Сердар с Зиной сели в середине, так, чтобы их было видно всем. Чары-ага, Иргизов и несколько женщин - с ними рядом. Тотчас Иргизова избрали тамадой, хотя и без того уже было видно, кому вести свадебное веселье. Иргизов, не мешкая, сказал несколько слов о женихе и невесте и дал слово замдиректора фабрики Поповой. Женщина, с хорошо поставленным, командирским голосом, привыкшая распоряжаться и докладывать на собраниях, тут вдруг растерялась. Вроде бы, официальная речь на свадьбе не нужна, а по-простецки, по-свойски - что скажешь? Подумала, посмущалась немного и начала с того, как молоды и красивы новобрачные, какими хорошими делами оба заняты: один в небе летает, а другая - доктор, без нее бы туго пришлось бабонькам. И настроение было бы не такое, как надо, и нормы были бы не такие, как есть. И если уж пошло насчет норм, то без хвастовства скажем, что прядильно-ткацкая фабрика, встав на стахановскую вахту в честь Первого мая, завоевала в соцсоревновании первое место, о чем и докладываем представителю Балтийского флота, товарищу Смирнову. Попова склонилась над соседом-моряком и дотронулась до его бритой головы ладонью. Моряк посмотрел на нее снизу и отвел голову. Все засмеялись. А девчата, сидевшие в конце столов, и не слышавшие, о чем там "напевает" администраторша, начали скандировать: "Горько! Горько! Горько!" Попова поняла, что сказать ей больше ни слова не дадут и тоже закричала:
- Горька! Горько! Целуй, жених, невесту-то, чего сидишь! Встаньте оба, как положено, и поцелуйтесь!
Молодые стесненно повиновались. Зина шепнула Сердару, чтобы не мешкал и не стоял, как вкопанный, и сама первой потянулась к нему. Тотчас они сели, и все выпили по первой рюмке. И не успели гости закусить, как Иргизов объявил, что просит слово отец жениха, Чары-ага Пальванов. Через секунду, другую Иргизов уже раскаялся, что дал слово Чары-аге - забыл, по прошествии многих лет, на какие штучки способен старый вояка. А Чары-ага только, и ждал случая, чтобы, встретясь с ним, еще раз напомнить добрым людям о том, как вытянул его со дна колодца. И начал свою речь Чары-ага без всяких вступлений:
- Я, товарищи, нашего тамаду в двадцатом со дна колодца достал. А если бы не достал, то и свадьбы бы не было. Зиночка не приехала бы в Ашхабад, я с Сердаром тоже бы жил в Карабеке…
Чары-ага, подшучивая, начал подробно рассказывать о белом "мертвеце" выскочившем с кладбища, о собаках, загнавших "мертвеца" в колодец… Лилия Аркадьевна вспомнила - в двадцать девятом, когда Сердар уезжал в Вольск и зашел проститься с Иргизовым, тоже что-то говорилось об этом. Иргизов тогда назвал спасителем Сердара, но как спасли его, Лилия Шнайдер не поняла. Не до того было. Сейчас Лилия Аркадьевна, слушая Чары-агу, смеялась со всеми вместе и следила за Иргизовым, как он реагирует на рассказ о нем. Иван молил о пощаде, искал заступничества то у Морозова, то у женщин и, обводя взглядом застолье, встретился со смеющимися глазами Лилии Шнайдер. Сначала до него не дошло, что это она. Но он почувствовал знакомый и забытый взгляд, и вновь посмотрел на нее. Да, это была Лилия Аркадьевна: красивая, изящная, как прежде. Только лицо, губы и строгие глаза отмечены нежной добротой материнства. Иргизов, остановив на ней взгляд, замолчал, сильно смутился и поднял в знак приветствия руку. Она улыбнулась и кивнула ему. Он тотчас забыл о Чары-аге и всем своим существом перенесся в день, когда последний раз видел ее. Вспоминая о прошлом, он настолько ушел в себя, что следящие за ним Ратх и Тамара Яновна откровенно рассмеялись. Ратх позвал:
- Иргизов, пересаживайся к нам! Место есть - подвинемся.
Опомнившись, он наигранно громко отказался от такого предложения, мол, место тамады у штурвала пиршества, но с этой минуты, - сам ли забавлял публику или давал слово другому, - уже не упускал из виду Лилию Аркадьевну и все время помнил о ней.
Между тем свадьба интенсивно набирала заряд веселья. Шаг от сдержанной трезвости к непринужденности опьянения был сделан, и над двором Пальвановых, над столами стоял нестройный гам от сотен голосов. В гаме этом то и дело прорезался голос Иргизова, объявлявшего очередного оратора. Произнес тост майор Морозов - сказал, как из бедной деревенской Золушки Зина превратилась в городского врача, а Сердар из подпаска - в летчика. Сказал несколько теплых слов о Сердаре инструктор Осоавиахима Ратх Каюмов. Осмелев от выпитого, попросила слово Лилия Аркадьевна, чего Иргизов не ожидал. Она принялась, рассказывать о прекрасной семье Иргизовых, о том, что знает Зину и Сердара много лет. И то, что оба они нашли свое место в новой жизни, конечно же, заслуга тут прежде всего Иргизова. Произнося тост, Лилия Аркадьевна допускала небольшие паузы, подбирая слова для очередной фразы, давалось ей это непросто, и она против своей воли растерянно смотрела на Иргизова. Взгляд ее как бы говорил: "Да помоги же - я не знаю, что еще сказать!" И Иргизов подсказывал ей и про себя отмечал: "Она такая же, как и прежде". Он подумал: вероятно, надо пересесть к ней и поговорить, но тут Лилия Аркадьевна начала прощаться с Тамарой Яновной и Ратхом. Стараясь незаметно покинуть свадебное пиршество, она сначала отошла к дереву, затем направилась к центральной аллее городка. Иргизов следил за ней и, чем дальше она уходила, тем беспокойнее становилось у него на душе. Пользуясь тем, что в тамаде давно уже потребностей нет и всяк предоставлен себе, он вышел из-за стола и тоже направился в аллею.
- Лилия Аркадьевна! - окликнул он удалявшуюся женщину.
Она остановилась, повернулась к нему, и он увидел каким неподдельным нежным торжеством осветилось ее лицо. Она сделала усилие, чтобы подавить в себе эту слабость и, приняв шаловливо безразличный вид, сказала:
- Ах, Иргизов, прости меня… но мне некогда. Мама беспокоится, да и Шурочка, наверное, плачет.
- Лилия Аркадьевна, да я без всякого… Просто давно не виделись. Вы уходите, но мы даже не поговорили.
- О чем говорить, Иргизов? - У Лилии Аркадьевны насмешливо засияли глаза. - Надеюсь, ты не станешь упрекать меня, что я вышла замуж? - Она засмеялась, но увидев подбежавшего к Иргизову его сына, сделалась страже. - Сын у тебя мировой. Мы уже познакомились. Я была у тебя сегодня на Артиллерийской. Жену твою тоже видела. Нина Михайловна выглядит прекрасно. Проводи меня немного, думаю, там и без тамады обойдутся. Идем, Сереженька.
Лилия Аркадьевна взяла мальчугана за руку, с другой стороны зашел Иргизов.
- Вы мало изменились, - сказал он и добавил, подумав: - По крайней мере, внешне.
- Зато ты здорово изменился, - сказала она. - Возмужал и, самое главное, твоя актриса научила тебя говорить комплименты, чего не могла в свое время добиться я. В самом деле, ты стал элегантнее, предупредительней. Словом, то, о чем так пеклась я, сделала за меня другая. У тебя появились манеры ультрасовременного мужчины.
- Чепуха, Лилия Аркадьевна, я дрессировке не поддаюсь - это точно, - с некоторой обидой возразил он. - Если хотите знать, то и наша размолвка с вами произошла именно по той причине, что вы усердно старались сделать из меня современного мужчину.
- Боже, Иргизов, как ты поверхностно судишь обо мне до сих пор, - Лилия Аркадьевна усмехнулась. - А я-то думала, что ты догадываешься о моей любви к Чепурному… Я не могла жить, не думая о нем, он мне очень нравился. Я была рада, когда ты познакомился с Ручьевой! - Лилия Аркадьевна лгала - ей так хотелось насладиться победой, хотя бы ложной, над бывшим своим ухажером. Ей так хотелось возвыситься над той, которая вытеснила ее из сердца Иргизова. Лилия понимала, как фальшивы ее слова, смех и ненужная бравада своим счастьем. Но она делала это против своей воли. И способствовало ей выпитое вино. - Ох, Иргизов, Иргизов, актриса сумела перекроить тебя на свой лад. Впрочем, актрисы все одинаковые: ахи, вздохи и непостоянство. Удивляюсь, почему она не оставила тебя до сих пор?
Иргизова отрезвила эта откровенная насмешка.
- Лилия Аркадьевна, вы, как прежде, слишком строги и несправедливы, - сказал он, хмурясь. - Я согласен с вами: век театральной богемы еще не отжил. Но согласитесь со мной - новый современный, советский театр, уже заявил о себе во всю силу. И атмосфера в нем тоже новая - социалистическая. Нынешние артисты - дети пролетариев. И моя актриса не исключение. Вы же знаете - отец у нее был комбригом, партийцем. Взгляды у нее нашенские.
- Да, наверное, - мгновенно согласилась Лилия Аркадьевна и перестала смеяться. - Я ничего не имею против: любите друг друга… Но зачем ты меня догнал? Ты ведь хотел что-то сказать мне?
- Да ничего такого. Просто, откровенно говоря, я почему-то соскучился по вас. Захотелось поговорить, вспомнить о прошлом.
- Увы, прошлого не вернуть. - Лилия Аркадьевна грустно усмехнулась. - И вообще, мне непонятно, зачем ты вернулся в Ашхабад? Жили мы без тебя тут как-то лучше… Ну, ладно, я пошла, не надо больше провожать меня.
Лилия Аркадьевна торопливо чмокнула в щеку Сережку. Иргизов протянул ей руку, чтобы попрощаться, но она демонстративно передернула плечами. Он с досадой, недоумением и чувством виноватого мальчишки смотрел ей вслед и хмыкал, пока не услышал голос сына:
- Папа, пошли, уже темно!