Человек не может уйти от собственной глупости, как бы ни был он стар, и сэр Джордж в шестьдесят восемь лет является ослом в большей степени, чем в пятнадцать, когда он впервые вступил в ряды армии. Где он только не отличался: его имя упоминается с похвалой в десятках бюллетеней; да что там, ведь он - тот самый человек, грудь которого, подложенная ватой и блистающая множеством орденов, была уже представлена читателю. Какими добродетелями обладает сей удачливый джентльмен - это я затрудняюсь сказать. За всю свою жизнь он не прочел ни одной книги, и до сих пор его багровые подагрические пальцы пишут ученическим почерком. Он дожил до старости и до седых волос, однако никому не внушает почтения. Одевается он и до сего времени, как самый бесшабашный юнец, шнурует и обкладывает подушечками свой дряхлый остов, как будто он и сейчас все тот же красавец Джордж Тафто 1800 года. Он эгоист, грубиян, ругатель и обжора. Любопытно видеть его за столом, следить, как он задыхается, стянутый корсетом, и взирает на свой обед жадными, налитыми кровью глазками. В разговоре он часто бранится, а после обеда рассказывает непристойные казарменные анекдоты. Во внимание к его чинам и заслугам люди оказывают этой звездоносной титулованной старой скотине некоторое уважение, а он смотрит на нас с вами сверху вниз и выражает свое презрение к нам с дурацкой и бесхитростной прямотой, что бывает весьма забавно наблюдать. Может быть, если б его готовили для какой-либо другой профессии, из него не вышло бы такой малопочтенной старой развалины. Но для какой же другой профессии? Ни на что иное он не годился: неисправимый лентяй и тупица во всяком ремесле, кроме этого, он отличался по службе как хороший, доблестный офицер, а в частной жизни - как наездник, собутыльник, дуэлянт и обольститель женщин. Он считает себя одним из самых достойных и заслуженных людей на свете. После полудня где-нибудь около площади Ватерлоо вы можете видеть, как он ковыляет в своих лакированных сапожках, с вожделением заглядывая под шляпки встречных женщин. Когда он умрет от апоплексии, "Тайме" напечатает четверть столбца о его боевых заслугах - ведь только перечисление его титулов и орденов займет четыре строки - и земля укроет одного из самых дрянных и глупых старикашек, какие только по ней ходили.
Для того чтобы меня не сочли закоренелым мизантропом, которому ничем не угодишь, я позволю себе высказать уверенность в том, что отнюдь не вся армия состоит из таких экземпляров, как вышеописанный. Он был выбран единственно как образец удачливого и чванного армейского сноба, к которому не мешает приглядеться и штатским и военным. Нет, когда эполетами перестанут торговать, когда отменят телесные наказания и у капрал" Смита будет столько же шансов получить награду за доблесть, сколько у поручика Грига; когда не будет больше таких чинов, как "прапорщик" и "поручик" (наличие коих является нелепой аномалией и оскорблением для всей остальной армии), то, ежели не будет войны, я и сам не прочь сделаться генерал-майором.
В моем портфеле имеется еще целая пачка армейских снобов, но я отложу наступление на военных до следующей недели.
Глава X
Военные снобы
Вчера, в то самое время, когда мы прогуливались в Парке с моим молодым другом Тэгом и обсуждали с ним очередного сноба, нам как раз повстречались два отличных экземпляра военных снобов: военный сноб спортсмен, капитан Рэг, и "кутила", или веселящийся военный сноб, прапорщик Фэмиш. Да и вы наверняка повстречаете их на верховой прогулке около пяти часов дня под деревьями на берегу Серпентайна, где они критическим оком разглядывают обладательниц нарядных колясок, катающихся взад и вперед по "Дамской аллее".
Тэг и Рэг очень хорошо знакомы, и потому Тэг, с прямотой, неотделимой от близкой дружбы, рассказал мне историю своего дорогого друга. Капитан Рэг - маленький, быстрый в движениях северянин. Совсем еще мальчиком он поступил в один из прославленных кавалерийских полков и к тому времени, как ему дали взвод, успел обобрать всех своих собратьев-офицеров, продавая им хромых лошадей за здоровых и обыгрывая их всякими необыкновенными и хитроумными способами, так что сам полковник посоветовал ему уйти в отставку, что он и сделал довольно охотно, подсунув одному юнцу, только-только поступившему в полк, больного сапом коня за непомерно высокую цену.
С тех пор он целиком посвятил себя бильярду, ипподрому и скачкам с препятствиями. Его штаб-квартира - в "Кубке", на Кондит-стрит, где он держит свои пожитки, сам же он находится вечно в движении, отдаваясь своему призванию, как джентльмен-наездник и джентльмен-мошенник.
Как утверждает "Беллова жизнь", он неизменно присутствует на всех скачках и почти всегда является в них действующим лицом. В Лемингтоне он скакал на победителе; две недели назад в Харроу его оставили валяться в канаве, сочтя убитым; и все же на прошлой неделе он появился в Круа-де-Берни, бледный, как всегда решительный, и изумил парижских зевак элегантностью посадки и изяществом костюма, когда делал проминку перед началом "Французских больших национальных скачек" на норовистом и злом Отступнике.
Он завсегдатай "Угла", где составляет для себя краткое, но содержательное руководство к действию. Во время сезона он часто катается в Парке верхом на умной, отлично выезженной лошадке. Его видят либо сопровождающим знаменитую наездницу Фанни Хайфлайер, либо в доверительной беседе с лордом Тимблригом, известным мастером гандикапа.
Он старательно избегает порядочного общества и скорее предпочтет пообедать бифштексом в компании жокея Сэма Снафла, капитана О'Турка и еще двух-трех заведомых скаковых мошенников, чем в самом избранном лондонском кругу. Он с удовольствием сообщает в "Кубке", что собирается по-дружески съездить на субботу и воскресенье к жучку Фокусу в его домик под Эпсомом, где, если верить слухам, обстряпывается немало темных дел.
На бильярде он играет редко и только без свидетелей, но если уж играет, то всегда ухитряется подцепить хорошего простака и не выпускает его из рук, пока не оберет до нитки. Последнее время он много играл с Фэмишем.
Когда он появляется в гостиной, что случается иногда на охотничьих собраниях или на балах по случаю скачек, то веселится как нельзя более.
Его юный друг - прапорщик Фэмиш, которому очень лестно показываться публике с таким молодчагой, как Рэг, - ведь тот раскланивается в Парке с лучшим обществом скачек. Рэг позволяет Фэмишу сопровождать его к Тэттерсолу, продает ему лошадей по дешевке и пользуется его кебом. Полк этого молодого джентльмена находится в Индии, а сам он - дома, в отпуске по болезни. Он восстанавливает свое здоровье, напиваясь каждый вечер в лоск, и укрепляет слабые легкие, целыми днями не выпуская изо рта сигары. Полисмены возле Хэймаркета знают этого мозгляка, и ранние извозчики всегда приветствуют его. Закрытые двери рыбных и устричных лавок распахиваются после церковной службы и извергают маленького Фэмиша, который либо пьян и настроен воинственно - и тогда он порывается колотить извозчиков, - либо пьян и беспомощен, и тогда какая-нибудь приятельница в желтом атласе заботится о нем. Вся округа, извозчики, полиция, продавцы картофеля, приятельницы в желтом атласе знают этого юнца, и кое-кто из самых отъявленных распутников Европы зовет его "маленький Бобби".
Его матушка, леди Фанни Фэмиш, свято верит, что Роберт живет в Лондоне единственно ради возможности посоветоваться с врачом; она хочет перевести его в драгунский полк, который не отправят в эту противную Индию; она думает, что у него слабая грудь и что он каждый вечер питается кашицей, поставив ноги в горячую воду. Ее милость обитает в Челтнеме, и направление мыслей у нее самое благочестивое.
Разумеется, Бобби частенько заглядывает в клуб "Английский Флаг", где в три часа дня завтракает жареными почками, запивая их светлым элем, где безусые молодые герои, подобные ему, собираются, бражничают и угощают друг друга обедами, где вы можете видеть, как человек десять молодых повес четвертого и пятого сорта прохлаждаются и курят на ступеньках подъезда; где вы созерцаете длиннохвостую и голенастую кобылу Слаппера под охраной рассыльного в красной куртке, в то время как сам капитан подкрепляется рюмочкой кюрасо перед прогулкой в Парке, и где на ваших глазах Хобби, из Шотландского гвардейского полка, вместе с Добби, из полка Мадрасских мушкетеров, подкатывают к клубу в высоком громыхающем кебе, который Добби нанимает у Рамбла на Бонд-стрит.
В сущности, военных снобов, и самых разнообразных, такое множество, что "Панч" и за сто недель не смог бы уделить внимание каждому из них. Кроме малопочтенного старого вояки-сноба, закаленного в боях, существует весьма почтенный военный сноб, который и не нюхал пороху, зато держится как заправский вояка. Существует и сноб - военный лекарь, который в разговоре более грозен и воинствен, чем первейший рубака во всей армии. Существует и сноб-драгун, которым восхищаются девицы, драгун с широким и бессмысленным розовым лицом и желтыми усами - пустой, чванный, глупый, но храбрый и доблестный сноб. Есть и военный сноб-любитель, который пишет на визитных карточках "Капитан", ибо состоит поручиком ополчения в Бангэе. Есть и военный сноб-сердцеед, и другие, которых нет нужды называть.
Повторяем, однако: пусть никто не обвиняет нас в неуважении к армии вообще, к этой доблестной и здравомыслящей армии, все воины которой, начиная с фельдмаршала герцога Веллингтона и далее, в нисходящем порядке (за исключением Е. К. В. фельдмаршала принца Альберта, которого, впрочем, едва ли можно считать военным), читают "Панч" во всех концах света.