– Потому что у меня нет такого желания, – осмелилась признаться она. – Я хочу сделать вас счастливым. Я хочу превратить ваш дом в такое место, где вы сможете чувствовать себя покойно и отдыхать душой и телом. А еще я очень хочу лелеять и растить вашу славную Молли, в чем, надеюсь, вы убедитесь, когда я стану ее матерью. Я не желаю приписывать себе достоинства, коих у меня нет. Имей я возможность говорить прямо и открыто, я бы заявила: "Добрые, славные люди, вы должны найти новую школу для своих дочерей к Михайлову дню, потому что после этого срока я должна буду уехать и осчастливить других". Мне невыносима мысль о том, как после долгих объездов промозглыми ноябрьскими вечерами вы возвращаетесь домой, а там некому встретить и обогреть вас. Ах! Будь на то моя воля, я бы посоветовала родителям поскорее забрать своих дочерей у той, сердце которой уже занято, а потому она не вкладывает его в свою работу. Хотя на любую дату до Михайлова дня я тоже не согласна – это было бы нечестно и неправильно, и я уверена, что вы не стали бы заставлять меня – вы слишком добры для этого.
– Что ж, если вы полагаете, что мы поступаем с ними по справедливости, то пусть будет Михайлов день, я только "за". Но что скажет на это леди Камнор?
– О! Я сказала ей, будто опасаюсь, что вы не захотите ждать дольше из-за ваших сложностей со слугами, а еще из-за Молли, с которой мне нужно как можно скорее найти общий язык.
– Это уж точно. Бедное дитя! Боюсь, известие о моей женитьбе несколько выбило ее из колеи.
– Синтия тоже будет очень взволнована, – заявила миссис Киркпатрик, не желая, чтобы ее собственная дочь отставала от Молли в глубине чувств и привязанностей.
– Мы обязательно пригласим ее на свадьбу! Они с Молли будут подружками невесты, – с неосмотрительной горячностью заявил мистер Гибсон.
У миссис Киркпатрик были свои планы на этот счет, но она сочла за лучшее не противодействовать ему в открытую, пока у нее не появится вполне веский предлог, равно как и иная причина, самым естественным образом проистекающая из будущих обстоятельств. Поэтому в тот раз она лишь улыбнулась и ласково пожала ему руку, которую держала в своих ладонях.
Остается только гадать, кто сильнее – миссис Киркпатрик или Молли – желал, чтобы тот день, который им предстояло вместе провести в Тауэрз, закончился как можно скорее. Миссис Киркпатрик и так уже устала от девочек в классе. Все трудности и неприятности в ее жизни так или иначе были связаны с девочками. Она была еще очень молода, когда стала гувернанткой, и потерпела поражение в борьбе со своими ученицами в первом же месте, в которое попала. Ее элегантная внешность и манеры, равно как и внешний лоск, а вовсе не характер и приобретенные знания и навыки, позволяли ей устраиваться куда лучше других; в некоторых семьях ее откровенно обожали и баловали; тем не менее ей постоянно попадались непослушные, упрямые, чересчур добросовестные, предвзятые, любопытные или попросту чрезмерно наблюдательные девочки. А она, еще до рождения Синтии, мечтала о сыне, наивно полагая, что, если трое или четверо лишних родственников, стоящих на его пути, умрут, он может стать баронетом. Но вместо сына, увы и ах, у нее родилась дочь! Тем не менее, несмотря на всю свою абстрактную неприязнь к девочкам и отношение к ним как к "стихийному бедствию всей ее жизни" (причем ее предубеждение и антипатия отнюдь не уменьшились оттого, что она держала школу для "юных леди" в Эшкомбе), миссис Киркпатрик действительно намеревалась окружить любовью и заботой свою падчерицу, которую смутно помнила как черноволосого заспанного ребенка, в чьих глазах светилось неприкрытое восхищение ею. Миссис Киркпатрик приняла предложение мистера Гибсона главным образом потому, что устала самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Впрочем, как мужчина он ей нравился – нет, пожалуй, она даже любила его в своей вялой и апатичной манере и намеревалась быть любезной и ласковой с его дочерью, хотя и склонялась к мысли, что ей было бы куда легче, окажись на ее месте сын.
Молли тоже собиралась с духом. "Я буду похожа на Гарриет. Я буду думать о других. Я не стану думать о себе", – повторяла она про себя всю дорогу до Тауэрз. Но в ее желании, чтобы день закончился поскорее, не было эгоизма, хотя она и жаждала этого всем сердцем. Миссис Хэмли отправила ее в поместье в собственном экипаже, который должен был дожидаться девушку там и привезти обратно. Миссис Хэмли хотела, чтобы Молли произвела благоприятное впечатление, и послала за ней, чтобы взглянуть на девушку перед тем, как та отправится в гости.
– Не надевай свое атласное платье – белый муслин подойдет тебе лучше всего, моя дорогая.
– Не надевать атласное платье? Но оно же совершенно новое! И мне его доставили сюда.
– Тем не менее я уверена, что муслин будет тебе больше к лицу.
Мысль о том, что девочка может надеть "что угодно, только не этот ужасный клетчатый атлас", неотступно преследовала миссис Хэмли. И вот благодаря ей Молли выехала в Тауэрз в несколько старомодном, следует признать, но исключительно изысканном и женственном наряде. Там ее должен был встретить отец, но его задержали дела, и ей пришлось свести повторное знакомство с миссис Киркпатрик в гордом одиночестве (причем воспоминания о страданиях, перенесенных некогда ею в Тауэрз, были столь свежи в ее памяти, словно это случилось только вчера). Что до миссис Киркпатрик, то она постаралась проявить себя с самой лучшей стороны. Она ласково взяла Молли за руку, когда обе уселись на софу в библиотеке после того, как с приветствиями было покончено. Время от времени она поглаживала ладошку девушки, мурлыча при этом всякие банальности и пристально вглядываясь в ее зардевшееся жарким румянцем личико.
– Ах, какие у тебя глаза! Совсем как у твоего дорогого папочки! Мы с тобой обязательно полюбим друг друга, не правда ли, дорогая? Ради него!
– Я постараюсь, – храбро ответствовала Молли, но закончить предложение почему-то так и не смогла.
– И волосы у тебя такие же, как у отца, – прелестные, черные и вьющиеся! – провозгласила миссис Киркпатрик, бережно приподняв один из локонов, упавших Молли на висок.
– У папы волосы уже поседели, – сказала Молли.
– Правда? Я не заметила. И не замечу никогда. Для меня он навсегда останется самым привлекательным мужчиной на свете.
Мистер Гибсон и впрямь был привлекательным мужчиной, и комплимент доставил Молли удовольствие, но она не смогла удержаться, чтобы не сказать:
– Тем не менее он неизбежно постареет и волосы его станут седыми. Думаю, он по-прежнему останется привлекательным, но это будет уже зрелая красота немолодого человека.
– Ах, в этом все и дело, милая! Он всегда будет красив. Некоторые люди с годами не меняются. И он так любит тебя, дорогая.
Краска бросилась в лицо Молли. Она не нуждалась в уверениях в отцовской любви от этой незнакомой ей женщины. Девушка вдруг почувствовала, что в душе у нее поднимается гнев, а ее самообладания хватило лишь на то, чтобы промолчать.
– Ты просто не знаешь, как он отзывается о тебе. "Мое маленькое сокровище" – вот как он называет тебя. Временами во мне уже почти готова проснуться ревность.
Чувствуя, как в ее сердце пробуждается ожесточение, Молли отняла у нее свою руку. Подобные речи вызывали у нее внутренний протест, но она стиснула зубы и постаралась "быть хорошей".
– Мы должны сделать его счастливым. Боюсь, что дома его многое раздражает, но теперь со всем этим будет покончено. Ты должна рассказать мне, – мягко произнесла миссис Киркпатрик, заметив, что глаза Молли затуманились, – о том, что он любит или не любит, потому что кому, как не тебе, знать об этом.
Лицо Молли чуточку просветлело. Разумеется, она знала об этом. Не зря же она наблюдала за отцом и любила его так долго и беззаветно, не сомневаясь ни мгновения, что понимает его лучше, чем кто бы то ни было другой. Хотя вопрос о том, как миссис Киркпатрик сумела понравиться ему настолько, что он захотел жениться на ней, оставался открытым, Молли предпочла отнести его к категории необъяснимых. А миссис Киркпатрик тем временем продолжала:
– У всех мужчин имеются свои причуды и антипатии, даже у самых благоразумных. Я знавала некоторых джентльменов, которых выводили из себя совершеннейшие пустяки, такие как, например, оставленная открытой дверь, или пролитый на блюдце чай, или небрежно наброшенная на плечи шаль. Вот, кстати, – она заговорщически понизила голос, – я знаю один дом, в который больше никогда не пригласят лорда Холлингфорда только потому, что он не вытер ноги об оба коврика в холле! А теперь ты должна рассказать мне о том, что больше всего не любит твой отец, и я, зная его прихоти и капризы, постараюсь не совершать подобных ошибок. Ты должна стать моей маленькой подругой и помощницей в том, чтобы делать ему приятное. Для меня станет настоящим удовольствием угождать ему во всем. Включая и мои платья… какие цвета ему нравятся более всего? Я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы заслужить его одобрение.
Ее слова польстили Молли, а в голову закралась крамольная мысль о том, что отец, быть может, не так уж и ошибся в своем выборе, поэтому если она может помочь ему обрести новое счастье, то должна сделать это. И девушка крайне добросовестно принялась думать о желаниях и капризах мистера Гибсона, ломая голову над тем, что же более всего раздражает его в домашней обстановке.
– Думаю, – сказала она наконец, – что папа не слишком привередлив, но, полагаю, более всего раздражает его то, что ужин подается не вовремя, то есть ужин не готов к тому времени, когда он возвращается домой. Понимаете, ему часто приходится совершать долгие объезды, после чего предстоит новый обход, так что иногда выдается лишь полчаса свободного времени, а иногда – и того меньше, чтобы пообедать.