С этого вечера значение школы как будто выяснилось в голове старика Светлова, как будто значительно выросло в его глазах; по крайней мере он уже очень недалек был от убеждения, что сын его, действительно, не баклуши бьет, а "делает, кажись, дело путное". Василью Андреичу даже удалось растолковать это жене, насколько хватило у старика умственных сил. Что же касается самого Александра Васильича, то он мог опасаться теперь разве только посторонних, так сказать, не зависящих от него влияний на школу; помимо их, в самом существе дела, дальнейший успех ее был вполне обеспечен и не подлежал ни малейшему сомнению. Но молодой Светлов очень хорошо знал, какую силу имеют у нас эти "посторонние", "независящие" влияния...
"Дело начато... Что-то будет дальше?.." -- думалось ему весь вечер.
II ЕЛЬЦИНСКАЯ ФАБРИКА
Санная дорога только что стала. Морозило слегка. Вечерние тени начали уже кой-где ложиться на снегу, придавая ему синеватый оттенок; хотя солнце еще не закатилось, но оно стояло довольно низко, и лучи его с каждой минутой все больше и больше утрачивали свою живость. К Ельцинской фабрике подъезжала рысью почтовая тройка. Из повозки задумчиво посматривали по сторонам, куря манильские сигары, Светлов и Варгунин, оба закутанные в теплые енотовые шубы. Впереди, по дороге, чинно прохаживались вороны, поклевывая от времени до времени рыхлый снег; вспугнутые лошадьми, они на минуту взлетали и потом снова принимались за свою мирную прогулку.
-- Ну, вот мы и Ельцу переехали; теперь до фабрики рукой подать,-- пояснил Матвей Николаич своему спутнику, когда повозка их миновала ветхий мостик, перекинутый через небольшую извилистую речку.
Светлов стал молча вглядываться вдаль. Минут через пять он явственно различил первые домики деревни.
-- Что, батенька? бьется небось сердчишко? -- спросил у него Варгунин, широко улыбнувшись.
-- Да как вам сказать, Матвей Николаич? И бьется и не бьется -- как хотите; во всяком случае, не берусь изобразить вам состояния, в каком я нахожусь теперь: что-то совсем новое шевелится во мне...-- молвил Александр Васильич, продолжая задумчиво смотреть вдаль.
-- Это бывает,-- согласился Варгунин и тоже умолк.
Между тем повозка, сделав несколько крутых поворотов, въехала в фабрику. День был праздничный, и потому фабричный люд весь высыпал на улицу. Старики и старухи чинно беседовали, кто стоя у ворот, кто сидя на лавочке, либо на завалинке под окнами, а молодежь обоего пола, разделившись на несколько кружков, дружно шумела, пела и заигрывала посреди улицы. Множество ребятишек с звонким смехом суетливо сновало взад и вперед в этой пестрой толпе; одни из них гонялись друг за другом с комками снегу в руках, другие задевали взрослых и ловко увертывались от их преследования. Легкий морозец был, очевидно, всем по вкусу. Светлова, столько лет не бывавшего в сибирской деревне, сразу поразило здесь очень многое: прежде всего ему бросились в глаза кокетливая щеголеватость женщин и молодцеватый вид парней; кроме того, степенная наружность стариков и незапуганная развязность детей, какую редко можно встретить в русском селе, также не прошли не замеченными для молодого человека. Но больше всего обратила на себя его внимание типичная привлекательность лиц, в особенности у женщин: они, как на подбор, все были красавицы в своем роде. Александр Васильич не мог утерпеть. чтоб не обратиться к Варгунину с замечанием на этот счет.
-- Эге, батенька! да такого местечка, как эта фабрика, в целой губернии поискать -- не найдешь,-- с воодушевлением пояснил Матвей Николаич.-- Фабричные старики рассказывают, что будто, несколько десятков лет тому назад, первые здешние поселенцы крали и увозили сюда из соседних деревень первых тамошних красавиц,-- вот таким-то образом и пошел, видите, какой красивый народец. Еще бы вам, батенька, малолетки {Малолетками, до последней реформы, назывались в Сибири неотделенные от родителей дети поселенцев, приписанных к казенным фабрикам и заводам. Лет десять тому назад встречались еще там, совсем уже седые старики, именовавшиеся официально, в паспортах, этим званием. (Прим. автора).} наши не понравились!
Светлов еще с большим любопытством стал вглядываться в пеструю шумную толпу. Въехав в ее середину, повозка, по приказанию Варгунина, подвигалась вперед осторожно, шагом. В толпе то и дело приподнимались, фуражки и слышались радушные приветствия "косматому". "Матвею Миколаичу наше почтение!" -- степенно приподнимались с завалинок старики, отдавая ему солидные поклоны. Многие женщины тоже здоровались с ним дружелюбными кивками головы.
-- Ого! -- сказал Светлов, повернувшись на минуту лицом к своему спутнику,-- да область-то вашего знакомства, как видно, гораздо шире, чем вы рассказывали? Ведь тут она уж, кажется, не на двадцать, а верст по крайней мере на сорок от города раздвинулась.
-- Это, батенька, не то, что у вас там, за Уралом: здесь -- своя своих познаша,-- весело заметил ему в ответ Варгунин, продолжая любезно отвечать на новые приветствия фабричных.
В конце деревни повозка, по указанию того же Матвея Николаича, остановилась у одной из групп стариков, в числе пяти человек. Это были люди самого степенного вида, совсем седые и, как видно, местные вожаки. Варгунин вышел на минуту из экипажа и поздоровался с ними рукой.
-- Вот, деды... видите вы его?-- указал он им головой на Светлова.-- Это наш. Смотрите! -- волоска на нем не тронуть!
Александр Васильич не нашел деликатным оставаться долее в повозке и тоже вылез.
Из группы "дедов" выдвинулся вперед один, совсем еще бодрый, величественного вида старик. Солидно погладив длинную седую бороду, он обернулся на минуту к товарищам и потом, как бы получив от них согласие, с важным, серьезным видом обратился к Светлову, до крайности заинтересованному этой сценой:
-- Что сказал Матвей Миколаич, так тому и быть! Погости, погости у нас, добрый человек... Давай, поздоровкаемся!
Старик покровительственно обнял молодого человека и трижды поцеловал его так, как на Руси обыкновенно христосуются. Светлов догадался, что ему следует делать, и сам уже перецеловался таким же манером с остальными.
-- Живете, значит, деды, ладно? Тихо у вас все? -- спросил Варгунин у стариков после общего минутного молчания.
-- Ничего, Матвей Миколаич, ладновато живем. Спасибо на добром слове! -- ответили ему двое из них почти в один голос.
-- Ну и ладно. Повидаемся ужо еще,-- сказал Матвей Николаич, садясь в повозку и движением головы приглашая к тому же своего несколько рассеянного спутника.-- Трогай! -- пошевелил он рукой за локоть ямщика.
Повозка отъехала рысью.
-- Добро погостить! -- послышалось ей вслед.
-- Спасибо! -- откликнулся Варгунин, приподняв меховую шапку, и обратился к Светлову: -- Вы, батенька, я вижу, порядком-таки удивлены нашей остановкой? -- заметил он ему.-- Это я вот для чего сделал: здесь парни -- народ бедовый; а женщины -- сами видели, какие,-- так необходимо было, на всякий случай, заручиться дедами. У вас ведь, я чай, не лягушечья кровь?..
Александр Васильич, против обыкновения, не поморщился от этой шутки.
-- Полно вам, Матвей Николаич, загадки-то загадывать,-- весело сказал он и лукаво засмеялся,-- разве я не понимаю, в чем дело?
-- А поняли, батенька, так и тем лучше,-- ответил Варгунин, и широкая улыбка осветила его умное, выразительное лицо.
Повозка подъезжала между тем к красивому домику в русском вкусе, с балконом и зелеными ставнями. В ту минуту, как она повернула к крыльцу, выходившему прямо на улицу,-- в глубине холодного коридора, который разделял домик на две необширные половины, показалась высокая стройная фигура молодой девушки, в синей бархатной шубке, опушенной соболем, и в белой пуховой косынке на голове. Девушка, очевидно, шла на улицу. Едва она переступила порог крыльца, как Светлов, не дав еще остановиться экипажу, в одну минуту поднялся на ноги, бесцеремонно перепрыгнул через колени Варгунина, причем порядочно толкнул его и, выскочив из повозки, опрометью бросился на крыльцо: он сразу узнал в этой стройной фигуре... Христину Казимировну.
Взглянув мельком на вылезавшего из повозки Варгунина, девушка вспыхнула, как порох, и, с быстротой молнии, перенесла свой взгляд на молодого человека, который стоял теперь перед ней, трепетно ожидая, как его примут.
-- Са-а-ша!!. Здравствуй!!.-- вскричала она, наконец, вся задыхаясь от волнения, и кинулась на шею к Светлову.
Они поцеловались долгим, горячим поцелуем и, вероятно, минуты две по крайней мере простояли бы так, обнявшись, если б их не разъединил подошедший Варгунин.
-- Надобно что-нибудь и на мою долю оставить, Казимировна...-- сказал он шутливо.
-- Славный, добрый Матвей Николаич!.. Спасибо вам!
Она так же дружески обняла и его.
Светлов смотрел на них и ничего не видел: у него словно туман стоял перед глазами,-- так глубоко потрясло его это, столь давно желаемое им, свидание. Он, по правде сказать, не ожидал уже услышать от Жилинской прежнего дружеского "ты", не ожидал от нее и такого горячего привета, каким она его встретила, зная по опыту других, как много значат годы разлуки в подобных встречах. Собственная ошибка, так очевидно доказанная ему теперь когда-то любимой девушкой, поразила его.
Обняв Варгунина, Христина Казимировна опять подошла к Светлову, взяла его за обе руки и долго-долго смотрела ему молча в лицо.
-- Так вот ты какой стал теперь! -- сказала она наконец, продолжая пристально и ласково всматриваться в него,-- уж не прежний "гимназистик".-- Жилинская как-то особенно оттенила последнее слово.-- Ты ведь, впрочем,-- помнишь? -- всегда сердился, когда я тебя так называла. А теперь уж не рассердишься? Да?