Ужинали они всегда только вдвоем. Сквайр старался сделать каждую их встречу за столом как можно приятнее для Молли, испытывая к ней искреннюю благодарность за то, что одно ее присутствие внушает спокойствие и утешает его жену. Он шутил, но шутки повисали в воздухе, и оба забывали хотя бы улыбнуться им. Он приказывал подать редкие вина, которые ее совсем не прельщали, но из вежливости она пригубливала их. Однажды он заметил, что Молли ест анжуйские груши с таким аппетитом, словно они ей нравятся; поскольку именно этот сорт у него в поместье в этом году не уродился, он велел найти и купить их у окрестных фермеров. Молли чувствовала, что он старается по-своему выказать ей расположение, но от этого ее страх наступить ему на больную мозоль отнюдь не уменьшился. Однако же это следовало сделать, причем без промедления.
После ужина в камин положили огромное полено, предварительно вычистив оттуда золу, с массивных свечей сняли нагар, затворили дверь, и Молли со сквайром остались наедине с поданным им десертом. Она сидела за столом на своем излюбленном месте. Стул во главе стола оставался незанятым, но поскольку иных распоряжений не поступало, перед ним методично и регулярно клали салфетку, расставляли бокалы и тарелки, словно миссис Хэмли вот-вот должна была сойти к ужину. И впрямь, стоило двери, через которую она обычно входила, случайно приоткрыться, как Молли ловила себя на том, что вглядывается в нее в ожидании увидеть высокую медлительную фигуру, кутающуюся в богатые шелка и кружева, которые миссис Хэмли имела привычку надевать по вечерам.
Но сегодня ее вдруг словно молнией пронзила мысль, причинившая ей сильную душевную боль, что она более уже никогда не войдет в эту комнату. Девушка решила, что не станет медлить и прямо сейчас передаст сквайру отцовское послание, но у нее вдруг перехватило горло, и она поняла, что голос не повинуется ей. Сквайр встал и подошел к огромному камину и ударил по горящему полену, отчего то взорвалось искрами и развалилось на пылающие куски. Он стоял, повернувшись к ней спиной. И Молли, глубоко вдохнув, заговорила:
– Когда сегодня здесь был папа, он поручил мне передать вам, что написал мистеру Роджеру о том, что… что, по его мнению, ему лучше приехать домой. Он также вложил в конверт и письмо для мистера Осборна Хэмли с такой же просьбой.
Сквайр отставил в сторону кочергу, но поворачиваться к Молли не спешил.
– Значит, он послал за Осборном и Роджером? – осведомился он после довольно продолжительной паузы.
Молли подтвердила:
– Да.
В комнате повисла мертвая тишина, которая, казалось, никогда не кончится. Сквайр уперся ладонями в каминную полку и застыл, наклонившись к огню.
– Роджер должен был приехать из Кембриджа 18-го числа, – сказал он. – Но он послал еще и за Осборном! А известно ли ему, – продолжал он, развернувшись к Молли с некоторой свирепостью, которой она уже давно ожидала от него в голосе и взгляде. Но уже в следующий миг сквайр заговорил куда тише: – Что ж, он поступил правильно. Я все понимаю. Вот этот момент и наступил. По́лно! По́лно! Но в этом виноват Осборн! – воскликнул он с прежней горячностью. – Она могла бы… – следующие его слова Молли не разобрала, но ей показалось, будто он произнес "пожить еще", – если бы не это. Я не могу простить его. Не могу…
А потом он неожиданно вышел из комнаты. Молли осталась сидеть в неподвижности, снедаемая тоской и печалью, как вдруг сквайр снова просунул голову в дверь.
– Ступай к ней, дорогая моя, – сказал он, – я не могу, пока еще не могу. Но я скоро приду. Дай мне немного времени, и после этого я не стану терять ни мгновения. Ты – хорошая девочка. Да благословит тебя Господь!
Не следует думать, будто за все время, проведенное ею в Холле, о Молли никто не вспоминал. Раз или два отец привозил ей повелительную просьбу вернуться домой. Молли казалось, будто делает он это с большой неохотой. Собственно говоря, за нею посылала именно миссис Гибсон, чтобы сохранить за собой "преимущественное право прохода и проезда", образно говоря.
– Ты должна вернуться завтра или послезавтра, – сказал ей отец. – Но мама, похоже, полагает, что твое долгое отсутствие дома почти сразу же после нашего брака будет истолковано превратно.
– Ох, папа, боюсь, миссис Хэмли начнет скучать по мне! И мне так нравится быть рядом с нею.
– Не думаю, что она будет скучать по тебе так, как это было бы месяц или два тому. Сейчас она так много спит, что не отдает себе отчета в том, сколько времени прошло. Я позабочусь о том, чтобы через день-другой ты вновь вернулась сюда.
Итак, из тишины и меланхолии Хэмли-холла Молли вернулась во всепроникающую атмосферу пустопорожней болтовни и сплетен Холлингфорда. Миссис Гибсон приняла ее достаточно любезно. У нее обнаружилась новая зимняя шляпка, которую она готова была подарить Молли, но при этом она решительно не желала слышать никаких подробностей о друзьях, с которыми только что рассталась девушка. Некоторые ее замечания относительно положения дел в Хэмли-холле больно задели ранимую душу Молли.
– Что за живучая особа! Твой папа никак не ожидал, что после приступа она протянет хотя бы половину отпущенного ей срока. Должно быть, эта история кажется им всем крайне утомительной. На мой взгляд, после своего отъезда ты разительно изменилась. Остается только пожелать, чтобы все побыстрее закончилось ради их же блага.
– Вы не представляете, как сквайр ценит каждую минуту, – возразила Молли.
– Но ты же сама говоришь, что она подолгу спит, а когда бодрствует, то почти не разговаривает, да и надежды у нее никакой не осталось. Тем не менее люди в такие моменты остаются в подвешенном состоянии, наблюдая и ожидая неизбежного. Мне самой это прекрасно известно на примере моего дорогого Киркпатрика. Случались такие дни, когда мне действительно казалось, что это никогда не кончится. Но давай более не будем говорить о столь ужасных вещах. Не сомневаюсь, что ты вдоволь навидалась их, а я впадаю в уныние, когда слышу о болезнях и смерти. Тем не менее складывается впечатление, что твой отец просто не может говорить ни о чем ином. Сегодня вечером мы с тобой отправляемся в гости, что даст тебе повод отвлечься. Я собираюсь отдать мисс Роуз свое старое платье, чтобы она переделала его для тебя, мне оно стало слишком тесным. Кстати, поговаривают о танцах, их намерена устроить миссис Эдвардс.
– Ох, мама, я никак не могу пойти с вами! – вскричала Молли. – Я так много времени провела с нею. Она может страдать или даже умереть – а я буду танцевать!
– Вздор! Она тебе не родственница, посему не нужно придавать этому такое значение. Я бы не настаивала, если бы она могла узнать об этом и почувствовать себя уязвленной. Но поскольку это не так, то я уже обо всем условилась и ты идешь со мной. Молли, давай прекратим эти бесполезные разговоры. Этак можно всю жизнь просидеть, заламывая руки и распевая церковные гимны, когда умирают другие люди.
– Я не могу пойти с вами, – повторила Молли.
Повинуясь внезапному порыву и удивляясь самой себе, она вдруг воззвала к отцу, который в эту самую минуту вошел в комнату. Он озабоченно нахмурил темные брови, и на лице его отобразилось раздражение, когда жена и дочь принялись излагать ему свои противоположные взгляды на этот вопрос. С трудом сдерживая нетерпение, он сел. Дождавшись, когда наступит его очередь огласить решение, он сказал:
– Полагаю, я могу получить свой ленч? Я уехал из дому в шесть утра, а в столовой ничего нет. Кроме того, я должен буду скоро уехать вновь.
Молли направилась к дверям, миссис Гибсон поспешно схватилась за колокольчик.
– Куда это ты собралась, Молли? – резко бросила она.
– Позаботиться о ленче для папы.
– Для этого есть слуги. Мне не нравится, когда ты заходишь на кухню.
– Успокойся, Молли, сядь и помолчи, – сказал отец. – Возвращаясь домой, мужчина хочет мира и покоя и чего-нибудь поесть. Если уж вы обратились ко мне за моим просвещенным мнением, чего я настоятельно прошу в следующий раз не делать, я говорю, что сегодня вечером Молли лучше остаться дома. Я вернусь поздно, усталый и голодный. Позаботься о том, чтобы накормить меня, гусенок. – Затем он повернулся к миссис Гибсон и добавил: – А я принаряжусь как следует и привезу тебя домой, дорогая. Хочется, чтобы эти свадебные увеселения побыстрее закончились. Все уже готово? В таком случае я удалюсь в столовую, чтобы заморить червячка. Доктор должен наедаться впрок, словно верблюд или майор Дугальд Далгетти.