Взял неопрятную девку за руку и подтащил к двери туалета. Приоткрыл дверь, показал, где унитаз. Чтобы больше не конфузилась. Спросил, не потребно ли? Вроде, не требовалось. Потом поволок ее в ванную. Открыл дверь. Свет зажег. Ванная девку устрашила сверх всякой меры. Она оцепенела, впилась пальцами в дверной косяк и замерла. Легионы тараканов жизнями заплатили, чтобы мог он, С.Б.Морж, тешиться ванной комнатой. В ванную Сигизмунд в свое время вложил немалую сумму. Поставил итальянский кафель бледно-голубого цвета, заменил полностью краны, душевой шланг, саму ванну и раковину. Все это первозданно сверкало и радовало душу. Сигизмунд пустил набираться воду, указал девке на мыло и пошел за полотенцем. Когда он вернулся, вода, понятное дело, исправно текла, а девка - стояла на пороге и смотрела на кран расширенными глазами. Сигизмунд втолкнул непонятливую дуру в ванную, набросил ей на плечо полотенце и прикрыл дверь. Сочтя долг гостеприимства выполненным, пошел на кухню и с облегчением закурил. Из задумчивости его вывел характерный плеск переливающейся через край воды. Сигизмунд выругался, торопливо затушил сигарету и рванулся разбираться и карать. Чертова идиотка стояла на прежнем месте. Даже позу не переменила. Только ужаса на ее лице прибавилось. Через край ванной бодро перетекала вода и подбиралась к девкиным ногам. В общем, картина маслом. "Гибель княжны Таракановой в темнице во время потопа". С "сукой!.." на устах ринулся Сигизмунд выключать воду, заранее смирившись с тем, что придется промочить тапки. Выдернул из ванны затычку и принялся собирать тряпкой воду с пола. Девка тем временем тихой сапой куда-то канула. Зато явился кобель, который живо заинтересовался происходящим, но ловким ударом мокрой тряпки был укрощен и гнан. Покончив с делом, Сигизмунд ополоснул руки и отправился на кухню, где снова закурил. Его трясло от холодного бешенства. Вот навязалась. А сам, дурак, виноват. В квартире было тихо. Только слышно было, как под вешалкой шумно искался укрощенный кобель. Блохи его одолевали. В этом году на диво лютые блохи уродились. Собачники стонут все как один. Говорят, в этом году солнце так действует. Сигизмунд смотрел в одну точку. Яростно затягивался. Как быть с девкой решительно непонятно. Сколько дурь будет действовать - неизвестно. Либо грязной ее укладывать, либо силком к цивилизации возвращать. И спросить не у кого. Так ничего и не решив, пошел на поиски "княжны Таракановой". Та обнаружилась на прежнем месте, на тахте. Сидела, поджав ноги, ревела и тряслась. - Ты что, совсем дура? - задал риторический вопрос Сигизмунд. Он видел, что она нешуточно перепугана. Только вот чем? - Чего боишься-то? Хоть на пальцах покажи, пойму. Он потряс ее за плечо. Девка подняла к нему зареванную рожу и разразилась длинной слезливой тирадой. В тираде Сигизмунд обнаружил, к своему удивлению, чисто питерское слово "Охта". Что-то у девки, видать, с Охтой связано. Топили ее в Охте, что ли? Или держали взаперти где-нибудь на Охте? А держа, в ванне пользовали. Извращенно. Фу ты, глупости какие в голову лезут... А может, и не глупости. Как бы то ни было, Охта - это, может быть, зацепка. Ну да и с этим со временем разберемся. - Ладно, мать, не бойся. Тут тебе не Охта-река. Тут канал. Великого русского писателя имени. Небось, и не слыхала о таком. Он "Горе от ума" написал. Пьесу. И прокричал: - "Карету мне, карету!" Поняла? Похоже, что-то поняла. Успокаивающе воркуя: "Не ссы, тут не Охта, тут центр, цивилизация - тут не обидят", поволок обратно в ванну. Девка обреченно тащилась за ним. У самой двери снова начала упираться. Головой мотала, приседала, руку вырвать норовила. Но Сигизмунд строго по имени к ней воззвал: - Двала! Как ни странно, подействовало. Покорилась.