буду ходить со своей дудою по лесам и полям. Будет сидеть у скота пастушок с жалейкой, неслышно подойду к нему и сыграю ему над ухом; начнет петь девочка, задумавшись над светлым ручьем, научу и ее, - пусть не затихают в Беларуси песни. Пойдут мужья с топорами в лес, я притаюсь за соснами и сыграю им, чтобы лучше шла у них работа. А не найду людей, буду слушать, как шумит темный бор, как булькает вода, переливаясь в ручье, и подыграю им. Эх, трудно в нашей сторонке, но и хорошо в ней. Я еще, когда жил, так просил Бога, чтобы позволил мне по смерти в Борисовщине остаться. На никакой рай не променяю ее.
- Ну, хорошо, если так, ступай себе с Богом, - сказал святой Петр. - А то ты все небо нам попортишь. Только смотри не обижайся!
- Какая тут обида?
Поклонился Дударь апостолу и вышел из райских ворот на большую небесную дорогу.
Была ночь. Стал волынщик спускаться по Млечному пути вниз. А когда оказался на воле, крикнул:
- Эй, эй! - И начал дуть изо всех сил в дуду.
И так шел он, все ниже и ниже, спускаясь в борисовскую сторону, пока не скрылся в пуще.
Биография
ВАЦЛАВ ЛАСТОВСКИЙ
(1883–1938)

Вацлав Устинович Ластовский (08.11.1883, имение Колесники Дисненского уезда, ныне Глубокский р-н Витебской обл. - 23.01.1938), историк, этнограф, писатель, общественный и политический деятель. Академик Национальной академии наук Беларуси (1928).
С 1909 г. в редакции газеты "Наша ніва", в 1916–1917 гг. редактор газеты "Гоман", в 1918 г. журнала "Крывічанін" (Вильно). В 1923–1927 гг. редактор журнала "Крывіч" (Ковно). В 1919–1923 гг. возглавлял Раду министров Белорусской Народной Республики. В 1920–1926 гг. в эмиграции. С 1927 г. директор Белорусского государственного музея, в 1929 г. непременный секретарь Белорусской академии наук, заведующий кафедрой этнографии. В 1930 г. осужден на 5 лет высылки в Саратов и лишен звания академика. Повторно арестован в 1937 г. и приговорен к исключительной мере наказания. Реабилитирован по первому приговору в 1958 г., по второму приговору в 1988 г. Восстановлен в звании академика в 1990 г.
Автор работ по истории Беларуси, словарей. Опубликовал ряд рассказов и повестей.
Основные труды:
1. Падручны расійска-крыўскі (беларускі) слоўнік. Коўна: Друк. А.Бака, 1924.
2. Кароткая гісторыя Беларусі. Мн.: Універсітэцкае, 1993.
3. Выбраныя творы. Мн.: Беларускі кнігазбор, 1997.
4. Гісторыя беларускай (крыўскай) кнігі. Мн.: Мастацкая літаратура, 2012.
Библиография
Вацлаў Ластоўскі. Выбраныя творы. Мн.: Беларускі кнігазбор, 1997.

Перевод повести "Лабиринты" Евгения Рыбаченко Переводы рассказов А. В. Левчика.
На обложке фрагмент картины В. Д. Войтеховича "Лабиринт".
Примечания
1
От издательства. Мы поручили сотрудникам нашего издательства проверить данные о Зямельчице, и получили такую справку: "Сказано о Зямельчице немало у многих древних писателей: Herodotus IV, 93, 94; Arian expedit Aleksandri lib I; Hellanikus (etymolog. magn. voce; Pomp. Mela II, 2; Strabon VII, 2977). О словенском народе (…) говорится, что это очень мужественный и справедливый народ; они верят, что после смерти идут к своему Богу Zamolxisa, который почитается той же сущностью, что и Gebeleisis (Herodot).
Некоторые греки утверждали, что Zamolxis - Зямельчиц был учеником Пифагора и пифагорейскую науку о загробной жизни распространил между своих единоплеменников - гетов (Strabon). Но это, безусловно, ошибочно, ибо Зямельчиц жил намного раньше Пифагора, не менее чем на сто или сто пятьдесят лет раньше. Ошибочно также утверждение Геродота, что у гетов Gebeleisis (Наивеликий - Optimus) был той же сущностью, что и Зямельчиц, который расширял науку о единой первопричине, а значит, был только обожествлённым человеком.
Из новейших писателей о Зямельчице (Zamolxis) писали: de Brosse i d’Anville в mémoires de l'acad. des inscript. T. XXXV et XXV и Ernest Gotfried Grodeck в рассуждениях, de immortalitatis quam Getis persuasisse dicitur Zamolxo ratione, a также его: Graecorum de Zamolxide fabule".
2
От издательства. Из текстов Меандра (323 г. до н. э.) известно, что Зямельчиц расширял науку очень похожую, в общих чертах, на буддизм, но выходящую из глубины мысли дако-гетского племени.
3
Kronos (греч.) - время. Кон - круг, коло, круг годовой. А в немецком Gott - год.
