Хронологически - продолжение книги М. Езерского "Гракхи".
Книга первая.
Гай Марий (младший) - плебей, ставший сильным римским полководцем и консулом, представлявшим себя продолжателем дела Гракхов. Потомок ветеранов, вместе со Сципионом Эмилианом Младшим уничтоживших Карфаген и получивших земли в совместной борьбе с Гракхами. Люций Корнелий Сулла - заносчивый патриций, способный полководец, впоследствии - диктатор, лютый враг Мария.
Книга вторая.
Продолжение кровавого противостояния дряхлеющего полководца-плебея Мария, мнимого продолжателя борьбы Гракхов за народ, и восходящего к вершине своих сил полководца-патриция Суллы.
Книга третья.
Диктатура Суллы… Проскрипционные списки… И до желудей дошло.
Здесь все три книги (части) романа одним файлом.
Содержание:
Книга первая 1
Книга вторая 33
Книга третья 47
Примечания 65
Милий Викентьевич Езерский
Марий и Сулла
Книга первая
I
В плодородной долине между деревней Цереатами и зелеными холмами, среди которых мчалась быстрая речка, дремали в тени деревьев три домика.
Справа от них колосились рожь и пшеница, слева шумели на ветру кустарники и виноградник, а ближе к воде шептались оливковые насаждения. И совсем недалеко звенела детскими криками и пронзительными голосам" женщин небольшая деревушка.
А в долине - тишина. Однообразная жизнь трех семейств была похожа на длинную серую дорогу, давно не оглашаемую стуком колес и шагами пешеходов. И жилища казались забытыми, - даже вести из Рима добирались сюда медленно, как безногие калеки.
В домиках жили земледельцы: в одном - старуха, вдова кузнеца Тита, Мульвий и Тицииий - его сыновья, и юная дочь; Тукция - жена Тициния, дочь портного Мания; в другом - хромоногий Виллий, брат Тукции, и в третьем - родители Гая Мария, служившего в то время пропретором в Испании, "любимца великого Сципиона", как с гордостью величали его отец с матерью. При стариках находились раб и невольница, подаренные сыном.
Три семьи, издавна связанные дружбой, объединившись после долгих скитаний и невзгод для совместного труда, работали от рассвета до сумерек на неразмежеванном поле, плодов между собой не делили, пользуясь ими по потребностям, а излишки продавали на рынке в Арпине и вырученные деньги расходовали, поуказаниям стариков, на покупку одежды, обуви и предметов домашнего обихода. В праздники они обходили свое поле, виноградник, оливковые посадки, огороды и садики, любовались всходами и заранее радовались урожаю, который, по приметам, известным только хлебопашцу, обещал быть обильным. И в теплых молитвах благодарили Вакха и Цереру за милость и щедрость.
Однажды вечером, когда солнце садилось в розовом сиянии за виноградником, Мульвий и Тициний возвращались из города. Уже по тому, что всегда спокойный Мульвий ругался, подгоняя лошадей, а Тициний сидел на мешках с зерном, хмуря густые черные брови, и не смотрел на вышедших из хижин друзей, - видно было, что случилась какая-то неприятность.
Жена и мать молча остановились, а подошедший Виллий спросил:
- Так же ль, как всегда, Меркурий с нами?
- Меркурий, Меркурий! - зарычал Тициний, спрыгивая с повозки. - Сколько стадиев проехали, сколько… Тьфу! - плюнул он. - Вот тебе рожь и все остальное…
И он принялся разбрасывать привезенные плоды, топтать их ногами.
Виллий смотрел на него злобно и презрительно.
- Топчи, топчи! - указывал он на рассыпанные яблоки, вздрагивая от гнева. - Неужели боги пошлют дуракам еще больший урожай за такое пренебрежение?
Тициний вспыхнул, шагнул к Виллию. Ссора казалась неизбежной, но с повозки слез Мульвий, встал между ними, похлопал лошадей по шее и стал собирать яблоки.
- Зачем расшвырял? - говорил он, пожимая плечами. - Виной не Меркурий, а торговцы…
И он рассказал подошедшим старикам, что вольноотпущенники Метелла скупали в этот день только лучшие фрукты, а о хлебе кричали: "Кому он нужен? Сицилия, Кампания и завоеванные страны пришлют нам его даром!"
- Так мы ничего и не продали, - закончил свою речь Мульвий.
- С тех пор, как приехали в свою виллу сыновья Метелла Македонского, - вмешался Тициний, - жизнь опрокинулась, как чаша, задетая пьяницею: хлеб стал ненужен, у Метеллов своего вдоволь. А так как плодовые деревья в господских садах запущены, то вольноотпущенники набрасываются на лучшие яблоки и виноград…
Марий покачал головою.
- Время тяжелое, - вздохнул он, - хлеб придется сеять только для себя, - вот эту полоску, - указал он на поле, - а на остальных сажать оливковые деревья…. Виноградник же увеличим и займемся приготовлением вина…
Предложение было ново, и высказаться никто не решался.
За ужином в большом атриуме Мария, у очага, беседовали: Фульциния советовала подождать ("Может быть, все изменится"), вдова Тита кричала с пеной у рта, что виноделие развратит детей ("Мало ли пьяниц в Арпине?"), а Виллий злобно посмеивался.
- Вино, оливки? Кому они нужны? У господ и своих много, а если вольноотпущенники и купят для продажи в город, то заплатят медными ассами…
- Что же делать? - спросил Тициний. - Неужели опять такой же гнет, как до Гракхов?
- Разве наши отцы ни за что сложили свои головы? - воскликнул Мульвий. - Нет! Боги несправедливы!..
- Тише, - прервал Марий, вставая из-за стола, - Не надо роптать на небожителей. Они помнят о бедняках, А вы делайте, что сказано. Вино и оливковое масло - это хорошо, но пчеловодство еще лучше. Мед купят всюду, а если мы научимся подбавлять его в вино - заживем хорошо.
Огонь на очаге потрескивал. Семьи собирались расходиться и ожидали, когда Марий обернется лицом к лара-рию и начнет молиться, как это бывало по утрам и вечерам в течение многих лет. Однако старик медлил, о чем-то думая. И вдруг вымолвил тихим голосом:
- Нужно позаботиться о чанах и амфорах. Мульвию и Тицинию ехать за ними завтра в город: наши друзья бондарь и горшечник нам не откажут! Виллию раздобыть в деревне трапет и посуду под масло. А женщины начнут собирать поспевший виноград.
Он помолчал и прибавил:
- Я же отправлюсь к господам…
- К Метеллам? - разом вскрикнули Мульвий и Тициний.
- Хочу взять у них в аренду плодородный участок под виноградник и оливковые посадки. А может быть, удастся арендовать и пасеку…
- Ты хочешь стать колоном, прикрепиться к земле? - воскликнул Мульвий. - Но Метеллы шкуру с нас сдерут, будут требовать больше доходов… Разве колоны Цереат не стонут от ига господ?
- Больше, чем в силах дать, не дадим, - спокойно возразил старик, - зато получим земледельческие орудия и все, что нужно. Ведь живут же вольноотпущенники при виллах на правах колонов, а земледельцы Цереат имеют скот и землю.
- Но эти колоны постоянно в долгах! - взглянул на него Мульвий. - Я не согласен на это.
- И я тоже, - сказал Тициний, - прикрепление к земле похоже на рабство. Поступай, отец, как хочешь, а мы подождем. Мы не отказываемся тебе помогать, но договора с Метеллами не подпишем: дела у тебя могут пойти плохо, а тогда нам не выбраться из страны вольсков…
- Не люблю я нобилей, - хмуро выговорил Мульвий. Марий пожал плечами.
- Жить в мире с господами - жить в мире с богами. И если бессмертные будут с нами, жизнь станет такая же, как была, говорят, при Кроносе.
Он встал и повернулся к ларарию:
- А теперь помолимся о помощи, заботе и заступничестве небожителей.
II
В одиннадцатый день до майских календ в Вечном городе и окрестных деревнях справлялся день рождения Рима. Этот праздник назывался Палилии и был посвящен Палу, древнему божеству полевых работ.
В Цереатах звенели песни, гремели голосами и хохотом улицы, шумела на игрищах молодежь, и веселые звуки долетали до трех домиков, стоявших в долине.
- Не пойти ли вам в деревню? - предложил Марий. Но Тициний с раздражением отказался, и это обеспокоило старика:
- Скажи, что с тобою, сын мой?
Тициний, хмурясь, взглянул на Мария:
- Виною всему ты, отец! Зачем ходил с Тукцией к Метеллам? Зачем она понесла им овощи?
- А кого же было послать? Все были заняты, и только одна Тукция не работала… Сам знаешь, она порезала себе руку…
- В Цереатах ходят недобрые слухи, - продолжал Тициний, багровея, - говорят, что Тукция гуляла в господском саду с молодым Квйнтом Метеллом…
- Ну и что ж? - удивился Марий.
- Отец, ты не понимаешь! - вскричал Тициний. - Всюду смеются, показывают на меня пальцами, кричат: "Hic est!". И я не могу… не могу…
Марий задумался. Он понял, что удручало Тициния, и смутная мысль мелькнула в голове: "А если так? Но об этом молиться бесполезно, - Венера способствует любви, а Юпитер падок до красивых девушек", И он молчал, дергая седую бороду и рассеянно поглядывая, как старухи и молодежь собирались в Цереаты.