Себастьян Монтаг очень расстроился, узнав, что случилось с Гиршлом. Он погладил его по голове, поцеловал и прочел два стиха из псалмов: один - против болезней, другой - против одержимости злыми духами, потом вернулся в свой вагон первого класса, чтобы сыграть с польскими панами в карты.
XXVIII
Прибыв в Лемберг, они сразу же направились к д-ру Лангзаму, пожилому невропатологу, который лечил многих душевнобольных в Галиции. Говорили, что в молодости он учился на раввина, но, явившись свидетелем плохого обращения польского врача с больным евреем - нередкий случай для тех времен, когда врачи-неевреи лечили тело евреев и вредили их душевному здоровью, - принял решение стать врачом. Очень скоро он приобрел репутацию первоклассного доктора, и люди ездили к нему отовсюду. Со временем он специализировался на нервных болезнях, которые, если сразу не принять мер, могут привести к стойкому безумию.
В отличие от тех врачей, с которыми уже встречался Гиршл, д-р Лангзам не подвергал его никаким "тестам", не задавал ему загадок, не спрашивал, сколько лет кайзеру. Он просто поздоровался с ним и спросил, как бы не понимая, зачем такой на вид здоровый молодой человек пожаловал к нему в санаторий:
- Ну-с, в чем дело?
Осмотрев Гиршла, он велел уложить его в постель, распорядился принести ему еду и питье и так заботился обо всех его нуждах, будто имел дело с гостем, нуждающимся в отдыхе после утомительного путешествия.
Д-р Лангзам ни о чем не расспрашивал и родителей Гиршла. Для него не имело значения, рассказывают они ему о сыне всю правду или нет, его не интересовали ни предыстория, ни прежнее лечение пациента. Важно было не допустить, чтобы больного поместили в сумасшедший дом, потому что там даже здорового человека могут довести до сумасшествия. Держать его следовало подальше от Шибуша, где местные ребятишки будут дразнить его сумасшедшим и бросать в него камнями, так что он никогда не поправится. Заметив в лице Гиршла сочетание кротости, покорности судьбе и печали, старый доктор немедленно проникся к нему симпатией.
Д-р Лангзам не делал попыток пробудить в родителях надежду или же, наоборот, подготовить их к худшему.
Я никогда не держал здесь никого, кто не был бы болен, - заявил он Боруху-Меиру и Цирл, - и никогда не отказывал никому, кто был действительно болен. Когда ваш сын сможет вернуться домой, я вас извещу.
Он сообщил им, во что обойдется лечение, попросил уплатить вперед за три месяца и обязался обеспечить Гиршла кошерной пищей.
Д-р Лангзам скупо применял лекарства. Он давно забыл большинство рецептов, выученных им в медицинском институте, и не утруждал себя знакомством с новинками. Чтобы хоть что-то прописать больному, поскольку от него этого ждали, он иногда назначал ему пять капель десятипроцентного водного раствора опия. Рецепт микстуры он нашел в старом медицинском журнале и пользовался им весьма неохотно. Два раза в день он давал Гиршлу в стаканчике смесь равных частей воды с водкой. Другим лекарством, которое Гиршл получал от д-ра Лангзама по понедельникам и четвергам, было слабительное, регулирующее работу желудка.
Гиршл безропотно принимал лекарства, не жаловался на горький вкус опия и тошнотворно-сладкое слабительное, похожее на отраву для тараканов. Время от времени слабительным служила касторка, иногда в сочетании с "тараканьей отравой".
Борух-Меир и Цирл вернулись в Шибуш в подавленном настроении. Поглощенные устройством Гиршла, они не сразу могли осознать свой позор. Но сейчас, по дороге домой им открылось полное значение того, что произошло. Они были в купе одни, Борух-Меир сидел в одном углу, Цирл - в другом, откуда доносились ее тяжкие вздохи. Они долгие годы ждали, пока у них родится сын, наконец-то дождались, вырастили его и женили только для того, чтобы на них свалилась такая беда. Древнее проклятие, которое раввин обрушил на прапрадеда Цирл, еще не исчерпало себя. Может быть, если бы Гиршл остался в ешиве и сам стал раввином, оно утратило бы силу.
В Станиславе они пересели со скорого поезда на местный, который шел неторопливо, останавливался на каждом полустанке. Одни пассажиры сходили, другие садились. Среди попутчиков были и шибушцы, знавшие Боруха-Меира и все, что с ним стряслось, лучше, чем он сам. Подняв воротник пальто и глубоко надвинув шляпу, он надеялся, что его не узнают, но это не помогало. Нельзя сказать, чтобы люди радовались его несчастью. Отнюдь нет! Если они и радовались, то, скорее всего, тому, что хоть на несколько дней вырвались из дому.
Борух-Меир и Цирл тихо и униженно пробрались к себе домой. Каждая улица, каждый перекресток, казалось, кричали об их несчастье и позоре. По этой улице Гиршла вели домой из лесу. Здесь он кукарекал, гоготал гусем, квакал лягушкой.
Вскоре к ним прибежала Берта.
- Ну и напугали же вы нас! - воскликнула она. - Ведь Мина на восьмом месяце. Вы бы подумали, как это волнение может сказаться на ней и на ребенке, упаси Бог!
Цирл с удивлением смотрела на нее:
- Клянусь вам, Берта, я не знаю, о чем вы говорите.
- Но я-то знаю! Только не понимаю, почему вы скрыли это от нас!
- Что мы скрыли от вас?
- О Гиршле.
- Мы не сказали вам о Гиршле? Вы хотите сказать, что вам неизвестно, где он находится?
- Конечно, известно.
- Так что же мы скрыли от вас?
- А вы не считаете, что нам-то следовало рассказать все?
- Разве мы не рассказали вам, что едем в Лемберг?
- Конечно, да, но только не рассказали зачем!
- Ах, Боже мой, Берта, по-моему, весь Шибуш знал зачем!
- Цирл, - вмешался Борух-Меир, - позволь мне поговорить с Бертой.
- Да, уж лучше Борух-Меир, - согласилась Берта. - Мне хотелось бы получить объяснение.
- Объяснение чего, Берта? - спросила Цирл.
- Как вы могли разыграть такую шутку с молодой женщиной? Ведь она не какой-то приблудный котенок, она - член семьи!
- Какую шутку? - снова вмешался Борух-Меир.
- Вы думаете, я не знаю, что все это подстроено?
- Что "все"? - не понимала Цирл.
- Ну, сумасшествие Гиршла!
- Подстроено? - спросили одновременно Борух-Меир и Цирл.
- Ну, хватит притворяться, - сказала Берта. - Вы думаете, мне неизвестно, что все это подстроено, чтобы избежать призыва в армию?
- Подстроено, чтобы избежать призыва? - задумчиво повторил Борух-Меир.
- Всему миру это известно, кроме нас. Мы чуть не умерли от тревоги, пока они не пришли и не рассказали нам.
- Кто они? - недоумевала Цирл.
- Все: Йона Тойбер, Софья Гильденхорн и этот коротышка, не знаю, как его зовут.
- Курц, - подсказал Борух-Меир. - Она имеет в виду Курца.
- Правильно, Курц, именно так его зовут, - вспомнила Берта. - Этот лилипут, который танцевал на свадьбе. Даже он знал, что Гиршл сделал это, чтобы не пойти в солдаты.
Борух-Меир смотрел на Берту с удивлением. Цирл наклонилась к ней и прошептала:
- Ш-ш, сватья! А Мина уже знает?
- Страшно подумать, что могло бы случиться с ней, если бы она не знала, в чем дело.
Цирл задумалась, а Борух-Меир произнес:
- Не сердитесь на нас, Берта. Дело требовало большой секретности.
- Берте не нужно долго объяснять, - сказала Цирл. - Она прекрасно знает: чем меньше об этом говорить, тем лучше. Пойдем, навестим Мину и передадим ей привет от Гиршла.
По дороге они встретили Йону Тойбера. Он первым увидел Гиршла в тот день, когда его нашли на поле, и тотчас же заметил, что тот был не в себе.
- Ну, реб Йона, - обратилась к нему Берта, - что вы думаете о событиях?
Тойбер вздохнул:
- Не всем выпадает такое везение - жить в стране, где нет воинской повинности!
Когда он задел, Борух-Меир заметил:
- Какой умный человек! Его слова могут как бы не относиться к делу, но, если вдуматься, покажется, будто он прочел ваши мысли. Как обстоит дело с его женой? Мне говорили, она тяжело больна.
XXIX
Проведя три дня в постели, Гиршл все еще изнемогал от усталости. Он уже не отвечал на любой вопрос: "Половина восьмого", но изъяснялся непомерно длинно, забывал слова, названия предметов и потому вынужден был прибегать к излишне пространным описаниям. Умолкал на середине и возвращался к началу.
Гипотеза Ригера гласит, что невропатологи могут диагностировать легкие повреждения в мозгу больного, только если он был знаком им еще здоровым, что во всяком ином случае распознать недуг затруднительно. Эта весьма серьезная гипотеза, должно быть, абсолютно верна в отношении врачей и больных в принципе, но в случае Лангзама и Гиршла не срабатывает. Лангзам не исследовал разум Гиршла, к "тестам" не прибегал, а всего лишь сидел и рассказывал ему разные истории, чтобы "пробудить" его душу.