Юра целиком ушел в работу, но забыть о Тане было против его воли, и, разъезжая по буровым или сидя над сводками показателей проходки скважин, он то и дело вспоминал о ней. Он часто думал и завидовал Рамазану. Парень что надо, любой девушке понравится. Здоров, широкоплеч, говорлив - за словом в карман не полезет, к тому же любитель цветов - увлечение для мужчин редкое. Встречая Рамазана, Юра старался не подавать виду, что завидует ему. Но что-то и Рамазан не очень бывал весел. Однажды зайдя в КРБ, чтобы сдать сводку, он преподнес телефонистке Леночке три розы. Юра шутливо заметил:
- Смотри, Рамазан, узнает Татьяна Мирановна, - приревнует.
- Ну что вы, Юрий Ратхович! Вы жестоко ошибаетесь, если считаете, что Татьяна Мирановна неравнодушна ко мне. У нее есть другой. Она так и сказала мне: "Простите, Рамазан, но мое сердце целиком занято другим".
- Кто же этот счастливчик? - все еще в шутливом тоне спросил Юра.
- Откуда мне знать, Юрий Ратхович! Разве такое женщины говорят. Может быть, кто-то из Грозного… сокурсник какой-нибудь.
- Вероятно, так и есть, - согласился Юра. - Но не будем завидовать, а лучше пожелаем Татьяне Мирановне самого большого счастья.
- Я тоже так думаю, - сказал Рамазан. - Она достойна самого большого счастья.
Дни, полные напряжения, летели быстро. Позади остались август и сентябрь. На вышках и бараке, на домиках заалели призывы в честь двадцать третьей годовщины Октября. Добыча нефти на действующих скважинах Центрального участка заметно возросла. Промысловики применяли на старых буровых повторное глубинное бурение. Все нефтескважины были оснащены глубинными насосами. Два и три года назад разлившаяся по низине нефть из фонтанов собиралась в специальные нефтяные амбары. На этом участке действовала "легкая кавалерия", и начальником штаба у молодежи был Юрий Каюмов. "Туркменнефть" взяла обязательство дать стране в сорок первом году 800 тысяч тонн нефти. Впереди еще был целый год, но показатели добычи все время росли. И на участках разведочного бурения одна за другой вступали в эксплуатацию буровые. Настроение у нефтяников было по-настоящему ударным.
Юра, занятый делами, днем редко бывал у себя в кабинете. Чаще всего заходил туда после ужина, когда в час пересмены на буровых, к нему шли по разным вопросам люди. Тогда же раздавались в его кабинете и телефонные звонки. Тревожило начальство "Туркменнефти", плановый отдел, отдел кадров…
- Мне, пожалуйста, инженера Каюмова! - голос показался Юре очень знакомым.
- Я слушаю, - отозвался он.
- Юрий Ратхович, это я… Русланова… Таня…
- А… Вот это кто! А я подумал - знакомый голос. Здравствуйте, Татьяна Мирановна. Чем могу служить?
- Боже, как официально, - обиделась Таня. - Значит не зря я все время думаю, что вы на меня почему-то обижены?
- Ну, что вы, Татьяна Мирановна! За что я должен на вас обижаться? - Юра прикрыл дверь и сел на подоконник.
- Тогда почему не заходите в управление? Вернее, заходя в управление, ни разу не заглянули в лабораторию?
- Да как-то… - Юра не нашелся что сказать.
- Об альпинизме почему-то забыли! - Таня засмеялась приятно, с едва уловимой иронией.
- Ну, какой альпинизм, Татьяна Мирановна? - в тон ей ответил Юра. - Вам больше нравятся розы, и я решил заняться разведением роз!
- Юрий Ратхович, я польщена, но, по-моему, ваша шутка неуместна. Я отказалась от роз Рамазана в тот самый день, когда вы были в больнице.
- Да?! - Юра сделал вид, что ничего не знает. - А почему отказались?
Таня некоторое время молчала. Юра представил ее, сидящей за столом и многозначительно переглядывающейся с подружками-лаборантками. Но вот - ответ, с некоторой обидой в голосе:
– Не задавайте глупых вопросов.
Теперь уже, молчал Юра. Подумав немного, спросил:
- Вам пишут из Грозного?
- Да, конечно. Я часто получаю письма от отца и мамы.
- Я имею в виду письма вашего близкого друга.
- У меня нет близких друзей, - отозвалась с недоумением Таня. - Есть товарищи по техникуму, но они все разъехались - кто куда.
- Ну, Татьяна Мирановна, - простодушно пожурил ее Юра. - Рамазан мне жаловался, что сердце ваше целиком занято другим, а послушать вас - получается, что и друга у вас нет.
Таня замолчала, затем очень неловко произнесла:
- Не надо об этом.
И его вдруг осенило: "А вдруг этот другой - я?"
- Ну, хорошо, не буду больше, - сказал Юра. - Простите, Татьяна Мирановна.
- Таня, - поправила она его. - Вы же называли меня так.
- Да! Но и вы - тоже!
- И я тоже! - Таня засмеялась и торопливо сказала: - Юра, приезжайте, я буду ждать вас. Кстати, вы написали письмо отцу о снаряжении?
- Да, конечно! Он обещал помочь.
- Ну, до встречи… - Она положила трубку.
Теперь они разговаривали по телефону почти ежедневно. Лишь изредка, когда Юра оставался на ночь на той или другой буровой, день проходил у него без телефонного свидания.
Накануне праздника Таня, как всегда вечером, позвонив ему, сообщила:
- Юра, прилетел какой-то летчик. Привез тебе посылку - огромный ящик, поставили в лаборатории. Сам летчик, Пальванов, кажется, ждет тебя в гостинице. Утром он улетает.
- Пальванов, говоришь? Знаю такого. Это Сердар. А что за ящик?
- Понятия не имею. Я не стала расспрашивать - неудобно.
- Таня, я постараюсь сейчас же приехать!
Часа через два он был в Небит-Даге. Машина проползла по темной улице от станции в сторону гор. В домах светились окна и возле кибиток из жерл тамдыров вырывался огонь, но этого света не хватало, чтобы видеть в ночи город с его домами, постройками и будками. Возле здания "Туркменнефти" на столбе горела электролампочка. Вахтер, увидев подъехавшую легковушку, проворно встал со скамьи. Юра спросил, есть ли кто-нибудь в лаборатории. Старик сказал, что все давно ушли, и Юра велел шоферу ехать в гостиницу. Здесь он справился у дежурной о летчике Пальванове. Женщина провела его в конец коридора и постучала в дверь номера. Открыл Сердар. Он был в футболке и шароварах.
- Не ждал, - сказал он, пропуская гостя в комнату. - Вернее, ждал с вечера, а потом решил, что уже поздно, и ты не придешь.
- Да вот добрался кое-как, - оглядывая комнату, сказал Юра. - Таня позвонила мне после того, как ушел поезд. Пришлось ехать на машине, а дороги тут у нас - черт голову сломит. Тридцать километров, а тащились целых два часа. Завидую тебе, Сердар, - твоим быстрым крыльям. Не рытвин для тебя, ни ухабов.
- Сразу видно, что ты никогда не поднимался в воздух. - Сердар покровительственно улыбнулся. - Что касается быстрых крыльев - ты прав: сегодня я в Ашхабаде, завтра в Чарджуе, послезавтра - в Ташаузе. Но что касается рытвин и ухабов, то ты дал маху. Там, в небесах, знаешь какие ямы! Иногда попадешь в такую болтанку, что и свету белому не рад.
Они сели друг против друга за столом. Сердар откупорил бутылку боржоми, налил в стаканы.
- Моих давно видел? - спросил Юра.
- Отца с неделю назад, Тамару Яновну позавчера. Передала тебе твой серый костюм, там в ящике у вас, в "Туркменнефти". Отвези, говорит, а то уже осень, а он все в рубашке щеголяет. И пусть, говорит, передаст все, что надо постирать.
- О-о! - взмолился Юра. - Узнаю маму! Она меня уже десять лет преследует своей стиркой. В Туле учился, все время в письмах донимала - спрашивала: кто же тебе, Юрочка, стирает. В Москву переехал - опять те же вопросы. А здесь она решила воспользоваться твоим аэропланом. Сердар, скажи ей, что у меня есть кому стирать - пусть не беспокоится!
- Что, действительно, есть кому? - Сердар подморгнул. - Может тоже тайком, как Акмурад в Ташкенте?
- Да брось ты! - обиделся Юра. - Если б женился - пригласил бы, наверное, на свадьбу.
- Не скажи, Юра. Род ваш, каюмовский, своевольный. Дядька твой, Аман, до сих пор - только и слышишь - клянет своего сына Акмурада, понять не может, в кого он такой уродился. А Галия-ханум перечит ему. В тебя, говорит, уродился, больше не в кого. Ты-то, говорит, меня, как ястреб ласточку, схватил на лету и утащил в пески… Так что, Юра, если с тобой случится что-то подобное - я не удивлюсь и буду приветствовать. Брак по любви без калыма и всяких сделок - этаже прекрасно! Клянусь, Юра, меня бы пытками никто не заставил жениться на нелюбимой. С Зиной у нас, сам знаешь, дружба с самого детства.
- Как она живет? - полюбопытствовал Юра.
- Неплохо живет - можешь судить по мне. Переживает, конечно: все-таки небо - это не земля. На земле споткнешься, нос разобьешь, в небе - кости поломаешь. Недавно, в связи с событиями в Польше, уезжал в боевой полк. Два месяца проходил боевую подготовку. Что-то неладное творится в мире. Европа почти вся в руках фашистов.
- Неужели и на нас поднимут руку?
- По-моему, да, - подтвердил Сердар и добавил, подумав: - И не только - по-моему. Все давно понимают, что война неизбежна, и торопятся, чтобы не застала она врасплох. Маневры проводятся, военные игры, не говорю уже о соревнованиях Осоавиахима. Года три назад только и заботились о значкистах ГТО, а сегодня все оборонные кружки действуют. У меня нет ни одного дня отдыха. То в рейс, то еду на аэродром к твоему отцу, на выброску парашютистов. Он-то и нагрузил меня ящиком.
- Слушай, Сердар, я давно у него прошу, чтобы прислал снаряжение для альпинистов, а он мне шлет какие-то непонятные ящики.
- Ну так я и привез в ящике альпинистский инвентарь - шесть комплектов. Одних веревок - десяток слонов можно опутать.
- Что ты говоришь! - удивился Юра. - Вот Таня обрадуется!
- Что у вас тут и девушки - альпинистки?