Тоненько отдавалось по углам пустой церкви дьячково пенье, неслышно двинулся вокруг налоя поп, помятая риза болтыхнулась на нем мягким платком. И торопясь, приковыливая, Денисенко покатил за попом кресло, одной рукой держа над головою Мирона Лукича медный венец, усеянный горячими, как рубины, красными стеклами. Страшно вытянув руку, поминутно наступая на белый шлейф невесты, Глебка-ямщик нес такой же горящий венец над Агриппиной Авдеевной.
Мирон Лукич побледнел, пот снова проступил у него на лице, внезапно он схватился за колеса и судорожно начал подгонять движенье кресла.
Так трижды совершен был круг и тут же, без оглядки, кончилось венчанье.
Все бросились к выходу.
Перед дверьми остановились, чтобы одеть невесту. В полутьме, накидывая косынку, она скользнула локтем по плечу Мирона Лукича. Он схватил ее и прижал к себе, что-то замычав.
Тогда вдруг, с женской стремительной жадностью, она сдавила его костлявые пальцы и шепнула, почти дотронувшись губами до его уха:
- Что ты! Погоди!..
Его кинуло в жар от этого погоди, он чуть не выскочил из кресла, поднявшись на руках, но она уже укутывалась в ротонду, и Денисенко, скаля зубы, поздравлял ретиво:
- С законным браком, молодой, с законным браком, молодая!
Забыв, что еще не вышли из церкви, Мирон Лукич цыкнул на него:
- Вези живей, сатана…
Седьмая глава
Вместо эпилога
Казалось, так же, как они, весь дом исполнен был отчаянного недоуменья: старик исчез, и след его простыл. Где-то, запрятавшись в угол, скулил побитый Васька. На дворе, требуя расчета, ворчал караульщик:
- Какой сторож даст себя бить? А он прямо в зубы. Мне седьмого десятку сколько годов?
Петр Мироныч, схватившись за голову, метался из стороны в сторону.
- Кабы мы тогда послушались владыку, - устало сказал Павел, - нашли бы лекаря…
- Ну?
- Объявил бы он папашу не в своем уме, не было бы нам нынче заботы. Сколько денег извели на церкви, да на участок. Поди, возьми теперь чего с участка.
- Крепок задним умом. Лучше скажи, сейчас что делать?
- Что делать? - с досадой переговорил Павел, - что делать? Пойдем к ней.
- К ней?
- Где же ему больше находиться? Он там хоронился. А ты придумал ветер в поле ловить.
Петр вскинул глаза на брата, подумал и вдруг принял его решенье…
Немного спустя они стучали в квартиру Агриппины Авдеевны.
Им отперла Машутка и, потеряв платок, стремглав улетела из сеней.
Они вошли в переднюю. Рядом с ней, в большой комнате, ненужно мигали забытые свечи, все было в беспорядке, одежда валялась по креслам.
Раздались торопкие шаги, женщина в черном платье, прикладывая к глазам мокрый кружевной платочек, остановилась в дверях.
- Что вам угодно? - разбитым голосом спросила она.
- Пришли узнать, куды вы нашего родителя девали, - пробасил Петр. - Ведь это вы сами?
- Ах, - вздохнула Агриппина Авдеевна и тихонько потрогала глаза платочком. - Ах! Вы, наверно, дети Мирона Лукича… сыновья… моего мужа.
- Мужа? - угрожающе переспросил Петр.
Она глубоко всхлипнула и совсем закрыла лицо.
- …моего покойного мужа…
- Покойного? - закричал Павел. - Что ты с ним сделала?
- Ах, что вы! - воскликнула она, вытягивая перед собой руки, точно защищаясь. - Такое злосчастье, такое злосчастье! У него было такое слабое сердце!
- Где он? - крикнули братья.
- Такое злосчастье! - горячо повторила она, и вдруг у нее прорвались рыданья.
- Он мне… он мне… - силилась она что-то выговорить, - он мне оставил… только половину!
Братья ринулись в дверь, толкнув с дороги Агриппину Авдеевну, пробежали одной комнатой, потом другою, ворвались в спальню и остолбенели.
Старик сидел в своем кресле, фиолетовый, с разинутым ртом. Ноги его были открыты.
