Тихон Меркурьевич любезно поздоровался и спросил о жильце.
- Тихо у него. Спит еще.
- Пойду разбужу. Служебное дельце, бабушка. Уж извините, что обеспокоил, - солгал Тихон Меркурьевич, ощупью пробираясь в конец темного коридора.
В нос ударило угарным запахом пищи и жареного лука. Тихон Меркурьевич заметил на кухонном столе под холщовой скатеркой два подовых пирога. Минеевна уже отстряпалась и собиралась на рынок - в обжорку.
Тихон Меркурьевич легонько постучал в дверь, потянул скрипучую половинку.
Его сослуживец лежал навзничь поперек кровати, раскинув руки. Серое одеяло сползло на пол. Одежда разбросана.
Посреди стола стояла наполовину опорожненная бутылка Шустовского коньяку, подле - рюмка и бумажный мешочек с колбасными обрезками. На тарелке еще дымилась краюха пирога, положенная хозяйкой.
У Тихона Меркурьевича зашлось сердце. Он прижал ладошку к груди:
- Боже милостивый! Янтарный, Шустовский? Воспетый в виршах на первых страницах газет?
Будет мнение не ложно,
Если выразимся так:
Пить всегда и всюду можно
Славный Шустовский коньяк!
Переведя дух, Тихон Меркурьевич склонился над Бачельниковым.
- Воскресни, Саша! Восстань с ложа твоего!
Санька открыл глаз, потом другой. Узнав нежданного гостя, вскочил с кровати, осклабился:
- Вы, Тихон Меркурьевич? Извините… Минуточку.
- Не суетись. Я, брат, по делу к тебе. Имею честь пригласить на день рождения дочери. Изволь явиться, к шести часам сегодня. В мундире и при регалиях, хе-хе.
Санька опешил:
- Вы не шутите? А что Марина Сергеевна?
- Да брось ты, стряпней угостит Марина Сергеевна. Не опаздывай.
Санька быстро натянул брюки, выскочил с полотенцем из комнаты.
Пока он умывался, Тихон Меркурьевич осмотрел холостяцкое обиталище.
Колченогий стол у окна. Стул, табуретка, железная продавленная кровать, накрытый пестрым лоскутным ковриком сундук. Над ним - одежда. Стенку украшала единственная репродукция с картины Саврасова "Грачи прилетели".
Под потолком в углу - дощечка с мутным ликом святого, повешенная хозяйкой.
- Одиноко, Саша, уныло в твоей берлоге, - сказал Тихон Меркурьевич возвратившемуся Саньке. - Жениться тебе надо. Годы-то бегут.
- Успею, Тихон Меркурьевич. Мне еще за тридцать не перешло, и мое от меня не уйдет.
Санька принес от Минеевны два чистых стаканчика, разрезал пополам пирог и подвинул тарелку гостю:
- Пожалуйста, Тихон Меркурьевич.
Ганцырев приподнял стаканчик с янтарной жидкостью и продекламировал:
Чтоб почувствовать отвагу,
И тоски рассеять мрак,
Деды пили мед и брагу,
Внуки - Шустовский коньяк!
Они чокнулись и выпили.
- Дослужиться бы мне до прибавки, - жуя пирог, проговорил Санька. - Переменил бы квартиру и женился бы на интеллигентной барышне… вроде вашей Кати.
- Ишь ты… губа у тебя не дура, - заметил Тихон Меркурьевич. - Она, брат, Катька, у меня умница, в меня. Вот только характером не удалась. В Марину Сергеевну вся.
Санька хотел налить по второй, но гость накрыл свой стаканчик ладонью.
- Аминь! Ни капли больше. Дел много. Нужно подарок Катеринке купить. Кстати, не одолжишь ли, Саша, на это святое дельце целковый?
Санька знал, что его начальник вечно без денег. Жалованье выдавалось в собственные руки жене. Поэтому просьбе не удивился.
- Да, пожалуйста! Только рубля, по-моему, маловато. Какой же на рублевку подарок. Возьмите вот синенькую и купите Катерине Тихоновне что-нибудь стоящее.
Растроганный щедростью Саньки, Тихон Меркурьевич прижал парня к груди. С пятишницей в кармане вылетел он как на крыльях из Санькиного подвала.
"С таким капиталом можно бы заявиться в "Кавказ", послушать за рюмочкой рябиновой новый оркестрион, или - к Шнейдеру, откушать мюнхенского, или - позавтракать в "Стрельне"… Но сегодня нельзя".
На каланче пожарной части пробило десять. Тихон Меркурьевич взбежал по ступенькам в магазин Кардакова. Разглядывая парфюмерно-косметические, галантерейные, ювелирные товары, он ходил от приказчика к приказчику.
"Духи? Несессер? Редикюль? Зонтик? Шарф? Кулончик? Бусы? Что же выбрать такое, чтоб понравилось дочери? Куплю-ка лучше на платье, а не пустячок".
Перейдя улицу, Тихон Меркурьевич помчался по Спасской в Клабуковский универсальный, поднялся на второй этаж, где продавались ткани.
Выбрал кремовый шифон на кофточку.
Повеселевший, со свертком и серебряной мелочью в кармане, он солидно вышел из магазина. По пути спустился во фруктовый подвал Самитовой и на оставшиеся деньги купил персиков.
К шести часам стали собираться гости. Их встречала Катя, одетая в скромное серое платье. Девушки чмокались, мальчики жали руку, желали счастья.
Пришла маленькая сероглазая Женя Чардымова с интересным, стройным гимназистом Аркашей Пахтусовым. Следом за ними вбежала и повисла на Катиной шее другая подружка.
В квартире Ганцыревых сразу стало шумно и тесно. Тихон Меркурьевич, чувствуя себя среди юных помолодевшим, держался с гостями запросто, шутил, норовил услужить жене, но она отмахивалась от суетливого супруга, в общем, довольная им: не напился и дочке на кофточку подарил.
- Ну, где же твоя Наташа? - спросил Колька у сестры.
- Обещала к шести. Сходи, встреть ее на улице.
Наташа Веретина сблизилась с Катей только в последнее время, хотя учились они в одном классе. После ночного происшествия, упомянутого в газете, девушка заинтересовалась Катиным братом. Она уже знала, кто этот "неизвестный в гимназической фуражке". Кате так прямо и сказала, что Николай, по-видимому, личность романтическая, а такие - ей нравятся.
Катя рассмеялась: еще чего выдумаешь! Не вздумай сказать ему, а то он бог знает что вообразит о себе.
В сенях Николай столкнулся с нарядным, надушенным Бачельниковым, который прижимал к груди огромный букет белых и красных пионов - сокровище из оранжереи Рудобельского.
Колька ахнул:
- Вот это да! Чудо из сказок Шехерезады! Для Кати?
Бачельников кивнул.
- Подари-ка, Александр Степанович, вот этот! - Колька быстро вытянул из букета большой цветок с красно-белыми лепестками, понюхал и крикнул в дверь:
- Катеринка, принимай гостя!
Колька двинулся по направлению к Морозовской. Одетый в парусиновую рубашку с серебряными пуговками на вороте и в серые выутюженные брюки, он чувствовал себя именинником. Со взгорка сразу же заметил идущую быстрым шагом Наташу. "Какая она красавица! И как идет ей это сиреневое платье!"
Наташа помахала приветливо рукой, и Колька полетел навстречу - через дорогу.
- Это вам, Наташа, - протянул он девушке цветок. - Не обижайтесь, когда увидите у Кати целую охапку, а я вам только веточку.
Наташа ослепительно улыбнулась:
- Иногда веточка дороже целого букета. Спасибо, Коля.
Из распахнутых окон квартиры Ганцыревых слышались говор, смех, шум передвигаемых стульев, звяканье посуды. Когда Наташа с Колькой вошли в комнату, гости уже сидели за большим столом, украшенным Санькиными цветами.
- Наташка, милая! - закричала Катя. - Иди сюда.
Они сели на стул, обнявшись.
Колька притащил из кухни табуретку и втиснулся между Наташей и Бачельниковым. Саньке не понравилось, что пришельцы отодвинули его от Кати. Покосясь на Кольку, он подсунул ему стаканчик водки, а Наташе предложил портвейна.
- Это штрафные. Извольте пить за здоровье Катерины Тихоновны!
Колька задел краешком стопки Наташину рюмку, подмигнул Кате и, морщась, выпил водку, как горькое лекарство.
- Фу, какая мерзость! Ой, спасите, дайте чего-нибудь на язык!
Наташа подала на вилке ломтик сыра.
От следующей стопки Колька отказался.
- Споемте-ка студенческую! - предложил Санька и негромким тенором затянул:
Быстры, как волны,
Дни нашей жизни…
- Ну, чего же вы? Катерина Тихоновна, Николай? Помогайте!
Саньку никто не поддержал.
- Может, некрасовскую "Тройку"? "Что так жадно глядишь на дорогу"? Не помните? Печально. Тогда выпьем. - Санька потянулся своей рюмкой через стол к Тихону Меркурьевичу.
- Пойдемте лучше на воздух! - предложила Катя.
Все, кроме Тихона Меркурьевича, Марины Сергеевны и Бачельникова, застучали стульями.
На дворе, за сараем, была большая площадка, ограниченная на северной и южной сторонах невысоким забором, на восточной - оврагом, заросшим репейником и бузиной.
- А ну, лови! - шлепнула Катю по руке Наташа, но неожиданно круто повернула на Кольку, ударила его по плечу и помчалась к кустам бузины на краю оврага.
- О, женское коварство! - воскликнул Колька: - Так умри же, умррри, неверррная! - зарычал он и ладонью треснул по спине зазевавшегося Аркашу.
- Нет, я не могу бегать, - заявила запыхавшаяся Женя и села на бревнышки у калитки. - У меня кружит голову. Аркашка, девочки, я пьяная.
Аркашка подскочил тотчас же к Жене:
- А ну, дыхни!
Женя сделала трубочкой рот и надула щеки.
- Ха-ха, ребята! От Женьки разит винищем. И когда она успела?
Катя и Наташа подбежали к Жене:
- Тебе дурно? Вставай, пройдись!
- Не вставай, дурочка! - вскрикнул Аркаша. - Грохнешься.
Женя расхохоталась:
- Эх, вы! Поверили. Я пошутила.
Играли долго. В калитке показалась Марина Сергеевна и позвала всех пить чай.
За столом Колька вдруг ударил себя по лбу: