Николай Семёнович прислушался. Дед, повиснув на балконе над толпой, откалывал такие солёные прибаутки по адресу стоящей с ним рядом молодецки подбоченившейся девицы в рейтузах, соблазнительно туго обтягивающих аппетитные ляжки, в гусарской куртке с бранденбурами и лихо надетой на голову конфедератке, что адмирала аж в пот бросило. И тут пышная молодуха на высоких нотах начала докладывать о том, как она влюбилась в офицера и пошла в церковь с большой восковой свечой молиться. И она запела, одновременно лихо пританцовывая на балкончике, вихляя задом:
Ты гори, гори, пудовая свеча,
Ты помри, помри, фицерова жена.
Тогда буду я фицершею,
Мои детки - фицеряточки!
- Господи помилуй, не дай бог Наташенька услышит! Да где же она? - И тут вдруг неожиданно для себя рявкнул по-русски на всю площадь: - Наташка, чтоб тебя черти забрали, где ты шляешься, кукла ты глупая!
Так отчаянно орал он только в молодости, когда отдавал приказания матросне, повисшей на реях, когда они подходили на пушечные выстрелы к турецким кораблям. Адмирал и не подозревал, что сможет ещё так гаркнуть.
- Ну что ты орёшь, как пьяный мужик, в лесу заблудившийся, ваше высокопревосходительство, - раздался рядом густой бас старого гренадера.
- А, это ты, Николай, - кисло улыбнулся сановник. Он не очень-то любил этого своего дальнего родственничка. Его коробило от солдатских шуточек и простоты повадок. - Я вот дочку потерял, Наташеньку, и потянула же нас неладная на эту Масленицу любоваться.
- Да здесь она, твоя красавица, с красными молодцами, как и положено на гулянье, веселится, - ответил, широко улыбаясь, Николай Михайлович и отступил в сторонку.
За его широкой спиной стояла Наташа и, улыбаясь, уминала большущий белый печатный пряник в окружении Муравьёвых.
- С какими ещё молодцами? - встревоженно воскликнул адмирал, но, увидев братьев, успокоился. Они знали Наташу с детства, были приняты у него дома, так что в этом ничего зазорного для чести дочери не было.
- Папа, я хочу скатиться с горки! - выкрикнула возбуждённая Наташа, доедая пряник.
- Да ты что, спятила, голубушка? - У Николая Семёновича его седые брови аж подпрыгнули на лбу. - Где это видано, чтобы дочка министра с горок каталась со всем этим людом? Да твою маму удар хватит, если она узнает об этом.
- А она ничего не узнает, - решительно заявила девица и, опершись на подставленную руку Николая Муравьёва, побежала вместе с ним к лестнице на высокую гору.
- Вы не беспокойтесь, Николай Семёнович, мы с ними пойдём и проследим, чтобы всё было в порядке! - крикнул Александр и кинулся вместе с братом Михаилом за убежавшей далеко вперёд парочкой.
- Наташа, остановись, не смей этого делать! - выкрикнул адмирал, но уж больно неубедительно, хорошо зная, что молодёжь уже ничто не остановит.
- Да брось ты так волноваться, тёзка, пойдём под Колокол и дерябнем по маленькой, - фамильярно взяв под руку его высокопревосходительство, увлёк сановника гренадер с сизым носом.
- Ох, что я Генриетте-то Александровне скажу? Она же нас дожидается у кареты, - всплеснул руками адмирал.
- Да чего там говорить с ней, - успокаивающе похлопал его по плечу ветеран Измаила, заводя родственника в трактир с крышей в виде высокого шатра, выкрашенного в зелёный цвет, похожего на колокол, где можно было выпить вина, водки или любимых русским людом разных настоек на травах и фруктах. - Баба с воза - кобыле легче, - добавил Николай Михайлович, садясь за столик, распахивая полушубок и повелительно подзывая полового.
А молодёжь в это время уже неслась на санках с огромной горки. Ледяная пыль била в лицо. Николай, сидевший сзади Наташи и придерживающий её за талию, наклонился и поцеловал дальнюю родственницу в розовую щёчку. В тот же момент испугался того, что сделал, и зажмурился от ужаса. Но голова в кокетливом чепчике из рыжей лисы повернулась вполоборота. Наташа смеялась. Николай тогда снова поцеловал её, теперь уже в уголок губ. Сани катились долго, вынесли молодёжь аж почти на Дворцовую площадь.
- Давайте ещё прокатимся, пока папа не пришёл! - выкрикнула Наташа, счастливо смеясь, и кинулась вместе с Николаем обратно к горке.
- Николе хорошо, конечно, с такой барышней кататься, - завистливо пробормотал Мишка, шагая за парочкой.
- Не бурчи, Михаил, ты же знаешь, что Николенька любит её чуть ли не с младенчества, а тут такой случай подвернулся.
- Только вот что-то не очень заметно, чтобы Наташенька также любила Николая. На прошлом-то балу она вон как с флигель-адъютантами императора отплясывала, братишка к ней аж протиснуться не мог.
- Ну, что ж тут поделаешь, любит она повеселиться, не благородно ей пенять на это, - сказал Александр с видом знатока женских сердец, - все они такие резвушки-хохотушки.
Салазки снова ухнули с высоты. Сердце Николая бешено билось. Он целовал девичьи щёки, губы, что-то кричал, хватая широко открытым ртом ледяной воздух. Рядом с ухом звенел серебряный колокольчик Наташиного смеха. Почти час накатавшись всласть, молодёжь встретила двух Николаев Мордвиновых. Они шли обнявшись.
- Ты хороший парень, мон шер, - говорил заплетающимся языком адмирал. - Раньше мне казалось, что ты грубоват, но я был неправ. Ты настоящий русский человек, и я русский, поэтому нам так хорошо вместе, ну их к чёрту, всех этих англичан, французов, немцев, шведов...
- Батюшки светы, на кого же вы похожи, папа, когда же вы успели так надраться? - спросила, по-русски всплеснув руками, дочка.
- Твой папаша не надрался, а просто немного выпил, для разогрева, - поправил Наташу Николай Михайлович. Его носище светился малиново-сизым светом.
- Что же мы скажем маме? - горестно проговорила девушка.
- Скажем, что мы, русские люди, любим повеселиться на Масленицу. Ведь ещё святой Владимир сказал: "В питие есть веселие Руси". Впрочем, англичанам этого не понять, - махнул рукой адмирал и чуть не упал.
Когда вся честная компания подошла к карете, адмиральша встретила её руганью на трёх языках: на английском, французском и русском.
- Это что такое, я чуть не умерла здесь от волнения, дожидаясь вас обоих, а вы, Николя, заявляетесь через два часа пьяный вдрызг, как свинья. Хороший пример молодому поколению!
- Мама, братья Муравьёвы были так любезны, что нашли меня - я ведь чуть было не потерялась - и помогли мне добраться сюда благополучно, - протараторила Наташа, опустив шустрые глазки долу.
- Ас тобой, голубушка, мы дома поговорим, - отрезала разъярённая мамаша. - Трогай! - крикнула сорвавшимся голосом кучеру.
Наташа помахала ручкой Николаю, улыбаясь устало и, как казалось молодому прапорщику, загадочно.
- Мы русские люди! - долетели до братьев крики адмирала из удаляющейся кареты. - Вам, англичанам паршивым, этого не понять!
- Славно погуляли, на то она и Масленица, чтобы уж повеселиться так повеселиться! - громко пробасил дядька Николай и добавил: - А этот морячок парень не такой уж говённый, в нём ещё осталась наша русская жилка.
Братья вздохнули и сначала хотели взять извозчика, чтобы отвезти дядю домой, в его дом, расположенный на Подгорной, около Смольного монастыря.
- Да вы что, племяннички, кто в Масленицу на извозчике-то ездит, берём "вейку"! - закричал дядька. Так назывались чухонцы, наезжавшие в эту разгульную неделю в большом количестве в Петербург на низких саночках, в которые были впряжены "шведки", лохматые бойкие лошадки. Дуги же и вся упряжь были увешаны бубенцами и развевающимися разноцветными лентами.
И они покатили по Невскому, лихо со звоном бубенчиков подпрыгивая на ухабах, чуть было не сталкиваясь с другими такими же "вейками", со свистом и женским визгом проносившимися мимо. В этот день молодые офицеры так и не добрались до своей казённой квартиры: разве можно было зайти на Масленицу к дяде Коле и выйти в этот же день из его дома на своих двоих?
5
Но всё хорошее заканчивается в жизни довольно быстро, и весёлая Масленица яркий тому пример. Не успели оглянуться братья Муравьёвы, как наступил Великий пост. Гвардия собиралась в поход. Матери и жёны провожали сыновей и мужей на войну. Не до веселья уже стало. Но молодёжь всё равно веселилась. Разве её удержишь?
- Наконец-то прочь скучную гарнизонную жизнь с её вечными вахтпарадами, караулами, застёгнутыми воротничками, эту каждодневную муштру и занудное чинопочитание, нас ждут биваки, ночи у костров в чистом поле и разгульная боевая жизнь! - разглагольствовали вслух молоденькие прапорщики и подпоручики. - Чего проще: скомандовал солдатикам - "Оружие к бою!", а потом лихо - "В атаку, за мной вперёд!", выхватил саблю или шпагу, пришпорил коня и - "Ура-а-а!". Вот это служба! А там, смотришь, и вакансий полковых на повышение видимо-невидимо! Ведь война же без потерь, известное дело, не бывает.