– Или чтобы показать свои красивые ножки. Ручки и ножки, единственное, что у нее есть привлекательного…
– Кто же вместо нее станет дофинессой?
Одна из фрейлин осмелилась произнести:
– Думаю красавица Луиза – дочь герцога Клода де Гиза.
– Красивая и достойная будет пара.
И совершенно неожиданно для себя Екатерина услышала голос Дианы де Пуатье:
– Король любит свою невестку за ум, образованность и безупречные манеры и менять ее ни на кого не собирается. С кем еще король может так интересно поговорить о литературе и живописи, как не с ней? Но самое главное, король высоко ценит преданность герцогини Орлеанской своему мужу.
Величественная мадам де Брезе удалилась, оставив фрейлин в замешательстве и недоумении.
Екатерина воспряв духом, шепнула своей фрейлине:
– Пусть себе бесятся, им же хуже.
И поспешила в покои королевы, радушно приветствовав встретившихся ей на пути сплетниц. "Нужно иметь смелость жить на высоте своего имени и положения, – мудро рассудила она, – презирать ничтожество других и твердо знать, что ты хочешь…"
Приемная королевы Элеоноры, украшенная фламандскими гобеленами и мягкими коврами, с генуэзскими креслами, с бархатными подушками нежно-кораллового цвета, мебелью, инкрустированной перламутром и слоновой костью, монументальным камином и большими окнами, была полна истинно королевского достоинства.
Королева Элеонора, склонная к уединению и тишине, проводила все больше и больше времени в молитвах за короля, за его победы, за возвращение Генриха живым и невредимым, за своих испанских родственников, с которыми сражался король, в советах и длительных беседах с исповедником. Она искренне радовалась каждому приходу Екатерины.
В порыве чувств Элеонора, вопреки этикету, поднялась и подошла к ней.
– Вы даже не представляете, какую радость доставили мне своим приходом.
Приветливая улыбка, которой королева одарила Екатерину, была способна открыть даже самые закрытые сердца. Они уютно расположились в креслах около большого венецианского зеркала. Вскоре вслед за вошедшей Екатериной в дверях показался секретарь с письмом на подносе.
– Королевская почта, – объявил он, – послание Ее Величеству.
Королева поспешила ознакомиться с содержанием письма. По выражению ее лица, сначала озабоченного, но постепенно просветляющегося, Екатерина поняла, что полученные известия обрадовали королеву.
Закончив чтение, Элеонора некоторое время молчала, затем, отложив письмо на стоящий возле нее столик, подняла глаза на Екатерину и доверительно сообщила:
– Мой брат настоящим письмом извещает меня, что под покровительством Его Святейшества решил начать переговоры. Карл надеется заключить справедливый и разумный мир.
"Еще бы, – подумала Екатерина, – победа, судя по всему, ускользает из рук императора. Хорошие новости из военного лагеря французов поступают одна за другой. Думаю, что король навряд ли согласится сейчас на заключение перемирия".
– Что вы думаете по этому поводу, мудрая Катрин? – прервала ее размышления королева. – Разумный и скорейший мир необходим сейчас всем – и французам, и моим соотечественникам – испанцам. Неужели король не согласится?
Екатерина не хотела разочаровывать королеву. Она взяла ее руку в свою, чтобы успокоить, и мягко высказала свое мнение.
– Думаю, что Монморанси по-прежнему остался сторонником мира, и, несмотря на одержанные им победы, с огромной радостью согласится на это предложение императора, и уговорит короля в необходимости скорейшего перемирия.
Однако даже вмешательство папы Павла III не повлияло на решение Франциска, о чем Екатерина узнала на следующее утро, явившись в покои королевы в момент ее пробуждения.
Камеристки, одевавшие королеву, бесшумно двигались в тишине, достойной монастыря. Екатерина тут же заметила, что королева обеспокоена и недавно плакала. После церемонии одевания Элеонора прослушала вместе с Екатериной мессу, позавтракала в одиночестве и лишь затем попросила фрейлин оставить ее наедине с Екатериной.
– Что так расстроило Ваше Величество? – поинтересовалась Екатерина.
– Франциск не собирается начинать переговоры до тех пор, пока все территории Франции не будут освобождены императором, – ответила королева.
"Я и не сомневалась в мудрости короля", – обрадовалась Екатерина. Именно в таком ответе монарха она была уверена.
Через несколько дней вечером на приеме у королевы Элеоноры собралось небольшое общество лишь особо приближенных придворных, среди которых была и Екатерина.
Свечи в высоких серебряных канделябрах создавали уют в небольшом зале, где дамы в траурных одеждах тихо переговаривались с королевой.
Неожиданно в зал с видом победителя вошел король. В Лионе Екатерина увидела его впервые. Она почувствовала, что, несмотря на бравый вид, душу короля гнетет печаль. Франциск осунулся и постарел. Он очень страдал от потери сына.
Екатерина вместе со всеми дамами встала и склонилась в низком реверансе. Ее взгляд, обращенный на короля, выражал участие. Все эти дни она так ждала встречи с ним, а король удостоил ее лишь мимолетным отсутствующим взглядом.
– Великая новость, Ваше Величество! – воскликнул король, обращаясь исключительно к королеве. – Я только что получил известие об окончательной победе наших войск. Карл V отдал приказ об отступлении. Все его планы рухнули. Я надеюсь, что мы навсегда вышибли из Франции войска вашего любимого брата.
Присутствующие дамы зааплодировали – все, кроме королевы и Екатерины.
– Итак, что вы можете на это сказать?
Королева, растерявшаяся от услышанной новости и оскорбленная тоном, каким эта новость была сообщена, не находила слов для ответа.
Король в упор смотрел на нее.
– Вы рады, сир, этого достаточно, чтобы радовалась и я, – наконец произнесла мудрая королева Элеонора хоть что-то приличествующее случаю.
Франция была спасена. Для Монморанси и Генриха это было великой победой. Ни опустошенный Прованс, лежащий в руинах, ни нанесенный разрушениями ущерб не помешали французам превозносить победителей.
Под звуки труб и крики ликующей толпы победители въехали в Лион.
Высоко на протянутых между домами веревках были развешаны гобелены, полотнища шелка и алого бархата, повсюду висели яркие панно, изображающие позорное бегство Карла V и его армии. Мостовая, по которой победители двигались к собору, была усыпана душистыми травами и цветами.
У входа в собор, в котором должен был совершиться благодарственный молебен по случаю изгнания из Франции имперской армии, победителей встречали король и королева. Голову короля венчала тяжелая золотая корона, усыпанная алмазами и изумрудами. Франциск ощущал восхищение и любовь от окружающих его подданных. Лица многих были залиты слезами, – молодые лица, пожилые лица, старые лица, – всех их объединяло чувство обожания своего монарха. В эти минуты гордость переполняла короля: он отомстил Карлу за поражение при Павии и свое унижение, оправдал надежды своих подданных, которые они возлагали на него, когда он двадцатилетним юношей взошел на французский престол.
Екатерина стояла рядом с королевой и наблюдала за королем. Своим величественным видом Франциск затмевал всех окружающих. В этот день он выглядел значительно моложе, чем в последние несколько недель. Екатерина вдруг отчетливо осознала, что ради таких мгновений наивысшего успеха за власть стоит бороться. Она ощутила душевный подъем, увидев въезжающую на соборную площадь конную кавалькаду, возглавляемую Генрихом, Монморанси, Клодом де Гизом, и услышала:
– Как возмужал Генрих!
– Какой красавец!
– Настоящий богатырь!
– Теперь он дофин!
Победители спешились и приблизились к королю. Франциск обнял и расцеловал в обе щеки Генриха, Монморанси и герцога Лотарингии Клода де Гиза.
Затем их обняла и расцеловала королева.
Генрих подошел к жене, сухо обнял ее, затем приветствовал придворных, которые спешили преклонить колени и поцеловать руку будущему правителю Франции.
Богослужение заняло более трех часов, и все это время приветственные крики многих тысяч подданных, собравшихся возле собора, заглушали пение и музыку.
Одержав победу над императором, Франциск мог наконец предаться отмщению за смерть сына. Он был убежден, что принца отравил итальянец Монтекукули, приехавший во Францию в свите Екатерины Медичи, а до того служивший у Карла V. Подвергнутый жесточайшим пыткам молодой дворянин в конце концов признался, что подсыпал яд в принесенную принцу воду, и заявил своим мучителям, что получил указания от имперских агентов, а они исполняли волю самого императора. Вскоре несчастный отказался от этих слов. Ни в чем не повинного графа Себастиано ди Монтекукули приговорили к четвертованию на площади Гренет в Лионе. Он был итальянец, и именно этот факт казался всем самым веским аргументом для обвинения его в умышленном убийстве.
В предвкушении грандиозного зрелища тысячи жителей Лиона пришли со всех концов города к площади Гренет, где должна была состояться казнь. Многие женщины несли на плечах детей, чтобы те запомнили увиденное на всю жизнь. Такое зрелище, как казнь отравителя наследника престола, можно увидеть нечасто, скорее всего, только раз в жизни, да и не при каждом короле.
Лучники и швейцарские гвардейцы, вытянувшись цепью, сдерживали напор толпы, рвущейся поближе к эшафоту и возведенным вокруг него помостам. В окнах всех домов, выходящих на площадь, виднелись любопытные лица. Под навесом вблизи от эшафота нетерпеливо били копытами по мостовой четыре сильные лошади. Их громкое ржание было слышно далеко вокруг.
Все новые и новые толпы зевак прибывали к месту казни.