Он замолчал. Стоял в своей короткой рубашонке и смотрел, как мать подставляет черепок прямо к свиным рылам. Та, что поменьше, чуть приподнялась и понюхала.
- Пьет! Пьет!
- Э, куда там, пьет!
- Подожди, вот осмотрится и выпьет…
Но свиньи не обращали внимания и на молоко. Они лежали неподвижно и время от времени тихонько стонали. У Агнешки сердце разрывалось.
- Окурить их, что ли?
- Не поможет! - сплюнул Матус. - Все равно сдохнут.
Она вскрикнула от негодования.
- Не болтай невесть что! Жара такая на дворе, пот им дух и сперло. Нажрались, может, какого-то зелья. Да это пройдет…
- Так тебе и пройдет! Зараза на свиней напала, вот и все. Точнехонько так и Марцыновы свиньи хворали, на третий день и загнулись.
- У Марцына?
- Ну да. Будто не знаешь?
Нет, она не знала. Никого как-то не встречала в эти дни.
Но это был последний удар по хилому деревцу надежды. Если зараза - тогда пропало. Она присела около животных и попыталась приподнять голову одной из свиней.
- Совсем чистые. Никаких пятен нет.
- Пятна не обязательно. Печенка вспухнет - и все. Свиной кровавый понос.
Она осторожно гладила жесткий щетинистый бок.
- Дышат чуточку. Может, их водой полить?
- А, брось ты! Нож тут требуется и больше ничего!
Она всхлипывала в грязный фартук.
- Господи Исусе! Как же так? Может, им еще полегчает!
- Ничего им не полегчает, а только подохнут без всякой пользы, вот и все.
- Да что ж ты с двумя свиньями делать будешь?
- Купят, может. Сбегаю сейчас к Стефановичу.
- Ну, иди, коли так. Может, хоть по тридцать злотых даст…
- Марцыну по двадцать заплатил, а те лучше были!
Агнешка тяжело вздохнула, посидела еще несколько минут и пошла за дом, окучивать капусту. Мимоходом она кинула взгляд, где ребенок. Владек дорвался до картошки, оставшейся от завтрака, взял несколько штук в подол рубашонки и не спеша жевал. Но как только мать склонилась над грядками капусты, он соскользнул с порога и на кривых ножках тихонько направился к хлеву. Крепко держась за косяк, осторожно переступил порог. Свинья шевельнулась и застонала. Он в испуге попятился. Но животные снова замерли в неподвижности. Мать, видно, совсем забыла о молоке, а оно, беленькое, стояло в глиняном черепке. Тяжелое дыхание свиней слегка шевелило его, как дуновение ветра шевелит поверхность спокойной воды. Вместе с молоком слегка шевелилась и соломинка из свиной подстилки, упавшая в черепок.
Владек предусмотрительно обернулся. Матери не было видно. Из-за дома время от времени доносились удары мотыги в твердые комья земли. Он протянул руку, зорко следя за мутным взглядом свиней.
Те не протестовали. Владек обеими руками схватил черепок. Немного молока пролилось на свиное рыло, но животное и не шевельнулось. Тогда он поднес черепок к губам и стал пить. Молоко громко булькало в пустом желудке, он глотал его, захлебываясь и давясь, белая струйка стекала по подбородку на рубашку, он чувствовал влагу на животе, пить становилось все труднее, но он пил, пил, громко глотал, переводил дыхание и снова погружал губы в белую жидкость. Молоко пахло коровой, коровником, теплым навозом. Наконец, он выпил все и поставил черепок на прежнее место, под свиное рыло.
- Вла-аадек!
Звала мать. Он отер губы рукавом и медленно пошел, слыша, как у него булькает в животе.
- Где ты прячешься? Загляни-ка к свинкам, как они там?
Он послушно направился к хлеву, постоял возле него минутку и снова засеменил к матери.
- Спят.
Она ужаснулась.
- Спят? Не смотрят глазами?
- Смотрят, только мало. Стонут.
- Так что ж ты говоришь, что спят? Да не стой ты, не стой, иди набери травы для кроликов!
Он отправился ко рву у дороги и стал собирать в подол рубашонки листья конского щавеля и мелкие листочки белого клевера, который неведомо откуда там взялся, - засеялся самосевом и вырос густым ковриком сердцевидных, тройных листиков.
Владек рвал траву, пока не вернулся отец. Он шел злой. Мать, видимо услышав его шаги на дороге, выбежала из-за дома с мотыгой в руках и в подоткнутой до колен юбке.
- А Онуфрий не пришел?
- Не хочет. Позавчера, мол, у Марцына взял, а сегодня ему привезли из украинской деревни. Говорит, хватит с него, да и боится, как бы кто не донес.
- До сих пор небось не боялся? Мало он дохлятины покупал? Хотя бы и в прошлом году?
- Покупать - покупал. А теперь не хочет.
- Так что же теперь будет?
- А ничего. Прирежем. Что съедим, то съедим, а остальное кинем в навоз, только и всего.
Она стиснула губы. Со злостью взглянула на мужа. Как ему легко говорить! Известно - мужик. Ему всегда легче жить на свете.
- Пойду загляну к ним. Может, еще как-нибудь выцарапаются.
- Бабьи глупости! Выцарапаются! Вон от Плазяков тоже были у Онуфрия.
- Батюшки! Этакий кабанчик!
- Был, да сплыл. Утром прирезали.
- Надо было в ту ярмарку продать.
- А не ты ли мне в уши гудела: "Ждать! ждать!" Вот и дождались. Поднялась цена!
- У тебя тоже своя голова должна быть.
- Ну да! Кабы кто знал, что зараза кинется, так никогда и убытков бы не было. А я не господь бог, чтобы все наперед знать!
- Все равно надо было продать.
Он остановился, сжав кулаки.
- Иди ты к…! Не доводи до греха!
Она открыла было рот, чтобы что-то ответить, но Матус не стал дожидаться и направился к хлеву. Свиньи уже едва дышали.
- Помоги, тащи за ноги!
Они с трудом вытащили животных из хлева. Те уже даже не визжали, безвольно позволяя перетаскивать себя через порог. Колыхались их жирные туши. Но разложенные на траве, они все же казались меньше, чем в ограниченном четырьмя плетневыми стенками хлеву.
- Дышат все-таки!
- Может, с той, что поменьше, еще подождем?
Не отвечая, он принес длинный остроконечный нож.
- Смотри, они молоко выпили!
- Как же, выпили! На сыночка погляди!
Она оглянулась. Владек стоял в мокрой рубашонке, прядки волос надо лбом тоже были мокрые.
- Ты молоко вылакал?
Мальчик попятился.
- Оставь его! Выпил так выпил. Жалеешь ему, что ли?
Она отодвинула ногой пустой черепок.
- Подержи!
Свинья позволяла делать с собой все. Матусиха взяла ее за ноги и придержала. Матус ловким движением воткнул нож в сердце. Животное дрогнуло.
- Подержи голову.
Она оттянула рыло. Матус полоснул ножом по белому жирному горлу. Кровь начала медленно сочиться темная и запекшаяся. Агнешка ловила ее в горшок.
- Самое время было! Ну, теперь другую!
Владек стоял и смотрел.
- Мясо будет, - сказал ему отец.
- Ой, будет, боже милостивый, будет! - заголосила Матусиха. Она присела на землю возле мертвых свиней и раскачивалась взад и вперед, сотрясаемая рыданиями.
- Не ори! В деревне слышно!
Она отерла глаза. Пощупала свиной зад.
- И жирная же! Пудов десять, наверно, весит…
- Может, и больше.
- Господи Исусе, господи Исусе! Такие деньги!
- Не скулила бы ты. Я схожу к Скочекам за корытом, а ты воды нагрей.
Она набила печку сосновым хворостом, огонь весело потрескивал под лопнувшей плитой. Матус вскоре вернулся со старым Скочеком.
- Вот и пошло все прахом. Счастье еще, что успели прирезать. Вон у Параски за речкой ночью околели, баба и не заметила.
- И как же?
- Да никак. Закопали, и все.
- Боже ты мой, что только делается! - Она тяжело вздохнула.
- А хороши свинки!
- Ну, так как? Берете?
- Разве ту, что поменьше. А то жара, протухнет сразу.
- У вас погреб холодный, полежит.
- Полежать-то полежит, а все же…
Матусиха незаметно отозвала мужа в сторонку.
- Почем дает?
- По восемь. Только не все сразу. И мешок картошки.
- Матерь божья! Уж лучше собакам бросить!
Он пожал плечами.
Долго спорили они со Скочеком, щупали, осматривали, пока, наконец, сторговались. Пес Лапай, чуя запах крови и мяса, визжал в своей будке и отчаянно рвался на цепи.
Матусиха вырезала кусок сала на заправку к обеду.
До поздней ночи копались они в мясе, в синих кишках, в кусках белого сала. Владек заснул на кровати, объевшись чуть не до обморока, весь вымазанный лоснящимся жиром. Он стонал и покряхтывал. Матусиха заглядывала к нему время от времени и опять возвращалась в сарай, где солили мясо в деревянной кадке.
Старый Матус беспомощно суетился вокруг.
- Вы, папаша, тоже взялись бы за что-нибудь, - со злостью накинулась на него невестка. - Работы уйма, рук не хватает, а вам хоть бы что! Как почуяли мясо, так небось сразу прибежали, не понесло вас на деревню, как в другой день!
- Да ведь говорю же… Говорю же… - бормотал старик, без всякой надобности перекладывая кучу кишок с одной лавки на другую.
- А где опять кишки? Только что тут были?..
- Вон там, на скамейке.
- Да откуда они там взялись? Вы положили? Наказанье с вами, никакой помощи, одна помеха! Подайте сало.
Старик, со страхом оглядываясь на Агнешку, неуверенно хватался то за сало, то за мясо.
- Господи Исусе! Сало, говорю вам, сало! Оглохли, что ли?
В полном смятении он опрокинул горшок с кровью.
- Еще нашкодили! Да уходите вы, наконец! Спать лягте, что ли. Есть-то вы умеете, я знаю. Не бойтесь, свое получите, хватит и для вас! Идите спать, тут от вас никакого толку. Это вам не ягодки в лесу собирать.
- Какие там ягодки… - смущенно бормотал старик.