– Дорогое дитя, – сказал полковник, садясь рядом с молодым человеком, – я оставил тебя одного на некоторое время… прости меня… но у меня были дела… я уезжал…
– Ты уезжал, отец?
– Да, дитя мое.
– О, отчего ты не взял меня с собою! Полковник смутился.
– Это было невозможно, – сказал он.
– Я так люблю путешествовать, – грустно продолжал молодой человек. – О, как приятно подышать другим воздухом!
– Дитя мое, разве тебе не хорошо здесь?
– Да, я был счастлив.
– А теперь? – спросил полковник, голос которого задрожал от волнения.
– О, теперь, отец… теперь…
Арман вздохнул, и полковник увидал, как слезы блеснули в его голубых глазах.
– О, Господи! Что же с тобою случилось и кто тебя обидел? – вскричал он.
Слеза, блеснувшая на глазах молодого человека, скатилась и упала на руку полковника, который вскрикнул, точно она обожгла его. Он снова опустился на колени и с мольбою смотрел на юношу, взяв его маленькие руки в свои.
– Говори… расскажи мне, как ты страдаешь и кто тому причиной… ты еще не знаешь, что я могу сделать! Ты не знаешь, что отец твой задушит, как ядовитую змею, мужчину или женщину, которые заставили тебя плакать.
– Отец, – прошептал юноша, – в течение месяца я пережил тысячу терзаний; но со вчерашнего дня все во мне умерло…
– Рассказывай, дитя мое, рассказывай, молю тебя… – умолял растерявшийся полковник, целуя руки Армана.
– Слушай, отец, вот уже месяц я люблю женщину, люблю страстно, благоговейно, всей душой… я готов умереть за нее… Но она не любит меня.
– Она полюбит тебя!
– Она любит другого…
– Я убью его.
Полковник произнес эти три слова таким голосом, что сердце у юноши замерло.
– Она оскорбила меня… она ударила меня перчаткой, – продолжал Арман с рыданием в голосе.
Полковник побледнел, как полотно.
– Она ударила тебя? – вскричал он.
– Да… перчаткой…
– Но где?.. Когда?
– Вчера… у себя на балу.
– На балу… Ее имя? Скажи мне, как ее зовут, и убью ее!
– Я люблю ее… – прошептал Арман с бешенством. – Я люблю и ненавижу ее.
– Ее имя? Ее имя? – повторял полковник.
– Баронесса Сент-Люс, – чуть слышно прошептал молодой человек.
Полковник выпрямился во весь свой высокий рост; он скрестил руки на груди и, опустив глаза, с бледными губами и расширившимися от клокотавшего в нем страшного гнева ноздрями прошептал, стукнув в пол ногой:
– Я часто слышал имя этой женщины; я даже встречал ее. Она небольшого роста, блондинка, розовенькая и беленькая; у нее черные глаза. Я также слышал, что эта женщина, прикрываясь своим благородным именем, предавалась недозволенным удовольствиям и, как настоящий демон, разбивала сердца тех, которые имели несчастье увлечься ею; пресыщенная и бездушная, она потешалась над любовью своих поклонников, как тигр тешится своею добычей. И эта-то женщина отняла у меня сына! Ну же, – прибавил полковник, – посмотрим, кто победит, госпожа баронесса де Сент-Люс. Увидим, удастся ли вам одолеть отца так же, как вы одолели сына…
Полковник снова взял руки юноши в свои.
– Как зовут "его", человека, которого она осмелилась предпочесть тебе?
– Граф Степан.
– Русский?
– Да.
– Ну, что ж, – решил полковник, – этот человек умрет. Он снова сел рядом с Арманом и прибавил:
– Расскажи мне все… расскажи все своему отцу…
XXI
Час спустя полковник, уезжая из улицы Гельдер, сказал, что вернется только вечером, так как он рассчитывал поехать вместе с сыном обедать в Версаль или Сен-Клу, но он вернулся домой раньше, грустный и хмурый, и, бросившись в кресло, закурил сигару и начал составлять план мщения. Этот обыкновенно энергичный человек окончательно терял голову при виде страданий своего дорогого мальчика.
"Ну, что ж, – решил он после долгого размышления, – я исполнял и более трудные дела, и теперь самое удобное время удостовериться в том, глава ли я общества "Друзей шпаги"
И он написал следующую повестку:
"Полковник Леон приглашает членов своего общества ввиду крайне важного дела явиться в будущий четверг к шевалье д\'Асти, который вследствие полученной им раны все еще лежит в постели. Начало собрания в восемь часов вечера".
"Двое отсутствуют, – размышлял полковник Леон. – Лемблен в Африке, а Шаламбель в замке Мор-Дье ухаживает за баронессой; но все остальные явятся…"
Они действительно явились. В следующий четверг, в восемь часов вечера, четверо членов "Друзей шпаги" собрались у шевалье д\'Асти. Они застали шевалье еще в постели, слабого, но уже на пути к выздоровлению и в полной памяти. Полковник, у которого обыкновенно был вид высокомерный и насмешливый, в этот вечер явился сумрачный и озабоченный, что немало удивило членов "Друзей шпаги", так что они спрашивали себя: какую драму им предстоит опять разыграть.
– Господа, – медленно и печально сказал полковник, – я ваш начальник, хотя до сих пор служил всем вам.
– Это совершенно верно, – прошептал шевалье.
– Сегодня, – продолжал полковник, – я явился сюда, чтобы сказать вам, что я, в свою очередь, нуждаюсь в помощи нашего общества.
– Мы к вашим услугам, полковник.
– Господа, в Париже есть существо, которое я люблю, как львица любит своего детеныша. Это существо, это второе я – мой сын…
Присутствующие с удивлением переглянулись.
– Да, – продолжал полковник. – У меня есть сын… сын, который не имеет ни малейшего понятия об образе жизни своего отца. Это славный юноша, и, увидев его, его нельзя не полюбить. Он чист сердцем и душою настолько, насколько может быть чисто самое лучшее из Божьих созданий… Ну, так вот, этот ребенок нуждается в нашей помощи.
– Мы к его услугам, – сказал шевалье.
– Маркиз, – обратился полковник к Гонтрану, – вы уже достаточно оказали услуг нашему обществу, и я не смею рассчитывать на вас в моем личном деле… Предоставляю вам полную свободу.
– О, – горько улыбнувшись, сказал Гонтран, – я уже сказал вам, что я ваш всецело… располагайте мною, как вам угодно…
– Знаете вы баронессу Сент-Люс?
– Да, – ответил шевалье.
– Я тоже, – прибавил граф Ренневилль.
– А вы? – спросил полковник Гонтрана.
– Я видел ее всего один раз.
– А знаете вы графа Степана?
– Атташе русского посольства?
– Совершенно верно.
– Да, знаю, – сказал Гонтран.
– Он ваш друг?
– Нет.
– Вы, стало быть, будете охотно драться с ним?
– Конечно.
– Отлично! – продолжал полковник. – Значит, баронесса Сент-Люс и граф Степан будут иметь дело с нашим обществом, потому что они почти убили моего ребенка.
Что произошло затем между полковником и его четырьмя товарищами? Какой тайный и ужасный план составили они? Это нам неизвестно, но мы увидим последствия их разговора. В 10 часов полковник возвратился домой и позвонил камердинеру. Глаза старика сверкали гневом и решимостью, а убитый горем отец уступил место бойцу, готовому мужественно выступить на арену борьбы.
Полковник Леон оделся со всевозможным тщанием, пришпилил к сюртуку французские и иностранные ордена, которыми он был награжден, и приказал подать карету.
– В Оперу, – приказал он кучеру.
В этот вечер в королевской музыкальной академии дебютировала примадонна, уже стяжавшая известность в Неаполе, Вене и Милане, и на торжество собрались все любители музыки Парижа и весь парижский большой свет. Зала была полна, не было ни одного свободного места.
Полковник занял место в ложе на авансцене и лорнировал зал, обегая глазами ложи. Вдруг взор его остановился на ложе авансцены, как раз против него. В этой ложе у самого барьера сидели две дамы; двое мужчин стояли позади них. Одна из дам была блондинка, небольшого роста; она была хороша какою-то странной, своеобразной красотой, а черные глаза ее так сверкали, что с трудом можно было выносить на себе их блеск.
Держа бинокль в одной руке, другой она играла веером, рассеянно обегая глазами соседние ложи. Полковник остановил на ней внимание:
– Это она, – прошептал он, – я узнал ее.
С баронессы Сент-Люс он перевел глаза на одного из мужчин, стоявших позади нее. Это был человек лет тридцати, высокий, со смуглым, почти оливковым лицом. "Этот русский похож на испанца, – подумал полковник, продолжая его рассматривать, – я знал из них двух или трех в таком роде".
И в то время, как полковник продолжал внимательно разглядывать графа Степана – смуглый человек был действительно он, – вдруг в уме его пронеслись далекие воспоминания.
"У меня уже есть ключ, который откроет мне будуар баронессы, – решил он. – Если мне не изменяет память, то я скоро сделаюсь самым закадычным другом графа".
Полковник продолжал мысленно свой монолог.
"В то время, когда я был военнопленным в России, после несчастной кампании 1812 года, я был знаком и находился в самых дружеских отношениях с одним артиллерийским майором, которого звали графом Степаном Степновым; он тоже был высокого роста, и лицо у него было смуглое, как и у этого; я уверен, что это его сын…"
Полковник вынул записную книжку, вырвал листок и написал карандашом:
"Отставной штаб-офицер, участвовавший в походе против России в 1812 году и бывший военнопленным в Москве, имеет смелость спросить графа Степана, не приходится ли он сыном бывшему в то время артиллерийским майором графу Степану Степанову, который удостоивал своей дружбой француза-военнопленного".
Сложив вчетверо записку, полковник надписал ее и отослал с капельдинершей.