- А зачем генералы со всей России к нам едут? Самые главные! Чтобы обратно на войну нас гнать?..
Наверное, были и другие мнения, но высказывать их боялись.
На перроне в Новочеркасске появились некоторые проблески - офицеры и юнкера в форме. Втроём подошли к нему - поручик и двое юнкеров-константиновцев.
- Кого-нибудь ищете, господин? - спросил офицер.
Марков покосился на юнкерские погоны с вензелем К, подмигнул и потихоньку пропел:
- "Все математики старались, и корень вдруг изобрели..." А как дальше - забыл.
Юнкера рассмеялись и продолжили:
- "Артиллеристы догадались. И корень в пушку запрягли..."
Прониклись уважением, узнав, что перед ними выпускник Константиновского училища 1898 года, генерал Марков.
- Простите, что не в форме, - решил оправдаться. - Не знал, что вы будете меня встречать.
- Правильно, что переоделись, - сказал офицер, - всё ещё неясно. Наших мало. Большевиков и в Ростове, и здесь полно. Того и гляди организуют восстание. Казаки воевать не хотят. Молодёжь за красных. Власть Каледина - не дальше Атаманского дворца. Сам Алексеев прячется, и вообще его сейчас здесь нет - уехал в Екатеринодар на совещание с Кубанским правительством. Пойдёмте, мы проводим вас в офицерское общежитие. Это на горке - Барочная, дом 2. Но наших прибавляется. Каждый день приезжают московским поездом...
Настоящий русский зимний день с красноватым солнцем, невысоким и нежарким; сверкающий купол собора; памятник Ермаку; Триумфальная арка в честь победы в Отечественной войне; казачий патруль на улицах; юнкера, строем шагающие в баню; воспетые Пушкиным голубые сугробы под синим небом - родная Россия... Нет. Не родная: трое русских генералов - оглядывающиеся, переодетые кто во что - с опаской приближались к Атаманскому дворцу. Деникин в добротной помещичьей шубе, Марков - в странной зелёной куртке и белой огромной папахе, Романовский - в шинели с погонами прапорщика.
- Хоть одного казака завербуем в свою армию - Каледина, - сказал Марков.
- Да, это было бы смешно, когда бы не было так реально, - ответил Романовский.
- А как он прекрасно воевал, - напомнил Деникин. - Помните, Сергей Леонидович? Карпаты, зима 1915 года...
12-й корпус Каледина наступал на Ужгород, чтобы отбить контрнаступление противника, пытавшегося разблокировать осаждённый Перемышль. Не только пулемёты, но и метель в лицо, сугробы, обычная русская неразбериха - артиллерия бьёт по своим, а свои - это 4-я Железная бригада, где командир - Деникин, а начальник штаба - Марков.
- Сергей Леонидович, - кричит Деникин в телефон, - прикажите прекратить огонь всей нашей артиллерии и выезжайте ко мне.
Приказ пошёл по телефонным проводам во все батареи, а та злополучная продолжала постреливать и... все по своим. Когда Марков через сугробы добрался до командного пункта Деникина, тот уже разобрался: ведёт огонь калединская батарея, назначенная в помощь бригаде Деникина. Взяли лошадей, поехали к нему на КП, километра за три. Ветер, метель, пули - все с одной стороны, с запада, - и не поймёшь, что громче свистит. Почему-то на позициях Каледина мороз сильнее, сам генерал был не в избе, не в окопе, а притулился с биноклем у глаз на склоне утёса: в атаку шёл его последний резерв. Пули то и дело с визгом врезались в камень, рассыпая в стороны мелкие осколки гранита.
- Простите, ошиблись наши, - сказал Каледин. - Не сердитесь на нас за то, что приказами надоели. Я же вас не знал. Теперь действуйте сами. Мои тоже хорошо идут.
Перед ними лежало жуткое поле смерти. Сугробы по грудь, и убитые и раненые оставались в этом снегу, обозначая своими тёмными, неподвижно причудливыми фигурами тропы, проложенные солдатами. Переступая через них, прячась за ними, утопая в снегу, шли навстречу смерти калединцы.
- Такое не забудешь, - сказал Марков. - Там по сугробам наступала не пехота, а спешенные кавалеристы.
- Карпатская операция? - уточнил Романовский. - Ужгородское направление? Знаете, какие там общие потери нашей армии? Около миллиона убитых и раненых! Зато заставили капитулировать Перемышль.
Теперь, как и всегда, он говорил отвлечённо серьёзно, как боевой генерал о своей работе. Романовский слишком много знал, но в его рассуждениях о войне, потерях и прочем, если вслушаться, постоянно проскальзывало нечто критическое, даже ироническое. Подумаешь, мол, миллион солдат, зато город взяли.
- Каледин истинный патриот, настоящий боевой генерал, - сказал Деникин. - Он командовал 8-й армией во время знаменитого Луцкого прорыва. Собственно, он его и осуществил. Его армия заняла Луцк. Брусилов, как командующий фронтом, должен был бы восхищаться своим командармом, а он его невзлюбил. Потому что Каледин командовал 8-й, бывшей его армией. И командовал лучше.
Оранжево-красное пламя пылало в окнах Атаманского дворца - праздник ни для кого. Тихо и пусто вокруг, и даже караульные у входа стоят неподвижными истуканами. Дежурный только спросил звания и фамилии и молча пропустил. В коридорах - просторная пустота. Огромный кабинет атамана Войска Донского кажется пустым, потому что рассчитан человек на полтораста, а здесь за большим столом один Каледин.
- Всё понял, - ответил он кому-то по телефону, делая знак вошедшим занять места у стола, - берите дежурную сотню и наводите порядок. Вплоть до применения оружия. Всё. На мою ответственность.
Каледин положил трубку, безнадёжно махнул рукой.
- Отдаю распоряжения, - с печальной улыбкой сказал он, - и знаю, что почти ничего исполнено не будет.
Большая карта Российской империи, висящая на стене, испорчена новыми разноцветными линиями, проведёнными краской: на западе - чёрная кривая линия фронта; Украина вместе с Крымом обведена жёлто-голубой; область Войска Донского - синей, такой же линией указаны границы области Войска Кубанского.
Об этих границах и заговорили. Каледин рассказал, что Екатеринодаре заседает правительство "Юго-Восточного союза" - эфемерного объединения Дона, Кубани, Терека и ещё каких-то территорий. О нём Каледин говорил с грустной иронией - туда уехал Алексеев.
- Я бы поехал сам, - сказал Каледин, - если бы действительно был Донским атаманом. А мне ведь подчиняется только мой конвой. Прикажи я выступить против большевиков - ни одной сотни казаков не наберёшь. А те наседают. С севера по железной дороге Антонов-Овсеенко. С запада - Сиверс. Черноморский флот прислал вше ультиматум: "признать власть Советов". К Таганрогу подошёл миноносец с отрядом большевиков-матросов. В Ростове Военно-революционный комитет действует открыто я не сегодня-завтра поднимет восстание.
- А мы-то ехали... - вздохнул Деникин.
- Мы ехали командовать объединёнными офицерско-казачьими войсками и вести их на большевиков, на Москву... - продолжил Романовский с иронической усмешкой.
- Корнилов надеется создать фронт не только против большевиков, но и против немцев, - сказал Марков. - Что он скажет, когда доберётся сюда? Мы уверены, что он доберётся.
Каледин позвонил, и дежурный казак внёс на подносе графин, бокалы, яблоки, пирожки...
- Прошу, чем Бог послал, - пригласил хозяин кабинета.
Ещё тогда, в Карпатах, Марков почувствовал неординарность этого казачьего генерала. Удивлял печально внимательный взгляд - словно Каледин думает совсем не о том, что творится вокруг, а о чём-то высоком, главном, скрывающемся за суетой действительности. Теперь Марков отчётливее видел неизбывную тоску атамана, измученного неразрешимыми вопросами. Он, русский патриот, стал вдруг во главе казачьего государства, не подчиняющегося центральному правительству, а это правительство подняло народ и гонит на Дон обозлённых, уставших от войны, отравленных большевистской пропагандой. И казаки не хотят защищаться. Многие из них тоже отравлены агитацией. Что же делать ему, атаману?
- Что ж нам делать? - спросил Деникин. - Скажите откровенно, Алексей Максимович, можем ли мы оставаться здесь? Или наше пребывание создаст вам новые политические осложнения с войсковым правительством и революционными учреждениями?
- На Дону приют вам обеспечен, - ответил атаман. - Но, по правде сказать, лучше было бы вам, пока не разъяснится обстановка, переждать где-нибудь на Кавказе или в кубанских станицах.
- И Лавру Георгиевичу, когда он появится?
- Корнилову тем более.
- "Обстановка разъяснится ", - мудро улыбаясь, объяснил Романовский, - когда большевики захватят Область Войска Донского и казаки почувствуют, что такое советская власть. Тогда они сами позовут своего атамана и скажут: "Веди нас на Москву!"
- Если атаман доживёт, - серьёзно сказал Каледин.