"Действие происходит в наши дни, в Париже. Главные действующие лица – первый любовник, Арман; главная женская роль принадлежит Фульмен; комик – это простак студент медицины, которого бьют и которому завязывают глаза; таинственную женщину, быть может, изменницу, зовут Дамой в черной перчатке; есть и некоторые второстепенные роли – Блида, Мориц Стефан. При поднятии занавеса Фульмен скучает, ищет романтического любовника, хочет любить человека, который не любит ее и оскорблен женщиной. Ей указывают на такого человека – это Арман. Арман влюблен в Даму в черной перчатке, женщину неуловимую".
Затем Фульмен решила:
"Вместо того, чтобы сражаться с соперницей, я хочу устранить на пути Армана все препятствия и прежде всего сделать его счастливым. Когда я достигну этого, Арман будет принадлежать мне. Счастливый человек утомится своим счастьем и, когда этот момент наступит, даст поймать себя на удочку! Второе действие: Фульмен находит Даму в черной перчатке, она доставляет Арману возможность пробраться к ней и т. д., и т. д. Действие третье: пьеса принимает новый оборот, интрига запутывается. Ожидаемая развязка отдаляется. Блида сознается под острием кинжала, что сын ее в руках неизвестных ей лиц, которые убьют его, если она что-нибудь расскажет; она дает понять, что Дама в черной перчатке обладает какой-то тайной, и, желая узнать эту тайну, Арман подвергается смертельной опасности; может быть, даже, что вместо того, чтобы стараться избежать этой встречи, Дама в черной перчатке ищет ее, и интрига, запутываясь все более и более, становится полна животрепещущего интереса. Таков конец третьего действия. Четвертый акт: Фульмен одна и произносит следующий монолог. Очевидно, Блида является второстепенным лицом и не знает тайны; также вероятно, что Дама в черной перчатке мыкается по свету, имея в виду особую цель, у нее есть какие-то основания переезжать в двадцать четыре часа в новое помещение, развешивать свои портреты, которые исчезают, и заставлять бедного влюбленного мальчика, глупого, как все влюбленные, преследовать ее без всякой серьезной причины, кроме собственного развлечения. Эта женщина – враг Армана. Почему? Ей одной это известно; но есть женщина, которая поклялась узнать это, и эта женщина исполнит это. В тот день, когда Дама в черной перчатке объявила себя врагом Армана, Фульмен, которая любит его, объявила войну Даме в черной перчатке. Борьба сосредоточится между этими двумя женщинами".
"Милостивые государи и милостивые государыни, – прервала себя Фульмен, обращаясь к воображаемым зрителям, – в пьесе будет множество других картин, но пока они еще не готовы…".
И Фульмен погрузилась в размышления и продумала до рассвета.
Она вскочила удивленная, увидав первые лучи солнца, проникнувшие через окна оранжереи. Фульмен позвонила и приказала приготовить себе ванну. После ванны она начала одеваться с помощью камеристки и приказала подать себе карету.
"Решительно, – подумала камеристка, передавая приказание кучеру, – происходят какие-то непонятные вещи, и барыня или сошла с ума, или просто по уши влюбилась в молокососа Армана, что вздумала среди зимы выехать в семь часов утра".
Через десять минут Фульмен села в карету и приказала везти себя в Пасси, на улицу де Помп. Карета остановилась перед маленьким бедным одноэтажным домиком с палисадником и зелеными ставнями. Фульмен вышла из кареты и позвонила. Толстая, уже довольно пожилая служанка в огромном остроконечном чепчике, какие носят нормандки, вышла отворить дверь и, казалось, была сильно удивлена, увидав молодую и красивую даму, закутанную в большую английскую шаль и прятавшую руки в соболью муфту.
– Здесь живет полковник Леон? – спросила Фульмен.
– Здесь, – ответила служанка.
– Встал он?
– Да, сударыня.
Фульмен прошла во двор, не обратив внимания на впечатление, которое она произвела на нормандку.
– Сударыня, как прикажете о вас доложить?
– Ничего не надо.
– Однако…
– Скажите просто полковнику, что друг его сына хочет его видеть.
Эти слова удовлетворили служанку вполне. Она провела Фульмен в маленький зал и просила ее подождать. Две минуты спустя дверь отворилась, и Фульмен увидала входящего полковника Леона.
Те, кто видел полковника лет пять назад, бодрого, с черными волосами и огненным взором, каждая черта лица которого свидетельствовала о железной воле этого человека, с большим трудом узнали бы его теперь.
Полковник сделался стариком, с седыми и редкими волосами, со сгорбленным станом и тусклыми глазами. Годы или угрызения совести довели его до такого быстрого разрушения? Один Бог мог ответить на это.
Он поклонился Фульмен, не будучи в состоянии скрыть своего удивления, и предложил ей кресло у камина, где пылало яркое пламя.
– С кем я имею честь говорить? – спросил он любезно.
– Меня зовут Фульмен, – ответила молодая женщина, скромно опустив глаза. – Я танцую в Опере.
– Вы приехали ко мне по поручению моего сына? – спросил ее старик, и лицо его приняло при этом выражение радости и гордости, а потухший взор заблистал.
Этот человек, всех ненавидевший, презиравший и преследовавший, игравший честью и жизнью людей, вздрогнул с головы до ног при одном имени своего сына, единственной привязанности, которая жила в его каменном сердце.
– То есть, я приехала поговорить о нем, – сказала Фульмен.
– Боже мой! – пробормотал полковник, бледнея. – Неужели он заболел… или дрался на дуэли… Он ранен…
– О, успокойтесь, – сказала Фульмен, – он чувствует себя превосходно.
– Ах, как вы меня напугали!.. И полковник прибавил взволнованным голосом:
– Дорогое дитя! Вот уже три дня, как он не был у меня… О! Я не сержусь на него за это… он молод… я стар… ему скучно со мною… и притом Иов сказал мне…
Полковник остановился и взглянул на Фульмен с любезной улыбкой.
– Что он вам сказал? – спросила танцовщица.
– Что он влюблен… вероятно, в вас… вы так прекрасны и притом лицо у вас такое доброе… и он будет с вами так счастлив, не правда ли?
Фульмен с улыбкой покачала головой.
– Нет, он не в меня влюблен… однако… Ах, полковник! – воскликнула она с благородной искренностью, тронувшей до глубины души старика: – Я могу признаться вам, потому что вы его отец: я люблю его…
– А он вас не любит?
– Нет.
– Значит, он слеп! – пробормотал старик, взглянув на танцовщицу взглядом знатока, умеющего ценить красоту женщин.
– О, будьте покойны, – сказала Фульмен, – он полюбит меня когда-нибудь. Я это чувствую… а если я хочу чего-нибудь…
Фульмен упрямо надула губки, что вызвало улыбку у полковника, и продолжала:
– Я пришла к вам поговорить о нем потому, что мы оба любим его больше всего на свете.
– Благодарю вас, – сказал старик, пожав руку Фульмен.
– А еще потому, – продолжала она, – что ему грозит большая опасность.
– Опасность! – вскричал, весь задрожав, полковник, причем вся кровь прилила у него к сердцу.
– Успокойтесь, – сказала Фульмен, – мы можем ее предупредить.
– О, так говорите, говорите скорее!
– Полковник, – серьезно продолжала молодая женщина, – знаете ли вы врагов Армана?
– Врагов? Ах, возможно ли это? Он так добр, так благороден, дорогое мое дитя.
– В таком случае, они есть у вас?
При этом вопросе полковник вздрогнул, и перед его глазами, как в панораме, промелькнуло все его прошлое… У него потемнело в глазах.
– Быть может.
– Ну, так слушайте.
И Фульмен рассказала дрожавшему полковнику о любви его сына к таинственной Даме в черной перчатке и происшествиях, совершившихся в течение последних двух дней. Полковник слушал танцовщицу, но едва она кончила свой рассказ, как сгорбленный старик выпрямился, и потухший взор его заблистал гневом и энергией.
– Ах! – воскликнул он. – Если кто-нибудь осмелится, коснуться моего ребенка… то я, кажется, потрясу небесный свод и обрушу его на голову дерзнувшего.
– Слушайте, – сказала Фульмен, – вот зачем я пришла к вам. Под предлогом поездки по делам, требующим присутствия Армана, увезите его отсюда. Уезжайте с ним сегодня же вечером. Увезите его подальше от Парижа, в Нормандию, в Бретань, куда хотите, а я в течение этого времени постараюсь узнать тайну Дамы в черной перчатке…
Фульмен встала.
– Я еду к Арману, – сказала она, – через несколько минут вы должны также отправиться к нему; сделайте вид, что вы никогда не видали меня и что только случай свел нас у него. Вы приедете просить Армана сопровождать вас… в Нормандию, не правда ли?
– Да, – сказал полковник, – у меня действительно есть небольшое имение в нескольких лье от Гавра.
– Отлично, – сказала Фульмен, – так я поеду уговаривать Армана отправиться с вами.
Теперь понятно, почему Фульмен сказала Арману, что она не нашла Блиды, причем быстро обменялась многозначительным взглядом с полковником, когда тот появился на пороге спальной.
– Дорогое дитя, – сказал полковник, – можешь ли ты пожертвовать неделю своему старому отцу, который, как ты знаешь, никогда не просил посвящать ему твое свободное время? Ты непременно должен поехать со мною в Нормандию. Дело идет о твоем состоянии.
Арман колебался и взглянул на Фульмен. Она же наклонилась к нему и шепнула ему:
– Поезжайте! К вашему возвращению я отыщу Даму в черной перчатке и узнаю ее тайну.
В тот же вечер полковник и его сын сели в карету, и Фульмен сказала себе:
– Теперь, когда мне уже нечего дрожать за Армана, я могу вспомнить, что меня зовут Фульмен, и доказать Даме в черной перчатке, что это имя обозначает "молния".