11
Пришлось Сусаноо столкнуться и с другими жителями деревни, причем не с несколькими парнями, а почти со всеми. Так же как сторонники Сусаноо считали его своим вождем, так остальные парни почитали двух пожилых людей: Омоиканэ-но микото и Тадзикарао-но микото. И эти люди, видимо, не питали к Сусаноо особой неприязни.
А Омоиканэ-но микото даже нравился необузданный нрав Сусаноо. Дня три спустя после драки на пастбище Сусаноо, как всегда, один пошел в горы, на старое болото, ловить рыбу. Туда же совершенно случайно пришел и Омоиканэ-но микото. Они дружески беседовали, сидя на стволе трухлявого дерева. Омоиканэ-но микото, старец с седой бородой и седыми волосами, носил почетное звание первого ученого и первого поэта в селении. Женщины вдобавок считали его весьма искусным колдуном, потому что он любил бродить в горах, выискивая лечебные травы.
У Сусаноо не было причин питать вражду к Омоиканэ-но микото. Поэтому он охотно беседовал с ним, закинув удочку в воду. Они долго разговаривали, сидя на берегу болота под ивой, увешанной серебристыми сережками.
- В последнее время все только и говорят о твоей силе,- сказал, помедлив, Омоиканэ-но микото и улыбнулся.
- Пустые разговоры.
- Хорошо, что говорят. А от того, о чем не говорят, какой прок.
Сусаноо пришел в недоумение.
- Вот как! Значит, не было бы разговоров, не было бы и...
- Не было бы и силы.
- Но золотой песок, если даже его не достать из воды, останется золотым.
- Однако определить, золотой он или не золотой, можно, лишь достав его из воды.
- Выходит, если человек достанет простой песок, а подумает, что он золотой...
- Тогда и простой песок станет золотым.
Сусаноо полагал, что Омоиканэ-но микото потешается над ним, но, взглянув на него, увидел, что улыбка притаилась лишь в уголках его морщинистых глаз - в самих же глазах не было и тени насмешки.
- В таком случае золотой песок ничего не стоит.
- Конечно. И тот, кто думает иначе, заблуждается.
Омоиканэ-но микото поднес к носу сорванный где-то стебель подбела и стал вдыхать его аромат.
12
Сусаноо сидел молча. Омоиканэ-но микото продолжал:
- Как-то вы мерялись силой с одним человеком, и он погиб, придавленный камнем. Не так ли?
- Мне жаль его.
Сусаноо подумал, что его порицают, и обратил взгляд на старое болото, слегка освещенное солнцем. В глубокой воде смутно отражались весенние деревья, покрытые молодой листвой. Омоиканэ-но микото, равнодушно вдыхая аромат подбела, продолжал:
- Жаль, конечно, но поступил он глупо. Тягаться с кем-то вообще не следует, это во-первых. Во-вторых, не имеет смысла тягаться, зная наперед, что не победишь. Но самая большая глупость - это жертвовать в подобных случаях своей жизнью.
- А я почему-то чувствую угрызения совести.
- Напрасно. Не ты же убил его. Его убили те, которые с жадным любопытством взирали на состязание.
- Они ненавидят меня.
- Конечно. Они так же ненавидели бы твоего противника, если бы победа была на его стороне.
- Значит, так устроен мир?
- Клюет! - сказал вместо ответа Омоиканэ-но микото.
Сусаноо дернул за удочку. На крючке отчаянно трепыхался серебристый кижуч.
- Рыба счастливее человека,- заметил Омоиканэ-но микото и, глядя, как Сусаноо насаживает рыбу на бамбуковую палку, усмехнувшись, пояснил: - Человек боится крючка, а рыба храбро глотает его и с легкостью умирает. Мне кажется, я завидую рыбе...
Сусаноо молча закинул леску в болото. И, с виноватым видом глядя на Омоиканэ-но микото, сказал:
- Мне не совсем понятны ваши слова.
Омоиканэ-но микото, поглаживая бороду, сказал вдруг серьезно:
- Не понимаешь, и ладно. А то, как я, ничего не сможешь сделать.
- Почему? - спросил Сусаноо, ничего не понимая. Было не ясно, серьезно говорит Омоиканэ-но микото или шутит, яд в его словах или мед. Но они таили в себе какую-то притягательную силу.
- Крючки глотают только рыбы. Но и я в молодые годы...- На мгновение морщинистое лицо Омоиканэ-но микото подернулось печалью.- И я в молодые годы мечтал о всяком.
Они долго молчали, думая каждый о своем и глядя на старое болото, в котором тихо отражались весенние деревья. А над болотом летали зимородки, иногда скользя по воде, будто брошенные чьей-то рукой камешки.
13
Между тем веселая девушка продолжала жить в сердце Сусаноо. Встречаясь с ней случайно в селении или еще где-нибудь, он непонятно почему краснел и сердце его начинало сильно биться, так же, как под дубом на склоне горы, где он увидел ее впервые, но она держалась надменно и даже не кланялась ему, будто и не знала вовсе.
Однажды, направляясь в горы и проходя мимо источника на краю деревни, он увидел ее среди других девушек, набиравших воду в кувшины. Над источником доцветали камелии, а в брызгах воды, выбивавшейся из камней, в лучах солнца, просачивающихся меж цветов и листьев, играла бледная радуга. Наклонясь над источником, девушка набирала воду в глиняный кувшин. Другие девушки, уже зачерпнув воды, с кувшинами на головах направлялись домой. Над ними сновали ласточки, будто кем-то разбрасываемые гвозди. Когда он подошел к источнику, девушка грациозно поднялась и, стоя с тяжелым кувшином в руке, бросила на него быстрый взгляд, приветливо улыбнувшись.
Как всегда, робея, он слегка поклонился ей. Поднимая кувшин на голову, девушка ответила ему глазами и пошла вслед за подругами. Сусаноо прошел мимо нее к источнику и, зачерпнув большой ладонью воды, отпил несколько глотков, чтобы освежить горло. Но, вспомнив о ее взгляде и улыбке, покраснел, то ли от радости, то ли от стыда, и усмехнулся. Девушки с глиняными кувшинами на головах постепенно удалялись от источника в лучах нежного утреннего солнца, и их белые покрывала развевались на легком ветерке. Но вскоре вновь послышался их веселый смех, некоторые поворачивались к нему, улыбаясь, и бросали на него насмешливые взгляды.
Он пил воду, и взгляды эти, к счастью, не потревожили его. Но смех странно огорчил, и он еще раз зачерпнул пригоршню воды, хотя и не испытывал жажды. И тут в воде источника он увидел отражение человека, которого не сразу узнал. Сусаноо поспешно поднял голову и под белой камелией заметил молодого пастуха с плеткой, тяжелыми шагами приближавшегося к нему. Это был тот самый пастух, его почитатель, из-за которого ему пришлось драться на зеленой горе.
- Здравствуйте! - сказал пастух, дружелюбно улыбаясь, и почтительно поклонился Сусаноо.
- Здравствуй!
Сусаноо невольно нахмурился, подумав, что робеет даже перед этим пастухом.
14
Пастух, ощипывая белые камелии, спросил как ни в чем не бывало:
- Ну, как шишка? Прошла?
- Давно уже,- ответил Сусаноо.
- Прикладывали жеваный рис?
- Прикладывал. Хорошо помогает. Не ожидал даже. Бросив камелий в источник, пастух сказал вдруг со смешком:
- Тогда я научу вас еще кое-чему.
- Чему же это? - недоверчиво спросил Сусаноо.
Молодой пастух, все еще многозначительно улыбаясь, сказал:
- Дайте мне одну яшму из вашего ожерелья.
- Яшму? Конечно, я могу дать яшму, но для чего она тебе?
- Дайте, и все. Ничего плохого я вам не сделаю.
- Нет, пока не скажешь, зачем тебе, не дам,- сказал Сусаноо, все больше и больше раздражаясь. Тогда пастух, лукаво взглянув на него, выпалил:
- Ну ладно, скажу. Вы любите молоденькую девушку, которая только что приходила сюда за водой. Так ведь?
Сусаноо нахмурился и сердито уставился на лоб пастуха, сам же все сильнее и сильнее робел.
- Любите племянницу Омоиканэ-но микото?
- Как?! Она племянница Омоиканэ-но микото? - вскричал Сусаноо.
Пастух, взглянув на него, торжествующе рассмеялся.
- Вот видите! Не пытайтесь скрыть правду, все равно обнаружится.
Сусаноо, сжав губы, молча глядел на камни под ногами. Между камней, в пене брызг, кое-где зеленели листья папоротника...
Ответ был прост:
- Отдам девушке и скажу, что вы о ней все время думаете.
Сусаноо колебался. Он почему-то не хотел, чтобы пастух был в этом деле посредником, но сам не отважился бы открыть свое сердце девушке. Пастух же, заметив нерешительность на его некрасивом лице, продолжал с равнодушным видом.
- Ну, раз не хотите, ничего не поделаешь.
Они помолчали. Потом Сусаноо вынул из ожерелья красивую магатаму, похожую цветом на серебристый жемчуг, и молча протянул ее пастуху. Это была магатама его матери, и он особенно бережно ее хранил.
Пастух бросил жадный взгляд на магатаму и сказал:
- О! Это прекрасная яшма! Редко встретишь камень такой благородной формы.
- Это иноземная вещь. Говорят, заморский умелец шлифовал ее семь дней и ночей,- сказал Сусаноо сердито, и, отвернувшись от пастуха, пошел прочь от источника.
Но пастух, держа магатаму на ладони, поспешил за ним следом.
- Ждите! Дня через два принесу вам благожелательный ответ.
- Можешь не спешить.
Они шли рядом, оба в сидзури, направляясь в горы, и ласточки непрерывно носились над их головами, а брошенный пастухом цветок камелии все еще кружился в светлой воде источника.