Пакито Альварес - сейчас я уж скажу тебе это - никогда бы так со мной не поступил, а про Элисео Сан-Хуана и говорить нечего, и даже Эваристо, чтобы далеко не ходить - пусть он абсолютный дегенерат и все, что тебе угодно; говорят даже, у него стоял чемодан с куриными перьями, и зеркала, и всякие странные вещи, но именно потому-то я о нем и вспоминаю. И не то чтобы это было для меня как гром среди ясного неба - вовсе нет, я от многих слышала, что эта ночь - все равно что соревнование, что это не так-то легко и просто, но никогда ни один человек не говорил мне, чтобы кто-нибудь повернулся на другой бок и сказал: "Спокойной ночи", - так и знай. И не говори, что ты так поступил из уважения ко мне, что бывают случаи, когда надо побороть в себе зверя, потому что - нравится это вам или нет, - но мы - животные, Марио, и, что еще хуже - обычаи у нас тоже животные, так что женщина, какие бы твердые устои у нее ни были, в подобной ситуации предпочтет грубость пренебрежению, ты ведь меня знаешь. Нашу брачную ночь, Марио, - что бы там ты ни говорил - я не забуду никогда, проживи я еще хоть тысячу лет, - так поступить со мной! - а падре Фандо еще говорит, что это деликатность - ну, только он меня и видел, хороши эти молодые попы! - ни до чего им нет дела, только у них и заботы - много или мало зарабатывают рабочие; и я голову даю на отсечение, что для них страшнее, когда хозяин отказывается выдать двойную плату, чем когда кто-нибудь обнимает чужую жену, - вот до чего мы дошли, Марио, хоть и грустно это признать; мы утратили всякую нравственность - вот до чего мы докатились! - и все это распрекрасный Собор, без него мы жила бы припеваючи. Сейчас поговаривают, что тут, на углу, протестанты откроют свою часовню. Голову, что ли, мы потеряли? Ведь у нас пятеро детей! Как же можно спокойно выпустить их на улицу? Я и думать не хочу об этом, Марио, - все это происходит оттого, что мы не такие, какими должны быть, люди не думают о загробной жизни, устоев у них никаких нет, и вообще они не такие, как подобает быть людям. А ты припомни, что у нас происходило, - я тебе сказала: "Расскажи мне о твоих похождениях, когда ты был холостым, пусть это и будет мне больно. Я прощаю тебе заранее", - у меня были самые лучшие побуждения, и я приготовилась испить эту чашу до дна, клянусь тебе; и, может быть, я дура, но уж такая я на свет родилась, ничего не могу с собой поделать: вдруг, в один прекрасный день, мне хочется простить всех, - и я готова была так поступить, даю тебе слово, я бы тебя выслушала, поцеловала и: "Что было, то прошло", - только ты - молчок, ты скрытничал даже со своей женушкой, а уж это хуже всего; когда же я начала настаивать, ты - большими буквами, прямо как в твоих книгах, дружок: "Я БЫЛ ТАКИМ ЖЕ ДЕВСТВЕННЫМ, КАК ТЫ, НО НЕ БЛАГОДАРИ МЕНЯ, В ЭТОМ ПОВИННА МОЯ ЗАСТЕНЧИВОСТЬ". Ну как тебе это нравится? Если что и может вывести меня из себя, так это твое недоверие, пойми раз навсегда, - ведь, если бы той ночью ты сказал мне правду, я все равно простила бы тебя, чего бы это мне ни стоило, клянусь тебе всем, чем хочешь. Это вроде как с Энкарной в Мадриде: у меня достаточно причин думать о ней плохо, я не говорю - сейчас, но двадцать пять лет назад - сколько угодно, а ты толкуешь про пиво и креветки, ну уж нет, Марио, перемени пластинку, дура я, что ли, или, по-твоему, я не знаю Энкарну? Тебе было мало твоего успеха и прочего, и куда она тебя повела, туда ты и пошел, вот как; точно я этого не знаю, но, что бы ты там ни говорил, она вела себя неприлично, - со своими деверями ей надо было держаться иначе хотя бы из уважения к священной памяти Эльвиро; вот вдова Хосе Марии, если бы он был женат, - это совсем другое дело; кажется, что это одно и то же, а это не одно и то же, он ведь был неверующий. Как ни держи язык за зубами, но рано или поздно все становится известно, Марио, - слухом земля полнится, как говорила бедная мама, и с Энкарной - пусть это дело пятнадцатилетней давности - происходили темные истории, дорогой, хоть ты и объясняешь все с точки зрения милосердия - поди разберись тут, - и я не хочу сказать, что она как сыр в масле катается, или что она должна работать, - избави боже, но я знаю, что ты давал ей деньги, а она их брала, я даже могу назвать место и число, если уж ты хочешь полной ясности, - ведь женщина потихоньку узнает все.
X
"Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне". Послушай, Марио, ты знаешь, что мне всегда нравилось, когда ты называл меня: "Маленькая реакционерка"? Думаю, это из-за моих выходок, других оснований у тебя не было. Помню, что в юности Пако - он ведь ухаживал за мной - всегда говорил мне: "Малышка", - он это вечно твердил, как припев, и было время, когда Пако мне нравился, так и знай, - конечно, тогда я была девчонка и почти не замечала, что он и говорить-то не умеет, ведь семья Пако была немного… как бы это сказать? - ну, словом, то, что называется ремесленники, - а ведь черного кобеля не отмоешь добела, но так как у нас все это было в шутку, то я проводила с ним время и никогда не видела, чтобы человек был так влюблен, это сущая правда. Помню, когда мы сталкивались с вашей шайкой, а этот дикарь Армандо делал рога и мычал, Пако говорил: "Если выпустят еще одного быка Миуры, я брошусь на арену, малышка, только для того, чтобы ты знала, что такое мужество", - а Транси помирала со смеху, уж не знаю, что она нашла в Пако, но она всем предпочитала его, ну а если не его, так "стариков", только уж не тебя, - ты ей даром был не нужен, и довольно некстати пришла ей в голову мысль: "Прогони ты его, с таким кадыком он похож на пугало", - вот как, а в первое время, когда ты уходил, она целовала меня в губы, да так крепко, даже странно это было - ее поцелуи - походили на любовные - "Менчу, у тебя лихорадка, завтра ты должна посидеть дома", - уж не знаю, ревность это была или что еще, понимаешь? Откровенно говоря, Транси не повезло; может быть, у нее и были какие-то грешки - да и у кого их нет, - но у нее все-таки уйма достоинств, вот, например, ее слова о лихорадке, да еще в таком возрасте, - ведь внимательного отношения за деньги не купить. Уж не знаю, почему и как, но Пако Альварес поглощал все ее мысли, - она прямо помирала со смеху над ним и поправляла его, потому что Пако говорил "диаграмма" вместо "диафрагма" и "эскалатор" вместо "экскаватор", - все-то он путал, и Транси называла его Работяга (это между нами, конечно), но она не обижала его, а это меня удивляет, хотя, если хорошенько разобраться, это было еще не самое страшное; хуже всего было то, что в нем сказывался человек невоспитанный, и я даже не знаю, в чем это сказывалось - да во всем! - его нисколько не смущало, что он вел меня под руку с левой стороны, всегда он говорил "мамочка" - это в его-то годы! Но как мужчина Пако был очень неплох, а уж сейчас я и не говорю: загорелый, чуть поседевший, он стал похож на актера, но я, по-моему, всегда привлекала грубоватых мужчин - Элисео, Эваристо, Пако - такого плана. Вален говорит, что таким нравятся полные женщины, но я, не считая груди, которая всегда была у меня великовата, сроду не была толстой - правда ведь? А что делается сейчас, я уж и не говорю: надо видеть Элисео Сан-Хуана, - он на меня все глаза проглядел, так и знай, и, если я иду в голубом свитере - тут ему и конец: "Как ты хороша, как ты хороша, ты день ото дня хорошеешь", - плохо его дело, Марио, он мне проходу не дает, просто с ума спятил. И потом эта тяжелая челюсть, этот хриплый голос, широкие плечи - испугаться можно, честное слово, а вот, скажу я тебе, Пакито Альварес - это совсем другое дело, и я не хочу сказать, что он более тонкий человек, но - как бы это выразиться? - не такой властный, более вежливый, совсем другое дело, а уж глаза у него! - в жизни не видывала ничего подобного, даю тебе слово, - зеленые глаза встречаются редко, признайся, а у него были вроде кошачьих или как вода в бассейне. И он чуткий человек - уж я это заметила, - хоть он и был иногда грубоват и все такое, но природная вежливость всякий раз брала верх над его низким происхождением. А теперь полюбуйся на него - сеньор, настоящий сеньор, и я помню, в детстве, когда мы сходили с тротуара или ступали на тротуар, он всякий раз брал меня под руку, как бы по рассеянности, так, знаешь ли, небрежно, но женщине приятно сознавать, что мужчина не забывает о том, что она - слабый пол. Ну а сейчас я расскажу тебе, о чем до сих пор не рассказывала: в один прекрасный день - это было недели две тому назад, второго марта, чтобы быть точной, - Пако подвез меня к центру на своем "тибуроне", огромном автомобиле, даже представить себе такой трудно; я стояла в очереди на автобус, и вдруг - раз! - он резко затормозил, ну прямо как в кино, можешь мне поверить - подумать только! - я ведь тысячу лет не видала Пакито, и ты не поверишь, я покраснела и все такое, понимаешь, какая досада, ведь если я и выхожу из равновесия, так только когда чувствую, что кровь бросилась мне в лицо, а я ничего не могу с этим поделать. А его прямо узнать нельзя - что за голос, что за апломб, что за манеры! - другой Пако, уж я тебе говорю, Марио: "Тебе в центр?" - "Ну да!" - а что я могла ему ответить? - но я и с места не сдвинулась, ведь тут же, рядом со мной, стоял со своим мотокаром и следил за нами Кресенте - ну, понятно, чтобы не утратить навыка, - но Пако не смутился: "Я тебя подвезу", - и я влезла в автомобиль, даже не подумав, что делаю.