Лева вызвался помочь. Это естественно. Хотя виделись не часто (слишком завалены работой оба), все же некая дружески-кокетливая близость установилась. "Безусловно порядочный человек, почти красавчик, чистенько одет".- "Вполне приятная дама, очень...- тут Лева загадочно про себя улыбался.- И отличная хозяйка".
Благополучные пожары, кораблекрушения сближают. Лева и Валентина Григорьевна чувствовали уже себя соратниками. В столовой порядок быстро восстановился - Валентина все подтерла. Тело ее легко и весело изгибалось, лишь рукою упорно и стыдливо придерживала она ворот халатика - чтобы не распахнулся.
- Теперь, в общем, по-человечески. Я всегда была чистюлей. Мамаша, разумеется, ужаснется, но кто же виноват? А вот, если вы смелете кофе, то у нас уже и пти деженэ [легкий завтрак (фр. petit dejeuner)] готов...
Лева молол с удовольствием. Валентина кипятила молоко, потом перед ним мелькала ее белая шея, очень нежная и теплая. Солнце светило, каштаны зеленели.
- Какая вы... хозяйственная. (Лева хотел сказать что-то другое, но не вышло).
- Видите, кофе в два счета. В нашей жизни безусловно на все руки надо: и тебе фасончик для дамочки, и на кухне, и стирка... Мне покойный муж еще говорил: ну, ты у меня быстрая... А уж мой характер такой - люблю, чтобы все вокруг кипело, терпеть не могу скукоты всякой...
"Да уж с ней не соскучишься",- думал Лева, глядя на ее кругловатое и миловидное лицо с мелкими чертами, светлыми и немудрящими глазами - все вывезено из родного Сапожка, и никакие Европы ничего не поделают.
- Ужасно, как томительно одному жить,- сказал вдруг Лева.- Возвращаешься, знаете, вечером, как в берлогу.
- Это, разумеется, понятно.
- Целый день машина да машина. Только и смотришь, кого бы шаржнуть[От фр. charger - грузить, загружать, нагружать.]. Нервы устают. На минуту зазевался - аксидан[авария (от фр. assident).]. Контравансион [Протокол (от фр. contravention).].
Он задумался.
- Тогда вам надобно жениться,- вдруг сказала Валентина.
- Из наших многие и на француженках женятся... - Лева говорил несколько смущенно, точно оправдывался за "наших".- Впрочем, есть и русские.
Валентина Григорьевна встала.
- Конечно, и на француженках...
Лева не совсем понял, но как-то само вышло, он взял ее за руку. Серые его глаза, красивые глаза, на Валентину уставились.
- Но есть и русские... Русские-то сердцу ближе,- сказал тихо, глухо.
Валентина Григорьевна покраснела.
- Пустите руку...
Но он крепче пожал ее.
- Русские-то сердцу ближе.
- Ну вот, как это все... в общем... такой разговор... Руки она не отняла.
Капа спускалась по Елисейским полям. Воскресенье, шесть часов вечера. Сереющий, струистый воздух. Арка и обелиск вдали мерцают - плавно катится к ним, легкой дугою, двойная цепь уходящих платанов. Плавно летят, двумя потоками, без конца-начала машины, поблескивая, пуская дымок. Вечная международная толпа на тротуарах.
Капа хмуро глядела. Париж, Париж... Знает она эти авеню, сухих крашеных дам, узеньких, худеньких, со стеклянно-пустыми глазами, все зеркальные стекла с автомобилями. Собачки, синема, запах бензина и духов, молодые люди в широких штанах, с прямоугольными плечами.
В большом кафе назначила ей встречу Людмила. Сквозь воскресную толпу за столиками не совсем ловко прокладывает она себе дорогу. Не сразу Людмилу и найдешь! Но уселась она удобно - пред фонтанчиком с водоемом. Слева оркестр. Диван мягкий. В грушевидной рюмке порто.
- Опаздывает Капитолина, как всегда! Медленный пароход. Да, и тебе порто. Я угощаю. И везу обедать с Андрэ.
Капа садится. Черный свой выходной костюмчик недавно взяла из чистки, но угловатость, пещерность глаз, но походку не переделаешь. В кондитерской за прилавком это одно - здесь чуждо все. Порто слегка туманит. Веселит ли?
Людмила поигрывает длинными пальцами, закуривает папиросу. Оркестр играет. Духовитые дамы толкутся. Капа устремляет к ней взгляд серых глаз.
- Это кто же, Андрэ?
- Инженер французский. Мой товарищ - компаньон.
- Компаньон! Людмила смеется.
- Ты думаешь: un petit vieux bien propre, qui crache bleus? [старая рухлядь, которая поплевывает на новобранцев (фр.).]
- Я ничего не думаю.
- Капка, мне в конце концов повезло, как и полагается. Помнишь, я говорила, что одно дело налаживается? Вот и выходит.
Капа улыбается.
- Ну и что же, он тебе хоть жених?
- Там видно будет. Вроде этого. Но главное, я сказала: компаньон.
Капа совсем смеется.
- Людмила акционерное общество основала? Банк открыла? Людмила смотрит длинными, прохладными глазами.
- Не смейся. Слушай.
И за столиком елисейского кафе начинается странный разговор русских девушек. Вернее, рассказ. Одна, скромно одетая и угловатая, слушает - отхлебывает временами порто. Другая, высокая и нарядная, рассказывает. Если б тургеневская Лиза забрела сюда, третья?
- ...Я одно время интересовалась серебряными ларцами. Есть такая работа - эмалью по серебру. А тут в мезоне [торговый дом, фирма (от фр. maison)] у нас дела все хуже и хуже, рассчитывают, сокращают. Я к антиквару одному: "Как насчет такой работы?" Он - вот уж un petit vieux bien propre! - аккуратный такой старичок, у которого наверно молоденькая содержанка: поморщился, говорит: "Эмалью не интересно. Мастику бы какую-нибудь открыть...".
Румыны играют. Дамы входят, выходят. Фонтанчик поплескивает, сумерки чуть густеют: скоро белый свет вспыхнет. И видно в рассказе, как начинает Людмила, бросив кутюрье, занимается мастиками, катает теста химические, пробует так и этак. Знакомится с молодым инженером - он как раз химик. И помогает. Но ничего не выходит. Людмила не отчаивается, продолжает месить составы.
- Но тут-то, милая моя, и начинается!
Она закуривает новую папиросу, она возбуждена, порозовела, но собой владеет.
- Ты вообрази: заходит как-то вечером ко мне Дора Львовна, со своим мальчиком - один массаж у моей бывшей клиентки наклевывался. Рафаилу скучно, он начинает все рассматривать у меня в комнате, трогать разные мои шкатулки, вещички. И попадает на эту самую мастику - последнее мое creation. Мнет, катает из нее какой-то шарик. Потом слоняется по комнате с шариком этим - вижу, к стеклу его хочет прилепить,- за это уши надо бы надрать, но он такой важный и самоуверенный...- одним словом, я не обращаю внимания. Мы продолжаем с Дорой разговор, вдруг - трах, погасло электричество во всей квартире. Что такое? Пробка перегорела? Нет, оказывается, пробка цела - ты представь себе, этот тип от скуки взял да и ткнул шарик мастики моей в выключатель - он был не в порядке...- мастика залепила все и выключила.
- Что же тут хорошего? Людмила засмеялась.
- Я и сама так думала, и Рафаил был смущен. Дора Львовна его пробрала. А на другой день я рассказываю об этом Андрэ, он подумал минуту, говорит: "Очень серьезно..."
- Ничего не понимаю.
- Не нашего с тобой ума дело. А оказалось: я случайно, делая из разных составов теста, наткнулась на такое, которое совершенно неэлектропроводно!.. Потому и погасло все сразу - он ток прервал.
...Андрэ стал пробовать - результаты замечательные. В электрической же промышленности как раз над этим и бьются - именно не могут достичь полной изоляции. Мы с Андрэ теперь патент взяли.
Капа усмехнулась.
- Так что ты, Людмила, вроде Эдиссона?
- Смейся. От одной фирмы уж аванс получили.
- А с Рафой поделились?
- Не болтай глупостей. Мастику я открыла. Он мне электричество испортил. Он и знать ничего не должен. Поняла?
Ее большие, ставшие вдруг строгими глаза уставились на Капитолину. "Бросить все эти глупости. Никаких нет Рафаилов и мастик. Тебе перепадет. И тебе только. А вот и Андрэ. Значит, семь часов".