Они были чрезвычайно рады видеть ее, обеих переполняло любопытство. Весь этот долгий день им ужасно недоставало их юной гостьи, и они ежечасно, несколько раз кряду, обсуждали и прикидывали, кто и чем занят в эту самую минуту. А что делала Молли после полудня, вообще представлялось им неразрешимой загадкой. Тот факт, что леди Гарриет оказала девушке высокую честь, проведя с нею столько часов tête-à-tête, буквально угнетал их. Собственно говоря, одно это обстоятельство привело их в куда большее возбуждение, чем все остальные подробности бракосочетания, и они вспоминали о нем целый день. В конце концов, Молли начало казаться, что у леди Гарриет и впрямь есть некоторые основания высмеивать добрых жителей Холлингфорда за то обожание, которое они выказывали своим сеньорам. Девушка спрашивала себя, с каким же священным трепетом они примут леди Гарриет, если та действительно нанесет ей обещанный визит. Вплоть до сегодняшнего вечера ей и в голову не приходило скрывать возможность такого посещения, но теперь она решила, что не станет предупреждать о нем заранее, поскольку визит может и не состояться.
Но до того, как ее навестила леди Гарриет, к ней пожаловал еще один визитер. В один прекрасный день к ней заехал Роджер Хэмли с запиской от своей матери и осиным гнездом в качестве презента от себя лично. Его сильный голос долетел до Молли по маленькой лестнице, когда он спрашивал у служанки, отворившей ему дверь, дома ли мисс Гибсон. Девушка испытала одновременно прилив радости и раздражения при мысли о том, каких красок придаст этот визит фантазиям мисс Браунинг. "Лучше уж я вовсе не выйду замуж, – подумала она, – чем стану женой некрасивого мужчины, а дорогой мистер Роджер – настоящий урод. Не думаю, что его внешность можно назвать хотя бы заурядной". Тем не менее обе мисс Браунинг, которые вовсе не считали, что природная привлекательность молодых людей должна подчеркиваться исключительно доспехами и шлемом, сочли мистера Роджера Хэмли очень представительным молодым человеком, когда он вошел в комнату с раскрасневшимся лицом и, блеснув ослепительно-белыми зубами, одарил всех присутствующих улыбкой и вежливым поклоном. Он был шапочно знаком с обеими мисс Браунинг и вежливо болтал с ними, пока Молли читала коротенькое послание миссис Хэмли, в котором та выражала ей участие и передавала наилучшие пожелания молодым. Затем Роджер повернулся к ней, и, хотя обе мисс Браунинг обратились в слух, они не смогли подметить ничего примечательного ни в его словах, ни в тоне, которым они были сказаны.
– Как и обещал, я привез вам осиное гнездо, мисс Гибсон. В этом году в них нет недостатка, только на землях моего отца мы обнаружили семьдесят четыре штуки. А одному работнику, который зарабатывает себе на жизнь пчеловодством, ужасно не повезло – осы прогнали пчел из семи ульев, заняли их место и съели весь мед.
– Надо же, какие хищные животные! – воскликнула мисс Браунинг.
Молли заметила, как глаза Роджера лукаво блеснули – термин был употреблен совершенно неверно. Однако, несмотря на то что молодой человек обладал отменным чувством юмора, это не уменьшало его уважения к людям, которые забавляли его.
– Уверена, что они заслуживают адских мук куда больше бедных невинных пчелок, – заявила мисс Феба. – А со стороны человечества, которое кормится их медом, это вообще черная неблагодарность! – И она испустила тяжелый вздох, словно пораженная этой вселенской несправедливостью.
Пока Молли заканчивала читать записку, он объяснил ее содержимое мисс Браунинг:
– В четверг мы с братом и отцом собираемся на сельскохозяйственную выставку в Кэнонбери, и моя мать просила меня передать, что будет вам чрезвычайно признательна, если вы уступите ей мисс Гибсон на этот день. Она бы с радостью пригласила и вас, но состояние ее здоровья оставляет желать лучшего. Мы с трудом убедили ее удовлетвориться обществом одной мисс Гибсон, поскольку она без стеснения сможет предоставить молодую леди самой себе, на что бы никогда не согласилась в присутствии вас и вашей сестры.
– Как это любезно с ее стороны! Нет, право же, это очень мило. Ничто не смогло бы доставить нам большего удовольствия, – заявила в ответ мисс Браунинг, принимая позу, исполненную благодарности и величия. – О да, мы все понимаем, мистер Роджер, и чрезвычайно признательны миссис Хэмли за ее любезное внимание. Мы благодарны ей уже за одно только обещание, как говорят в народе. Если память мне не изменяет, то поколение или два назад между представителями Браунингов и Хэмли был заключен брак.
– Да, что-то такое было, – согласился Роджер. – Моя мать слаба здоровьем, которому она вынуждена уделять повышенное внимание, и потому нечасто бывает в обществе.
– Так я могу поехать? – спросила Молли, едва сдерживая восторг при мысли о том, что вновь увидит свою дорогую миссис Хэмли, но опасаясь оскорбить своих старых друзей чересчур явным стремлением покинуть их.
– Разумеется, моя дорогая. Напиши записку со словами благодарности и сообщи миссис Хэмли о том, что мы чрезвычайно признательны ей за то, что она помнит о нас.
– Боюсь, что я не могу ждать письменного подтверждения, – сообщил Роджер, – и передам ваше согласие на словах, поскольку в час пополудни я должен встретиться с отцом и времени осталось очень мало.
После его отъезда Молли охватило столь радостное и приподнятое настроение в предвкушении четверга, что она с трудом заставила себя прислушаться к разговору обеих мисс Браунинг. Одна из них сокрушалась по поводу красивого платья, которое Молли отдала в стирку только нынче утром, и пыталась придумать, как бы поскорее заполучить его обратно, чтобы девушка смогла вновь надеть его для визита. А другая, мисс Феба, решительно не обращала внимания на стенания сестры в надежде на чудо и, в свою очередь, распевала дифирамбы Роджеру Хэмли.
– Какой славный молодой человек, такой вежливый и обходительный. Совсем как молодые люди нашей юности, не правда ли, сестрица? А еще говорят, что мистер Осборн – самый симпатичный из них двоих. А ты что скажешь, дитя мое?
– Я никогда не видела мистера Осборна, – отозвалась Молли, чувствуя, как предательский румянец заливает ее лицо, и отчаянно презирая себя за это. К чему бы это? Она ведь действительно никогда его не видела, разве что он и впрямь занимал ее девичьи мечты.
Он уехал; уехали и все джентльмены, причем еще до того, как экипаж, который послали за Молли в четверг, успел вернуться в Хэмли-холл. Но Молли была почти рада этому, потому что боялась разочароваться. Кроме того, теперь дорогая миссис Хэмли находилась в полном ее распоряжении: для тихих посиделок в утренней гостиной и разговоров о поэзии и рыцарских романах; для полуденной прогулки по саду, искрящемуся осенними цветами и сверкающему капельками росы на невесомой паутине, протянувшейся между алыми, синими, пурпурными и желтыми лепестками. Но когда им подали ленч, в холле вдруг раздался незнакомый мужской голос и послышались чьи-то шаги; дверь отворилась, и в комнату вошел молодой человек, который не мог быть никем иным, кроме Осборна. Он был красив, медлительно-апатичен и обладал почти таким же хрупким сложением, как и его мать, точной копией которой являлся. Из-за этой кажущейся изнеженности он выглядел старше своих лет. Одет он был безупречно, но с легкой небрежностью. Подойдя к матери, Осборн остановился подле нее и, держа ее за руку, посмотрел на Молли, но не смело или вызывающе, а скорее критически оценивающим взором.
– Да! Я вернулся. Как оказалось, молодые бычки меня решительно не интересуют. Я лишь расстроил отца тем, что не смог воздать должное их достоинствам, до которых, боюсь, мне нет никакого дела. Да и тамошний запах в жаркий день попросту невыносим.
– Мой дорогой мальчик, передо мной твои извинения излишни, прибереги их для своего отца. Я просто рада тому, что ты вернулся. Мисс Гибсон, этот высокий молодой человек – мой сын Осборн, как, смею надеяться, вы уже догадались и сама. Осборн, это мисс Гибсон. А теперь что тебе предложить?
Он окинул взглядом стол и опустился на стул.
– Ничего из того, что здесь есть, – ответил он. – Не найдется ли у нас холодного пирога с дичью? Я позвоню и распоряжусь, чтобы мне его принесли.