2
Ночью вдруг потеплело, словно бы где-то пригрело ночное солнце. Месяц затуманился. Небо заволокло быстрыми тучами. Засверкали молнии и загремело. При каждой вспышке поля озарялись до самого горизонта. Пшеница полегла, откуда-то налетел неимоверный, точно потоп, ливень. Не успел Яша сообразить, как ливень обрушился на повозку. С распорок сорвало парусину. Обезьянка пронзительно заверещала. В одно мгновение размыло дорогу. Мыча, словно немая, Магда вцепилась в Яшу. Он принялся понукать - неподалеку был Маков - местечко, где можно укрыться.
Удивительно, что лошади, ступая в воде, достигавшей им до бабок, не потеряли дорогу. Кое-как повозка довлеклась до Макова, но ни корчмы, ни заезжего двора там не оказалось. Яша подъехал к молельне. Ливень прекратился, небо стало проясняться. Тучи плыли с востока на запад, алея каемками в восходящем солнце, словно угли пожара. Лужи и водостоки сделались кроваво-красными. Яша оставил повозку у ворот, а сам пошел с Магдой в молельню обсушиться. Вообще-то вводить шиксу в святое место не следовало, но сейчас речь шла о сохранении человеческой жизни - Магда уже чихала и кашляла.
Хотя снаружи занимался день, в молельне все еще была ночь. Поминальная свеча горела в шестисвечнике у амвона. Возле канторского пюпитра сидел старый человек, читавший что-то в толстенном молитвеннике. Яша приметил, что ермолка и голова старика посыпаны пеплом. "С чего бы это? - удивился Яша. - Неужто я настолько всё позабыл?" Он кивнул старику, тот тоже кивнул, но приложил палец к губам, давая понять, что говорить сейчас возбраняется. Магда села на лавку у печи, и Яша оборотился к ней. Под рукой не оказалось чем утереться, и оставалось ждать, пока одежда в тепле не просохнет сама. В темноте Магдино лицо белело, у ног ее натекла лужа. Яша украдкой поцеловал девушку в голову. Он оглядел биму с ее четырьмя колоннами, Ковчег Завета, амвон, полки с молитвенными книгами. Насквозь промокший, обливающийся потом, он пытался при свете поминальной свечи разобрать слова скрижалей на карнизе Ковчега, подпираемом двумя позолоченными львами: "Я, Господь… Не будешь иметь других богов… Почитай отца твоего и мать твою… Не прелюбодействуй… Не убивай… Не воруй… Не пожелай…" Сумрачное помещение вдруг наполнилось пурпурным светом, точно сиянием небесной лампы. Молельню озарило неземное сияние. И тут Яша понял, чем поглощен старик, до сих пор читавший ночные молитвы. Он оплакивал разрушение Храма…
Вскоре стали появляться прихожане, в основном люди пожилые, сутулые, седобородые, еле переставлявшие ноги. Великий Боже, как давно Яша не был в святом месте! Все для него было словно внове - как читали вступительные молитвы, как покрывались талесами, целовали кисточки, прикрепляли тфилн, наворачивали ремешки. Все было и чужим, и очень знакомым. Магда ушла к повозке, словно испугавшись столь истового еврейского благочестия. Яша решил еще немного побыть. Он принадлежал этому сообществу. Он происходил от одного с ними корня. Носил на теле их метку. Знал их молитвы. Какой-то старик возгласил: "Боже, душа моя…" Другой неспешно принялся излагать, как Господь испытывал Авраама, как велел ему принести сына Исаака в жертву… Третий вопрошал: "Кто мы? Что жизнь наша? Что есть благочестие наше? Великие ничто перед Тобой, прославленные как бы не существуют, ибо большинство дел их пусто, а дни живота их - суета перед Тобой…" Все было произнесено чуть ли не плача, при этом человек глядел на Яшу, словно бы ведал происходившее в нем. Яша вдохнул воздуху. Пахло жиром, воском и еще чем-то - смесью затхлости и нашатыря, как в Йом Кипур перед завершающей молитвой. Человечек с рыжей бородкой подошел к Яше и спросил:
- Хотите помолиться? Я принесу тфилн и талес.
- Спасибо, меня ждет подвода.
- Подвода не убежит.
Яша дал ему копейку, а, выходя и поцеловав мезузу, в сенях увидел бочку, заполненную ветхими, непригодными для употребления синагогальными книгами. Он порылся в них и одну вытащил. "Может, она по Кабале?" - предположил он. С детских лет испытывая любопытство к мистическому этому учению, он часто слышал разговоры по поводу самого предмета. Даже Эмилия спрашивала, знает ли он что-нибудь о "кабале". Яша пообещал, что в Италии они этим займутся… От ветхих книжек исходил благолепный запах, словно, пребывая в бочке, они продолжали изучать сами себя…
Вскоре Яша отыскал постоялый двор. Надо было подправить повозку, смазать ступицы, дать лошадям отдохнуть. К тому же они с Магдой собирались позавтракать и часок-другой поспать. Из-за Магды Яша объяснялся с хозяевами на польском, чтобы те сочли его поляком. Еврейка в головном платке, с красными глазами и волосками на остреньком личике, принесла черного хлеба, творога и цикорного кофе. Заприметив книжку, торчавшую из Яшиного кармана, она спросила:
- Где ты взял это, пане?
Яша вздрогнул:
- Нашел возле божницы. Она что - божественная?
- Давай ее сюда, пане. Ты же ничего в ней не разберешь. А для нас она святая.
- Я хотел только взглянуть, о чем там.
- Как? Там всё на древнееврейском.
- Мой друг, ксендз, знает древнееврейский.
- Книжка совсем рваная. Давай ее сюда, пане!..
- Оставь его в покое, - буркнул издали муж.
- Я не хочу, чтобы он ходил с еврейской книгой, - запальчиво ответила женщина.
- О чем это вы галдите? - спросил Яша. - Как христиан обманывать?
- Мы никого не обманываем, пане, ни евреев, ни христиан. Мы честно зарабатываем свой кусок хлеба.
Отворилась боковая дверь, и вошел мальчик в шапке, облепленной пухом, и в расстегнутой одежке, из-под которой свисали кисточки нательного талеса. У него было узкое личико, густые, как мотки льна, пейсы и совсем сонные глаза.
- Бабушка, дай мне баварки, - попросил он.
- Ты уже омывал руки?
- Ага.
- Сказал "Мойде ани"?
- Ага.
И он утер нос рукавом.
Яша ел и глядел. "Разве можно отъединиться от всего этого? - спрашивал он себя. - Оно же мое… Когда-то я был точь-в-точь как этот мальчишка". У Яши возникло странное желание быстрей заглянуть в растрепанную книжку, лежавшую в кармане. Кто знает, вдруг там говорится, как источить вино из стены и сотворить живых голубей? Отец ему об этом рассказывал. Вдруг существует такая сила?.. У него самого бывают сны и ощущения, которые разумом не объяснишь. Иногда, например, ему кажется, что и в трюках его есть что-то кабалистическое… Даже в любви Яшина сила необычайна…
В нем вдруг возникло теплое чувство к этой бабке, встававшей вместе с солнцем, жарившей, парившей, подметавшей и прислуживавшей гостям. В боковой комнатке у дверей висела жестяная коробка. Туда она опускала сбереженные грошики для раби Меира Чудотворца и для евреев, едущих умирать в землю Израиля. Будни в доме были полны субботой, праздником, ожиданием Мессии и грядущего мира. И так возясь всякий день, старуха, кивая головой, непрестанно шептала что-то бледными губами, словно знала истину, явную лишь тем, кто не бывает ослеплен мирскими соблазнами…