Алексей тоже просился на фронт, однако ему сказали, что покуда он нужен в тылу. Кто же, мол, тогда шпионов да диверсантов будет ловить, если все уйдут воевать? Но разве Жакова остановишь! Шпионов, дескать, пусть ловят другие, а мое место в действующей армии. Не могу я отсиживаться в теплом кабинете в то время как моя жена кровь свою проливает… И это была правда. Нина воевала в пехоте, которой доставалось больше всех. Потом историки подсчитают, что к началу сорок второго мало кто из их первого призыва остался в живых – почти всех молох войны перемолол в своих жерновах. Нине повезло. Тысячу раз была на волоске от смерти, однако все обошлось двумя осколочными ранениями да тяжелой контузией…
В конце концов просьбу Жакова удовлетворили. К тому времени Нина, окончив в начале сорок второго пятимесячные курсы хирургов при передвижном госпитале 61-й армии, уже успела исходить немало фронтовых дорог. Были у нее и боевые награды. Обо всем этом Алексей узнавал из ее писем и рвался в бой, чтобы затем в своих письмах рассказать ей о том, как он бьет фашистов.
Под Мозырем в сорок четвертом в одном из боев Нину контузило во второй раз. Состояние было тяжелым. Два месяца провалялась в госпитале. После этого ее отправили в тыл, в родной Куйбышев, под наблюдение госпитальных врачей. Но и там, под отцовской крышей, дела на поправку шли туго. Так бы и пришлось ей встретить Победу на берегах Волги, если бы не случай…
О том, что муж сражался в соединении генерала Обухова, она знала из его писем. Знала, что его гвардейский механизированный корпус, проявивший себя в боях за Сталинград, затем освобождал Ростов, Курск, Белгород, участвовал в форсировании Днепра, в освобождении Кенигсберга…
Однажды в какой-то газете ей попалась до боли знакомая фамилия – Обухов. Соединение, которым командовал этот генерал, успешно громило врага где-то в районе Вильнюса.
"Вот где Леша находится, – сказала она родителям. – Завтра же туда выезжаю". Видимо, посчитала, что в эти самые тяжелые и переломные для войны дни она должна быть рядом с мужем.
В обход врачей пошла к военному коменданту. "Дайте проездные документы, я закончила лечение", – не попросила – потребовала, и документы ей выдали.
2
…Поезд шел по следам уходящей на запад линии фронта. Вот уже миновали разрушенные до основания Борисов, Витебск, Минск… Почувствовалось горячее дыхание войны. Здесь немцы ежедневно бомбили поезда. На какой-то станции, превращенной в руины, поезд остановился. Дальше рельсы были разрушены.
Отыскались попутчики – трое бывалых бойцов, возвращавшихся из госпиталей. К Вильнюсу стали пробираться вместе – где пешком, где на попутках. Ночевали в чудом уцелевших хатенках, сараях, сельницах и просто под открытым небом. Время шло, а военные дороги все никак не могли вывести ее к желанной цели. И вот однажды ее сердце радостно забилось, когда на одном из указателей она вдруг прочитала долгожданное: "Хозяйство Обухова". Наконец-то! Потом ей еще не раз попадались эти знакомые всем фронтовикам знаки. "Значит, где-то уже рядом…" – решила она.
Голодная, обессилевшая, добралась она наконец до Вильнюса. Здесь находился штаб фронта.
"Эх, чуток бы пораньше, – сказал ей начальник отдела кадров. – Корпус на днях ушел дальше. – Нина побледнела и поникла и стала похожа на хрупкую веточку тополя, сломленную бурей. Это заметил кадровик. Он понял, в каком состоянии находится военврач, и решил утешить ее: – А знаете, на ваше счастье, корпус еще не успел сняться с довольствия. Подождите немного – скоро кто-нибудь оттуда приедет…".
Действительно, на следующий день она уже тряслась в кузове грузовичка, направляясь к линии фронта. Туда, куда она стремилась все эти долгие дни и месяцы, где непременно должен был находиться ее муж – живой, здоровый, молодой, прежний ее Алеша…
"Скажите, как мне отыскать мужа?" – сгорая от нетерпения, спросила она в штабе корпуса. Последовал ответ, от которого похолодело в груди: "Ваш муж сейчас там, где идут бои…"
Только дней через шесть, когда закончились жестокие сражения под Тукумсом, смогла состояться эта удивительная встреча в самом пекле войны. Он не мог поверить в реальность происшедшего, для него это казалось чудом, сказкой, небылью – всем, чем угодно, но только не явью. Три года разлуки – и чтобы вот так просто встретиться в этом аду!..
Они стояли друг против друга – незнакомые, исхудавшие, повзрослевшие не по годам. "Здравствуй, милая!", "Здравствуй, мой родной!". Нет, это не они говорили – это говорили за них их глаза…
Алексей переговорил с начальством, и Нину оставили в бригаде. Теперь они уже не разлучались до самой победы. Порой в перерывах между боями они уединялись и, сидя где-нибудь на берегу безымянной речки или в лесу, говорили, говорили, говорили… Жадно, торопливо, захлебываясь от эмоций. Боялись, что их снова разлучат.
Конечно же они понимали, что войне скоро придет конец, и пытались мечтать. Нине непременно хотелось вернуться в родной Куйбышев. И чтобы никаких больше скальпелей! Хватит, мол, насмотрелась крови…
– Скучать ведь будешь без операционной, – услышав это, улыбнулся Алексей. – Говорят, что ты отменный хирург… Буквально чудеса творишь…
Что и говорить, практика у нее была большая. Любой бы академик позавидовал. Теперь она могла, как говорится, с закрытыми глазами выполнить, почитай, любую сложную операцию. Ведь что такое медик на войне? Он и швец, и жнец, и на дуде игрец. Вот и ей и от простуды бойцов приходилось лечить, и раны им штопать, и зубы сверлить. Бывало, сутками не выходила из операционной, куда все везли и везли раненых. В начале войны она пуще смерти боялась оперировать, а теперь ей сам черт был не страшен. Коллеги говорили, что она родилась хирургом. Самые сложные операции теперь доверяли только ей.
Служил в их бригаде хороший парень – капитан Бровин. Красавец, атлет, а храбрец, каких свет не видывал. Однажды во время боя в его танк угодил снаряд. В живых-то остался, но лицо ему разворотило страшно. Он – к Нине. Выручай, мол, Нина Федоровна, меня невеста в Москве ждет, а разве она примет такого урода? А Жакова: "Я сделаю тебе, капитан, операцию, но если хочешь, чтобы не было уродливых шрамов, никакого новокаина… Сможешь вытерпеть?" "Смогу!" – твердо заявил он.
И ведь смог! Только перед самой операцией попросил, чтобы ему дали полстакана спирта… А потом Бровин на какое-то время исчез из поля зрения Жаковой. А когда через пару месяцев она его увидела, обрадовалась: на его лице были лишь едва заметные ниточки швов – все, что осталось от тяжелого ранения.
– Спасибо тебе, капитан! Огромное спасибо! – обняв Нину и сглотнув слезу, проговорил Бровин. – Век буду помнить…
Нину можно было понять – там, в Куйбышеве, у нее остались родители. Однако и Алексей был не прочь вернуться на свой завод. Никак не мог забыть его: а как забудешь, если все самое светлое в жизни было связано с ним? Здесь и копейку первую заработал, и хорошую специальность приобрел… Тогда же и с Ниной познакомился. В общем, решил снять погоны. Хватит, послужил родному отечеству – теперь пусть другие послужат. Теперь только остается ждать, когда им позволят вернуться на родину. А то Нине платье уже по ночам снится. Как-то в Риге нарядилась в трофейное, что санитары нашли в одном из оставленных немцами домов, так полчаса от зеркала не отходила. Даже всплакнула. Вот какой женщина должна быть, а она что? Страшно подумать – четыре года из формы не вылезает.
Что и говорить, женщине вообще на войне тяжело. Гораздо тяжелее, чем мужикам. И даже не в физическом плане. Взять хотя бы личную гигиену… Где на фронте она горячую воду найдет? А ведь без этого ей никак. Летом, конечно, проще: отыскал речку – и плещись в ней хоть до морковкиного заговения. А как быть зимой? И другое… Чтобы справить нужду, женщине-бойцу приходится какое-то укрытие искать. А бывает, укрытий этих днем с огнем не найдешь – одно чисто поле. И что прикажете делать?..
Но есть еще кое-что, от чего женщина порой больше всего страдает на войне. Это чрезмерное внимание к ней со стороны мужского пола. Правда, Нина умела себя поставить так, что к ней никто не приставал. Конечно, отдельные попытки были, но, получив от ворот поворот, служивые отступали. Иные же, зная, что она жена такого же, как они, фронтовика, и вовсе об этом не думали. Дескать, подло это. Считай, своего собрата по беде предаешь.
Но один настырный ухажер все же нашелся. Это был начальник санбата, в котором служила Нина. От таких бывает трудно отделаться. Коли пристал – не отстанет. А тот сразу поставил себе задачу сделать Нину ППЖ. Что такое ППЖ, любой фронтовик тебе скажет – походно-полевая жена. Сколько раз Жакова говорила ему, что она замужем, что муж ее воюет, стыдила майора, умоляла, даже однажды на колени пыталась встать – бесполезно! Он свое гнул: "Не ляжешь ко мне в постель, полетишь на вражеские зенитки…"
Нина понимала, о чем он говорил. Их, военврачей, иногда посылали в тыл врага, чтобы оказать медицинскую помощь раненым партизанам. Но обычно отправляли только тех, кто умел прыгать с парашютом. А Нина и парашют-то в глаза никогда не видела – это ее и спасало. Ведь далеко не все военврачи после выполнения задания возвращались в родную часть.
И однажды майор сдержал обещание. Перед этим он, как обычно, предложил Нине ночью прийти к нему в палатку. Не пришла. И вот она уже в воздухе. Темень непроглядная. Нащупав самолет жалами прожекторов, немцы беспрерывно бьют по нему из зениток, и его постоянно трясет от близких взрывов…
Что было дальше, она плохо помнила. Помнила только, что, когда внизу показались брянские леса, кто-то несколько раз крикнул ей в самое ухо: "Прыгай", а когда она этого не сделала, сильно толкнул ее в спину…