Едва она ушла, он оглянулся в поисках туалета - ему требовалась холодная вода и время, чтобы поразмыслить, как действовать дальше. Нервы его стали пошаливать, на пароходе он чувствовал себя куда увереннее. Здесь его пугали даже такие мелочи, как хлопóк прохудившейся камеры. Он поискал глазами администратора. В вестибюле было полно народу. Заведение явно процветало, вопреки, а может быть, благодаря туману. То и дело тявкали гудки машин, подкатывавших из Дувра и Лондона. Наконец он высмотрел администратора, тот беседовал с пожилой седовласой дамой.
- Вот такой высоты, - говорил администратор. - Да у меня есть снимочек, не желаете ли взглянуть? Я сразу вспомнил, что ваш муж просил меня подобрать...
Болтовня его звучала неубедительно, глаза бегали, он не упускал из виду никого вокруг. Его задубелое лицо с резкими рублеными чертами выдавало в нем солдафона с изрядным стажем армейской службы за плечами. Эмоций на его физиономии было не больше, чем у чучела на витрине зоомагазина.
- Одну секундочку. Извините, пожалуйста... - начал Д.
- Конечно, первому встречному я такого пса не продам. - Администратор круто повернулся к Д. и включил улыбку, словно щелкнул зажигалкой. - Позвольте, где-то мы с вами встречались? - В руке у администратора был снимок жесткошерстного терьера. - Отличная родословная, а стойка какая, а зубы!..
- Простите, я хотел спросить...
- Извините, старина, я вижу, к нам Тони пожаловал. - И человек с моноклем испарился.
- Бесполезно о чем-нибудь его спрашивать, - сказала седовласая дама и добавила без церемоний: - Если вам нужен туалет - вниз по лестнице.
Туалет был явно не в стиле Тюдоров - сплошь стекло и черный мрамор. Д. снял пиджак и повесил на крючок. В туалете было пусто. Он наполнил раковину холодной водой. Нужно было привести нервы в порядок - прикосновение холодной воды к темени обычно действовало на него как электрический разряд. Нервы были настолько напряжены, что он молниеносно обернулся, когда кто-то вошел в туалет - судя по внешности, шофер одной из машин. Д. окунул голову в холодную воду и выпрямился. Вода стекала на рубашку. Он нащупал полотенце и прежде всего протер глаза. Стало легче. Рука его совсем не дрожала, когда, обернувшись, он произнес:
- Что вы там делаете с моим пиджаком?
- О чем это вы? - спросил шофер. - Я вешаю свой пиджак. Вы на меня не наговаривайте.
- А мне показалось, что вы собираетесь что-то взять у меня из кармана, - сказал Д.
- Тогда зови полицейского, - ответил шофер.
- У меня нет свидетелей.
- Зови полицейского или проси прощения. - Шофер был здоровенный мужик под два метра. Он с угрожающим видом двигался к Д. по сверкающему полу. - Я тебя сейчас хорошенько проучу, мозги вон вышибу. Инострашка паршивый, шляются тут, жрут наш хлеб, думают, что им все можно...
- Возможно, я ошибся, - сказал Д. примирительно. Он и впрямь засомневался. Может быть, этот тип - заурядный карманник, к тому же он еще ничего не успел украсть.
- Возможно, он ошибся. А я вот, возможно, из тебя сейчас душу вытрясу. Так не извиняются.
- Я готов принести извинения в любой форме, в какой вам будет угодно, - сказал Д. Война уничтожает в людях чувство стыда.
- Что, драться, значит, кишка тонка? - сказал шофер.
- Зачем мне с вами драться? Вы и сильнее и моложе.
- Да я справлюсь с дюжиной таких паршивых латиносов...
- Ничуть не сомневаюсь, что это в ваших силах.
- Издеваешься, да? - сказал шофер. Один его глаз косил в сторону, казалось, что он все время поглядывает на каких-то зрителей. Возможно, подумал Д., там и впрямь есть зрители.
- Если вы считаете, что я над вами издеваюсь, то я еще раз готов принести вам извинения.
- На черта мне твои извинения, захочу - ты мне подметки лизать будешь.
- Ничуть не удивлюсь.
Пьян он или кто-то подучил его затеять скандал? Д. стоял спиной к раковине. Его слегка подташнивало от надвигающейся беды. Он ненавидел физическое насилие. Одно дело - убить человека пулей или самому быть расстрелянным - это был механический процесс, который противоречил лишь воле к жизни или вызывал страх перед болью. Другое дело - кулак. Кулак унижает, быть избитым - значит вступить в постыдные отношения с насильником. Д. испытывал к этому такое же отвращение, как и к связям со случайными женщинами. Он ничего не мог с собой поделать, то и другое его ужасало.
- Опять хамишь?
- И в мыслях не имел ничего подобного.
Его педантично-правильный английский язык, казалось, приводил шофера в бешенство. Он сказал:
- Говори по-английски, а не то я расквашу твою паршивую морду.
- Я - иностранец.
- А я сделаю из тебя мокрое место.
Шофер был уже рядом. Его опущенные сжатые кулаки напоминали два куска непрожаренного бифштекса. Видимо, он нарочно доводил себя до бешенства.
- Ну, где твои кулаки? Сейчас выясним, трус ты или герой.
- Я не собираюсь с вами драться, - сказал Д. - Будьте добры, разрешите мне пройти. Меня наверху ждет дама.
- Она получит то, что от тебя останется, - рявкнул шофер. - Я тебе покажу, как обзывать честных людей ворами.
Он, видимо, был левшой, так как отводил левый кулак для удара. Д. прижался к раковине... Ну вот, он снова был в тюремном дворе, и к нему подходит охранник, размахивая дубинкой. Будь у него сейчас пистолет, он бы им воспользовался, он был готов на все, лишь бы этот человек не прикоснулся к нему. Он закрыл глаза и откинулся к зеркалу. Он был беззащитен. Он не знал даже элементарных основ бокса.
Раздался голос администратора:
- Послушайте, старина, вам дурно?
Д. выпрямился. Шофер отходил от него с видом самодовольного праведника. Не сводя с него глаз, Д. сказал как можно любезнее:
- Со мной иногда это бывает, как у вас говорят? Головокружение, да?
- Мисс Каллен попросила меня отыскать вас. Может быть, послать за доктором?
- Да нет, ничего серьезного.
Они вышли из уборной. Д. спросил:
- Вам знаком этот шофер?
- Впервые вижу. Да и не упомнишь всю обслугу, старина. А что такое?
- По-моему, в туалете его интересовали главным образом карманы моего пиджака.
Глаз холодно блеснул за стеклом монокля.
- В высшей степени маловероятно, старина. Не сочтите меня за сноба, но у нас, знаете ли, бывает только самая лучшая публика. Вы наверняка ошиблись. Мисс Каллен подтвердит вам мои слова. - И добавил с наигранным безразличием: - Вы что, старые друзья с мисс Каллен?
- Нет, не сказал бы. Она весьма любезно согласилась подвезти меня из Дувра, и только.
- О, понимаю, - ледяным тоном одобрил администратор и проворно взбежал на верхнюю ступеньку. - Вы найдете мисс Каллен в ресторане.
Д. вошел в зал. Какой-то мужчина в свитере под горло играл на пианино, и женщина пела низким, полным тоски голосом. Деревянной походкой Д. прошел мимо стола, за которым сидел тот, другой.
- Что случилось? - спросила Роз. - Я уж решила, что вы от меня сбежали. Вид у вас такой, как будто вы повстречались с привидением.
С того места, где он сидел, был виден Л. - фамилия всплыла наконец в памяти. Он сказал негромко:
- На меня сейчас напали. Точнее говоря, пытались напасть... В туалете.
- Ну что вы все сказки рассказываете? - не выдержала Роз. - Напускаете на себя таинственность. Лучше закажите бутылочку "Три медведя".
- Пожалуйста. Но ведь я должен чем-то объяснить свое отсутствие.
- Да вы сами-то верите своим басням? - спросила она раздраженно. - Вы случайно не контуженый?
- Нет, не думаю. Просто я не очень приятный попутчик.
- Отчего же! Если бы вы только не чудили и не устраивали мелодраму. Я ведь вас уже предупреждала - терпеть не могу мелодрам.
- Тем не менее они иногда происходят в жизни. Видите: там сидит мужчина, за первым столиком от дверей. Пока что не смотрите на него. Я готов заключить с вами пари, что он смотрит на нас. Ну, как?
- Да, смотрит, но что из этого?
- Он следит за мной.
- А я могу объяснить это иначе. Он не сводит глаз с меня.
- Почему именно с вас?
- А потому, мой милый, что мужчины всегда на меня глазеют.
- Ах да, - сказал он торопливо. - Ну конечно, понятно.
Он откинулся в кресле и внимательно взглянул на нее: полные губы, нежная тонкая кожа. Он почувствовал неприязнь к лорду Бендичу - будь он ее отцом, он бы приструнил ее. Женщина на эстраде красивым низким голосом пела какую-то чушь о безответной любви:
Слова, одни слова, - я этого не знала,
Ты грезил наяву, моя душа пылала,
Ты говорил - любви пришла твоей пора,
Мне сердце обещал, но то была игра.
Публика, отставив рюмки, жадно слушала, словно внимала настоящей поэзии. Даже Роз на минуту перестала есть. Их жалость к самим себе раздражала его - такой слабости давно уже не могли позволить себе его соотечественники по обе стороны фронта.
Но все ж тебя сегодня не корю я,
Такое время - все живут в обмане,
И я, мой друг, не отравлюсь, горюя,
Как дева в рыцарском романе.
Песенка, очевидно, выражала дух времени в их понимании. Лично он предпочел бы тюремную камеру, руины после авианалета и врага у порога, чем такой "дух". Он задумчиво наблюдал за девушкой. Будь он помоложе, он бы сочинил в ее честь стихи, и, право, получилось бы получше этих.
Ты только грезил наяву - теперь я это знаю,
Ты лишь красиво говорил - теперь я понимаю.
- Песенка - дрянь, но почему-то трогает, верно? - сказала Роз.
К их столику подошел официант.