- Естественно, я бы не обратился к вам, сэр, не будь я уверен, что вы... ну, как бы это лучше сказать... человек необыкновенный. - Впрямь ли нищий мнил себя аристократом или это был лишь верный, обкатанный метод? - Но, конечно, если вам в данную минуту почему-либо неудобно, тогда не может быть и речи...
Д. полез в карман за деньгами.
- О, только не здесь, сэр, если не возражаете, не на виду у всей улицы. Может быть, зайдем в подворотню? Признаюсь вам, сэр, - безумно стыдно просить взаймы у совершенно незнакомого человека. - Он нервно метнулся в пустую подворотню. - Обстоятельства вынуждают, вы уж простите, сэр.
В переулке не было ни души, только поодаль стояла машина. Разговор происходил у больших зеленых запертых ворот.
- Хорошо, вот вам полкроны, - сказал Д.
- Благодарю вас, сэр. - Оборванец схватил деньги. - Не исключено, что когда-нибудь я буду в состоянии вернуть вам долг... - И, шустрой рысцой выбежав из подворотни в переулок, исчез из виду.
Что-то негромко чиркнуло за спиной Д., и острый осколок кирпича, внезапно отскочивший от стены, ожег ему щеку.
"Беги!" - подсказала память. На улице светились окна, на углу стоял полисмен. Здесь он в безопасности. Он понял - кто-то выстрелил в него из пистолета с глушителем. Дурачье, не знают, что с глушителем точно не прицелишься.
Нищий, размышлял он, должно быть, караулил его еще у гостиницы и заманил, как подсадная утка, в подворотню. Если бы они в него попали, машина стояла наготове, чтобы забрать тело. А может быть, собирались только покалечить его. Возможно, они и сами-то не решили точно, что им делать, потому и промахнулись - как в биллиарде: задумаешь положить два шара подряд - и мажешь с первого удара, не положив ни одного. Но откуда они узнали, в котором часу он выйдет из отеля? Он ускорил шаг и вышел на Бернард-стрит. Гнев в нем еще не остыл. Конечно, девица не явится в назначенное место.
Но она ждала его.
Он сказал:
- Не думал, что вы придете. Особенно после того, как ваши приятели только что пытались меня подстрелить.
- Послушайте, - сказала она, - хватит этой ерунды. Я пришла, чтобы просить у вас извинения за то, что случилось вчера вечером. Не верю, что вы действительно собирались украсть машину. Но я была слишком пьяна и даже подумать не могла, что они собираются избить вас. А они все-таки вас избили... Все этот кретин Кэрри! Но насчет того, что в вас стреляли, - это уж явная мелодрама... Или вы пытаетесь сыграть на романтических струнах женского сердца? Должна вас огорчить - на меня это не действует.
Он спросил:
- Л. известно о том, что вы должны были встретиться со мной на этом месте в семь часов?
Она немного смутилась:
- Знал только Кэрри. Л. - нет.
Это признание удивило Д. Возможно, она действительно ни при чем?
- Кэрри подобрал вашу записную книжку. Он сказал, что будет держать ее у себя на тот случай, если вы попытаетесь еще что-нибудь натворить. Я говорила с Кэрри сегодня по телефону - он еще был в городе. Я сказала, что не верю, будто вы хотели угнать машину, и добавила, что собираюсь с вами встретиться. Ну, хотя бы чтобы вернуть вам книжку.
- Так он ее отдал?
- Вот она.
- И вероятно, вы сказали ему, где и в каком часу мы встретимся?
- Очень может быть. Мы долго говорили с ним, спорили о вас. Я ему - свое, он - свое. Но все равно вы напрасно будете меня уверять, что Кэрри в вас стрелял, я не поверю.
- О нет, этого я не думаю. Я предполагаю, что он встретился с Л. и сообщил ему все, что от вас услышал.
Она сказала:
- Да, он завтракал с Л. - И возмущенно воскликнула: - Но это же фантастика! Как они могли стрелять в вас прямо на улице? А как же полиция, жители соседних домов? Ведь все услышат выстрел. И почему вы до сих пор разговариваете тут со мной, а не с инспектором в полицейском участке?
Он усмехнулся:
- Разрешите доложить по порядку. Дело происходило в подворотне. Оружие было с глушителем. А что касается полиции, то по старой привычке, выбирая между участком и свиданием, я останавливаюсь на последнем.
- Не верю. Не хочу верить. Неужели вы не понимаете, что, если бы могли происходить подобные вещи, жизнь была бы невозможной.
Он сказал:
- Почему? Не вижу ничего странного. Моя страна живет под пулями. И даже вы, наверно, смогли бы к этому привыкнуть. Жизнь все равно продолжается.
Он взял ее за руку, как ребенка, и повел по Бернард-стрит, а затем по Гренвиль-стрит. Он сказал:
- Вот здесь. Пожалуйста, ничего не бойтесь. Тот, кто стрелял, уже скрылся.
Они вошли в подворотню. Он поднял с земли осколок кирпича и сказал:
- Видите, куда они попали.
- А вы можете доказать? Как вы докажете? - сказала она запальчиво.
- Попытаюсь, хотя это маловероятно...
Он начал ковырять пальцем стену, надеясь, что пуля застряла в кирпичах.
- Они идут на самые отчаянные меры. Вчера эта история в уборной. Потом то, что вы видели на шоссе. Сегодня кто-то обыскивал мой номер - впрочем, возможно, это работа наших людей. Но то, что произошло сейчас, - не шутки. Они зашли слишком далеко. Теперь им остается только убить меня. Удастся ли? Не думаю. Меня ужасно трудно убить.
- Боже мой! - внезапно сказала она. - А ведь верно, вот она!
Он обернулся. Роз подняла с земли пулю.
- Хватит разговоров, - сказала Роз. - Пора что-то предпринять... Может, в полицию...
- Я никого не видел. Нет доказательств.
- Вы говорили вчера, что вам предлагали деньги?
- Да.
- Почему же вы их не взяли? - спросила она со злостью. - Вы что, хотите, чтобы вас прикончили?
Она была на грани истерики. Он взял ее за руку и потянул в бар.
- Два двойных бренди. - Он заговорил с ней весело и быстро: - Помогите мне в одном деле. В отеле, где я остановился, есть девчонка, горничная. Она оказала мне одну услугу, и за это ее увольняют. Хорошая девочка, правда, немного диковата. Одному богу известно, что с ней будет дальше. Не могли бы вы подыскать ей какую-нибудь работу? У вас много состоятельных друзей.
- Да перестаньте вы донкихотствовать, наконец, сказала она. - Давайте действительно поговорим о деле, обо всей этой истории.
- А что тут говорить? Очень просто - они не хотят, чтобы я встретился с вашим отцом.
- Может быть, вы патриот? - спросила она с легким презрением.
- Не сказал бы... Патриоты - это люди, которые кричат: "Наша родина! Наша родина!" - но не совсем понятно, что они конкретно под этим подразумевают.
- Тогда почему вы не взяли деньги?
- Понимаете, человек так устроен - раз навсегда выбираешь какую-то линию жизни и придерживаешься ее до конца. Иначе жизнь теряет всякий смысл и остается только поплотнее закрыть окна и открыть газ. Я стал на сторону обездоленных, тех, кому столетиями достаются крохи от пирога.
- Все равно ваших обездоленных продавали и будут продавать.
- Тем более, единственно правильная позиция - это стоять на своем. Я не идеализирую мой народ - он совершает не меньше жестокостей, чем люди по ту сторону баррикад. Наверное, если бы я верил в бога, многое для меня было бы проще.
- Вы считаете, - спросила она, - что ваши вожди хоть сколько-нибудь лучше тех, кому служит Л.? - Она выпила свой бренди и нервно постукивала найденной пулей по стойке.
- Нет, нисколько. Я люблю народ, простых людей, независимо от того, куда ведут их вожди.
- Куда бы их ни вели, они все равно хорошие, потому что бедные, так, да? - усмехнулась она.
- Что-то в этом роде. Существует же изречение: "Права она или не права, но это моя родина". Приблизительно так же я отношусь к народу. Может, я и не прав, но выбор сделан окончательно. Только история рассудит - кто был прав и кто виноват. - Он забрал у нее из рук пулю и подбросил на руке: - А вы знаете, что я ничего не ел со вчерашнего вечера? - Он взял со стойки блюдо с сандвичами и поставил на стол. - Прошу вас. Я заметил вашу привычку пить на пустой желудок. Это вредно для нервов.
- Мне не хочется есть.
- А мне хочется. - Он взял сандвич с ветчиной и откусил здоровенный кусок. Она водила пальцем по краю блюда.
- Расскажите мне, - сказала она, - что вы делали до того, как все это началось.
- Я читал лекции по французской средневековой литературе. Не бог весть какое захватывающее занятие. - Он улыбнулся. - Но есть и кое-что интересное. Вы слышали про "Песнь о Роланде"?
- Да.
- Так вот, я обнаружил Бернскую рукопись этой "Песни".
- Мне это ничего не говорит, - сказала она. - Я в этом ничего не понимаю.
- Лучшим оригиналом "Песни" считался тот, что хранится у вас в Оксфорде, хотя в нем масса пропусков и более поздних исправлений. Затем - Венецианская рукопись. В ней восполнены пропуски Оксфордской, но не все. Научная ее ценность невысока. - И с гордостью добавил: - А я нашел Бернскую.
- Вы нашли? - сказала она задумчиво, не сводя глаз с пули, которую он держал в руке. Потом посмотрела на его израненный подбородок и рубец на губе.
Он сказал:
- Помните сюжет - Оливье, увидев приближающихся сарацинов, уговаривает Роланда протрубить в рог и призвать на помощь войска Карла?
Шрам на его подбородке, казалось, интересовал ее больше, чем Роланд. "А как..." - начала было она, но он продолжал свое:
- Однако Роланд не протрубил, он поклялся, что, сколько бы ни было врагов, они не заставят его взывать о помощи. Здоровенный, отчаянный балбес. На войне часто выбирают в герои не того, кого надо. Оливье - вот кто должен был стать героем "Песни", а его отставили на второй план, рядом с кровожадным епископом Тюрпином.
Она спросила: