Ошеломленные гости переглядывались.
- Как, золотое блюдо? - шептали они. - Вымести золотое блюдо, как сор? Поистине Лукулл богаче самого Креза!
Заиграли кифары, флейты и систры. Сквозь нараставшие звуки прорвались веселые слова песни Алкея:
Смачивай легкие вином,
Ведь созвездие делает поворот.
Лукулл улыбался, прислушиваясь к беседе Цереллии с Корнелием Нипотом и Лукрецием Каром.
- Разве не видишь, благородный Корнелий, новшеств, которые вторгаются в нашу жизнь, выворачивая ее наизнанку? - говорила Цереллия, полнотелая матрона с горячими глазами. - Взгляни на крупных и средних землевладельцев: одни - патриции, другие - всадники и плебеи, но выше стоит и большим уважением пользуется не тот, кто знатен, а тот, кто богаче. Старые аристократы смешиваются с всадниками. Они живут в городах, пируя и развратничая, а их виллами управляют колоны и рабы. Жены разоряют мужей, ищут любовников, которые дарили бы им драгоценности и красивых невольников. Вольноотпущенники и восточные бродяги могут теперь найти работу в колонии, муниципии или в городе с киклопическими стенами, а ведь раньше они не смели приблизиться к городу и просить гостеприимства. Промышленность развивается: в Верцеллах, Медиолане, Мутине и Аримине вырабатывают керамические изделия, лампы и амфоры, в Падуе и Верроне - ковры и одеяла, а в Парме беднота занимается тканьем на дому, получая прекрасную шерсть от собственников стад. Фавенция - область льна, Генуя - рынок дерева, кож и меди, доставляемых лигурами, в Аретии выделываются греческими рабами лампы и вазы из красной глины, а из рудников Ильвы доставляется в Путеолы железо, из которого куются мечи, шлемы и гвозди. Неаполь славится приготовлением различных благовоний и духов, Анкона - пурпурных красок. Но дух Катилины бредит по Италии…
- Во всем ты права, благородная Цереллия, - кивнул Лукулл, - кроме запугивания нас Катилиною… Как-то проезжая в Байи, я изумился, увидев толпы красильщиков, сукновалов, ткачей, валяльщиков, портных, башмачников, носильщиков и извозчиков. Они, очевидно, шли на работу. Но удивительнее всего то, что эти люди находят работу и живут неплохо.
- Находят работу? Живут неплохо? - вскричала Цереллия. - А знаешь, что они ненавидят оптиматов?
- Ты умолчал, что каждая твоя поездка вызывала огромные расходы! - воскликнул Корнелий Непот. - Разве за твоей повозкой не шли сотни ремесленников, которых ты нанимал для нужд облагодетельствованных тобою бедняков, хотя у тебя были свои ремесленники-рабы? Ты, благодетель; давал работу посторонним…
- Нет, - усмехнулся Лукулл, - не для работы набирал я их, а для учения: они должны были изучить восточное искусство и распространить его по всей Италии.
- Да, народилось новое поколение, союзные города стали муниципиями и имеют свой сенат, избранный из декурионов, и своих магистратов…
- А ты не замечаешь, благородная Цереллия, - спросил Лукулл, - что различие сословий сглаживается? Цезарь первый начал набирать в свои легионы сыновей из знатных фамилий и бедняков из муниципий. Подумайте, он взял с собой Мамурру, этого хитрого Мамурру!
- Мамурра был некогда негоциатором, - заметил Катулл, - говорят, он содержал, по примеру вольноотпущенников, две-три школы и не делал различия между детьми плебеев и сыновьями сенаторов, всадников и центурионов… Он много возомнил о себе и был в связи с дочерью сенатора…
- Однако он сумел обворожить Цезаря, - сказал Лукулл.
- Но чем, чем? - вскричал Корнелий Непот. - Мамурру я видел. Толстый, мясистый боров с заплывшими жиром глазами и свиным носом…
- Нет, ты ошибся, - возразила Цереллия, - глазки у него черные, быстрые, а нос вовсе не похож на свиной…
Лукулл подозрительно оглядел собеседников: не намекал ли историограф на внешность Суллы? Ведь нижняя часть лица диктатора несколько напоминала лицо Мамурры.
Резко оборвал разговор, указав на нагих девушек, которые приближались с легкой пляской к столу, позвякивая золотыми и серебряными браслетами на руках и ногах. Впереди была гибкая гречанка, любимица амфитриона.
Катулл не сводил с нее жадных глаз, и Лукулл, шутливо ударил его по руке, засмеялся:
- "Глазами насилует то, что не должно видеть".
Катулл смутился. Гречанка приблизилась и, прежде чем он мог опомниться, выдернула из черных волос розу и бросила ему на колени.
Лукулл быстро переглянулся с нею, но Цереллия перехватила его взгляд, в котором сверкнул насмешливый огонек: "Зачем издеваться над поэтом? Правда, Лукулл ненавидит Клодию, но влюбленный Катулл достоин снисхождения… Поэт не должен влюбиться в эту девушку, - достаточно с него одной Лесбии, которая отравила ему жизнь".
Повернувшись к Лукуллу, Цереллия шепнула:
- Пощади его и не смейся.
Но он, устремив взгляд на плясуний, сказал, точно не слышал ее слов:
- Разве не знаешь, что тело - источник жизни?
VII
После обеда началась шумная пирушка. Триклиннумы гудели оживленными голосами гостей, потом их заглушили звонкие звуки флейт, кифар, систров; начались пляски. И опять во главе девушек выступала стройноногая гречанка, И опять она бросала цветы Катуллу.
Поэт был грустен после разрыва с Клодией.
Лукулл со смехом" протянул ему фиал:
- Выпьем за любовь! Ты, я вижу, воспылал страстью к "той гречанке.
Катулл молчал.
- Хочешь, я подарю тебе ее?
- Благодарю тебя, консуляр и великий полководец! Она прекрасна, но я боюсь женщин. Одна испепелила мою душу, а сердце догорает, как фитиль в лампе.
- Она умеет любить…
- Благодарю тебя. Но кто умеет любить лучше Клодий?
Лукулл нахмурился.
"Дочери Аппия Клавдия обожествляют фаллус под личиною Приапа, - подумал он, злобно скривив губы при воспоминании о развратной жене, - а мне осталось утешаться с десятками юных невольниц! Но хвала Венере! Я сумел взять всё от жизни - не меньше, чем мой господин Люций Корнелий Сулла".
- Как думаешь. Публий Нигидий, - Обратился он к Фигулу, - может ли из нашего молодого поколения, которое бесстыдно, нечестно, сладострастно, легкомысленно, нагло и бездушно, выдвинуться хотя бы один значительный муж? Вот Марк Антоиий, внук великого оратора и сын претора, вот Гай Скрибоний Курион, сын консуляра, вот Марк Целий, сын путеолского менялы, а вот и Гай Саллюстий Крисп, сын богача из Амитерна. Чего они стоят? Антония и Курнона называют мужем и женой, Целия, некогда катилинианца и любовника Клодии, - соучастником умерщвления александрийских послов, а о Саллюстий говорят, что он разорился из-за женщин. Это - римская молодежь!
- Несомненно, от этой молодежи многого не следует ожидать, но боги желают, чтобы были исключения…
- Ты говоришь…
- Даровитейший из них - это Антоний, и если он сумеет обуздать свои страсти…
Подошел вольноотпущенник и подал Лукуллу эпистолу.
Сломав печать, амфитрион извинился и начал питать. И вдруг обратился к гостям:
- Персидский маг Митробарзан пишет мне в ответ на мою эпистолу о цели человеческой жизни, о загробном существовании, о метампсихозе и о будущих жизнях. Слушайте.
И он прочитал письмо на греческом языке, малопонятное, сплошь пересыпанное темными рассуждениями и ссылками на Зендавесту. Имя Заратуштры чередовалось с именами Пифагора, Сократа, Платона и Аристотеля, а слово "перипатетики" повторялось три раза, что, несомненно, имело свой сокровенный смысл.
- Объясни, Публий Нигидий, как разрешил маг твой вопрос? - спросил Лукулл.
- Ты хочешь знать, в чем цель нашей жизни? В совершенствовании, - ответил философ. - Каждая жизнь-это ступень той таинственной лестницы, которая ведет к завершению круга вечного возвращения в мир, но так как круг бесконечен, то и бесконечна жизнь, прерываемая восхождением на ступень; тогда начинается как бы краткий отдых, т. е. смерть, а на самом деле восхождение продолжается, ибо душа переходит в новое тело, чтобы вдохнуть в него жизнь, и так до бесконечности. Видишь эти звезды? - указал он на серебряные крупинки, сверкавшие на черном пологе неба. - Завершив первый круг очищения, души переносятся в Космос и попадают в новые миры, ибо Душа Космоса - это частицы бесчисленных душ. Достигнув же совершенства, души перелетают вновь на нашу Землю и, воплощаясь, дают жизнь, полную величия, подвигов, добродетели и мудрости: так соприкасаемся мы в жизни с величайшими философами, подобными Заратуштре и Платону, с героями, подобными Александру Македонскому, Сулле и Аннибалу, с мужами, подобными Сципионам… Теперь понятна тебе цель жизни? На примерах величайших мужей мы учимся храбрости, добродетели и мудрости, а восприняв их высшие душевные качества, приближаемся к совершенству, чтобы стать со временем такими же, как они…
Лукулл вздохнул.
- Откуда ты знаешь, что это так? - спросил он, опустив голову.