При свете фонаря Анкуцы возы и возчики перебрались через мостик. Мы насчитали три огромных, тяжелых, скрипучих воза, покрытых дерюгой. Крестьяне подгоняли волов: гей-гей! Негромко хлопали веревочные бичи. Вот проехали возы и исчезли под черным навесом постоялого двора. Еще доносились неясные голоса, упало одно ярмо за другим, потом зазвенел тонкий веселый голосок хозяйки. После этого подошел к нам, шагая вразвалку, купец, высокий и толстый, в своем широком кафтане и в сапогах со скрипом.
- Желаю всем доброго вечера и благополучия! - сказал он.
- Спасибо твоей милости, - ответил ему конюший. - Присаживайся, почтенный господин Дэмиан.
- Зовут меня Дэмиан Кристишор, купец я, держу лавку в Яссах на главной улице.
- Вот и славно. Так что попрошу я тебя, почтенный господин Дэмиан, присаживайся сюда, на бревно, рядом со мной; при свете костра посмотрим мы на тебя, а ты на нас, чтобы лучше познакомиться. Вот этот мой старый и мудрый приятель дед Леонте, звездочет, говорит, почтенный господин Дэмиан, что родился ты под созвездием Льва, и нам очень хочется услышать, правда ли это.
Купец поморгал глазами, словно огонь ослепил его, и с удивлением посмотрел вокруг.
- Правда, так оно и есть, - признался он. - По воле божьей, день рожденья моего - восемнадцатого июля.
- Будь добр, скажи нам еще, не под знаком ли Солнца был год, когда ты родился?
- Не смею скрывать, это так, - подтвердил изумленно почтенный купец. - Родился я в год от рождества Христова тысяча восемьсот четырнадцатый. Как и откуда могли вы все это узнать?
- Ты недаром удивляешься, приятель, - улыбнулся конюший, - а мы-то еще больше дивимся: ведь совсем не зная тебя, только тень твою увидав, поведал дед Леонте всю правду. И мало того - он сказал, что выйдешь ты к нам, скрипя сапогами, и так оно сразу и сбылось.
Увидев, что все мы широко раскрыли глаза, дед Леонте встал со своего места с кружкой в руке.
- Почтеннейший конюший, - сказал он твердо, - и ты, господин Дэмиан, удивление ваше передо мной будет много меньше, если я вам скажу, что только господь бог и книга, которую ношу я в сумке, просветили меня во всех моих предсказаниях. Ибо от бога и от этой мудрой книги ничто не укроется. Я, как человек, могу ошибиться. Книга же моя не ошибается. И говорит книга, каков с виду человек, родившийся под таким-то знаком, под такой-то звездою, а я по виду человека узнаю, под какой планидой родила его мать. Открыв книгу, могу рассказать я и о многом другом: о супружеской жизни, о богатстве и чести, о здоровье и сроках жизни, но знание мое не может проникнуть повсюду. И мог бы я, почтенный господин Дэмиан, сказать еще, что понравится тебе вино и наша компания, но вот если б спросил ты меня, откуда едешь ты, из Львова или Лейпцига, с товарами из немецкой стороны, - этого я бы уже не мог сказать.
- Везу товар из Лейпцига, - охотно объяснил купец.
- Ну и хорошо. Будь здоров и дай тебе господь всякого прибытка. Осуши с нами кружку вина.
Перестав удивляться, господин Дэмиан Кристишор выпил за наше здоровье и показал себя веселым и дружелюбным человеком. Потом он получил от Анкуцы на глиняной тарелке жареного цыпленка и свежий хлеб. Не понадобилось много времени, чтобы увидеть в этом проезжем купце доброго товарища в тех занятиях, которым мы предавались.
Когда под навесом затихло всякое движение и возчики, завернувшись в кожухи, улеглись под телегами между колес, купец, словно запрятав все заботы в глубокие карманы своего кафтана, разошелся вовсю и осушил новую кружку в честь капитана Некулая. Казалось, что больше всех понравился ему однодворец из Бэлэбэнешть.
- Если хочешь, капитан Некулай, - сказал он, - я расскажу тебе обо всем, что видел в чужих странах. Будучи приписанным, по воле всевышнего, к такому почтенному сословию, как мое, я мало-помалу вот уже несколько лет как достиг благополучия и даже некоторого богатства. И подумал я тогда, что настало время подняться мне своими силами еще выше, как это делали и другие бывалые купцы, и решил, что надо и мне поехать в Лейпциг. До этого ездил я по ярмаркам и скупал товары у немецких и еврейских купцов. Но потом я сообразил, что лучше мне самому получать их прибыток. И вот два года тому назад попробовал я съездить во Львов. И, вернувшись с прибылью, задумал я в нынешнем году отправиться еще дальше - в Лейпциг. Так вот, в день приснодевы Марии поставил я четыре больших свечи чистого воску перед образом святой Параскевы в храме Трех святителей. Заказал я отцу Мардаре прочитать на дорогу молитву от опасностей и болезней. Опустился и я на колени перед гробом святой, моля ее о помощи. Обнял я Григорицэ, своего младшего брата, оставил его в лавке, а сам сел в повозку и отправился в Хушь. Там переехал я Прут и представил русским начальникам свои бумаги. Около Тигины на Днестре повстречался я с одним купцом, армянином, русским подданным, с которым еще раньше вел я дела. Посоветовавшись и сговорившись друг с другом, купили мы там же, в Тигине, пятьсот баранов - славный, добрый товар. Платили мы по рублю за голову. И сразу же, не мешкая, взяв четырех работников, погнали мы своих баранов вверх по Днестру. Безо всякой помехи перешли мы немецкую границу и направились в Черновицы. Оттуда во Львов. Во Львове погрузили наш товар на поезд, и через несколько дней достигли мы Страсбурга и продали там баранов по золотому за голову: перекупили их другие купцы, чтобы отправить в город, который зовется Париж.
- Гуртом или поездом? - спросил капитан Исак.
- Поездом, почтенный капитан. По этим странам - у немцев да и у французов - ездят теперь на поездах. Сегодня здесь, а завтра - бог знает где.
- Как это - поездом? - спросил кто-то сердитым басом.
Я повернулся и увидел пастуха с Рарэу. Смотрел он хмуро, исподлобья. По правде сказать, и я, и все остальные очень хотели узнать, что это за машина, о которой говорит купец. Только конюший и капитан Исак, казалось, знали, о чем идет речь. Но и они не прочь были выслушать объяснение, которого мы ожидали.
- Не знаете, что такое поезд? - спросил, смеясь, господин Дэмиан.
- Знаем, - неуверенно произнес конюший.
- А я не знаю! - упрямо сказал пастух. - Кто знает, что за немецкая мерзость может это быть!
- Настоящая мерзость и чертовщина… - добродушно расхохотался купец. - Это вроде домиков на колесах, а колеса катятся по железным брусьям. Так вот, по этим железным брусьям как ни в чем не бывало их тащит машина, и только диву даешься, как это она со свистом и пыхтеньем движется своей силою - огнем.
- Без лошадей? - спросил дед Леонте.
- Без.
- Этому я уж не поверю! - буркнул пастух. А дед Леонте перекрестился.
- Почему не поверите? - примирительно сказал конюший. - Я об этом уже слышал, и приходится верить. Правда, видеть не видел.
- А я, говорю вам, сам видел, - весело настаивал купец. - Машина сама движется, огнем, - и тащит за собой домики. А в этих домиках люди или товары. И баранов из Тигины погрузили мы тоже в такие домики. Катят они себе ладно, без тряски, без заботы, только шум такой, что при разговоре люди должны кричать друг другу, как глухие.
- Гм, - пробормотал чабан. - И ты ездил на этой огненной повозке?
- Ездил. А чему тут дивиться, если я видел вещи еще удивительнее.
- Какие такие вещи еще удивительнее?
- Послушайте только. Там, в немецкой стороне, в городах жилье стоит над жильем в четыре, а то и в пять ярусов.
- Значит, один дом на другом? Слыхал я об этом, да не верилось.
- Почему не верить, когда там и вправду так. Но это что! Видел я и другое, еще удивительней: есть там улицы, цельным камнем покрытые.
При этих словах мы молча переглянулись.
- Да. А немцы со своими барынями выходят и прогуливаются по краям улицы. На всех барынях шляпы, а у мужчин у всех - часы. Не только у господ, но и у бедных мастеровых.
- Часы мне не диво… - прервал дед Леонте. - А вот женщины в шляпах, по правде сказать, это мне не нравится.
- Да что поделаешь? - сказал конюший. - Такие уж там порядки. А еще что видел ты, господин Дэмиан?
- Ну, другого я ничего не видел, кроме большой ярмарки, там, в Лейпциге. Преогромная ярмарка, и все на свете там есть: и комедианты, и музыканты, и всякие там немцы кишмя кишат, пиво пьют. Кто не пробовал, добрые люди, этого пойла, пусть не жалеет. Вроде горького щелока.
- Вот как? - развеселился конюший. - А вина они и не знают?
- Может быть, знают; но я такого вина, как наше, не видывал и очень по нему соскучился.
- Вот как? А что ты там ел? Думается мне, господин Дэмиан, что приходилось остерегаться и кошек, и лягушек, и крыс.
Чабан изо всех сил сплюнул в сторону и вытер рот, сначала одним рукавом кожуха, затем другим.
- Уж я не так и остерегался, - сказал купец, - потому что этой живности я и не видел. Одна картошка, с вареной свининой или говядиной.
Вареное мясо? - удивился капитан Исак.
- Да, вареное мясо. И пиво, то самое, про которое я вам говорил.
Значит, - продолжал однодворец, - цыпленка на вертеле ты не видал?
- Да нет.
- Ни барашка, жаренного "по-разбойничьи", с чесноком?
- Совсем нет.
- Ни голубцов?
- Ни голубцов, ни борща, ни карпа на вертеле.
- Господи, спаси и помилуй! - перекрестился дед Леонте.
- Коли так, коли у них ничего этого нету, - продолжал капитан Исак, - то их чудеса не очень уж мне любопытны. Пусть остаются со своими поездами, а мы со сторонкой молдовской.
Развеселившись при этих словах, подняли мы кружки за господина Дэмиана Кристишора с его кафтаном, бородой и пухлыми щеками. И кричали мы во всю глотку, каждый на свой лад.