- Но идет зима, - развел руками Климович. - Угля, который мы получаем от союзников из-за рубежа, может не хватить.
- Дадут, сколько попросим. Ничего… Особенно теперь, когда нас признала Франция. Танков дали, дадут и угля.
Барон, казалось, затеял игру с портьерой. Он уже не отпускал ее - то задвигал, то опять отодвигал. Климович с затаенной улыбкой следил за рукой барона и в это время говорил Шатилову:
- А не думаете ли вы, шер ами, что Антанта может договориться с большевиками, и в таком случае…
Не дав Климовичу договорить, Врангель резким движением отодвинул портьеру в самый угол и выкрикнул:
- Не договорятся! Не может этого быть!
Климовичу он после доклада тоже задал вопрос: что о нем, бароне, говорят? А Климович не удивился, он знал, что правителей этот вопрос страшно мучает.
В отличие от Шатилова, Климович не стал рисовать радужные картины. Мир полицейских, шпионов, контрразведчиков, преступников и палачей, которым заправлял Климович, не располагал ни к наивному оптимизму, ни к самообольщению. В этом мире на все смотрят иначе. Игру барона с портьерой Климович, конечно, заметил и внутренне усмехался каждый раз, когда тот вцеплялся пальцами в плотный шелк портьеры.
- Разное говорят, - докладывал Климович. - Я полагаю, вам и самим известно, что за народ у нас. Дряни много, болтунов, мерзавцев - пруд пруди. Подхватывают любой слушок и давай трезвонить. Все, что красные напишут, они готовы, подлецы, подхватить. Ну, про пакостную стихотворную поэмку "Сон Врангеля" вы знаете.
- Да, читал, - хмуро ответил Врангель.
- И назвали-то как! "Сон Врангеля". Изъяли мы уже штук с двести этих "снов". Тюрьму даем, а читать и распространять не перестают.
- Хватит об этом, дальше!
- Подрывают веру, дух, ведь вот что!
- Дальше, дальше! - нетерпеливо приказал барон.
- Слушаюсь. Вчера вечером прохаживался я по набережной и думал: где мы находимся? Не Крым, а какое-то офицерское государство. Генеральско-полковничий эдем.
- Это вы так подумали? - пришел в недоумение барон. - Или слышали такие разговоры!
- За такие разговоры я бы взял под арест любого, - ответил без всякого смущения Климович.
И Врангель с раздражением подумал: "Какой пройдоха". Потом он еще подумал: "Царедворцы все пройдохи". И продолжал слушать Климовича.
- Себя, конечно, под арест не возьмешь, - с шутливой миной продолжал тот. - Но мысль такая возникает, что ни говори, хотя мы с вами хорошо знаем: многие семьи офицеров голодают и живут ужасно!
- Позвольте! - не выдержал барон. - Казино, театры, рестораны полным-полны. Это совсем не то, что в "Совдепии". Но обо мне-то что говорят? Вы уклонились от темы…
- Слушаюсь, господин барон, - уступчиво закивал Климович. - Говорят вот что: будто ваш Струве продал Франции на тридцать пять лет наш русский хлеб, уголь, нефть, железные дороги и все порты на Черном море.
- Это же ложь! - стукнул кулаком по столу Врангель. - Это все намеренно распространяют красные, я знаю. Но как можете вы это повторять? Я поражен!
- Петр Николаевич! Я ведь только повторяю то, что говорят другие. Мое дело доложить вам, что да как. Вот, например, еще слух есть: будто в обмен на признание нас Францией де-факто вы обязались выплатить ей не только старые долги, но и передать торгашам французским украинский и кубанский хлеб в размере довоенного экспорта, отдать три четверти нефти, одну четверть добычи угля в Донбассе, отменить таможенные и портовые пошлины на всем юге России и прочее. Аппетитик у них, знаете! Губа не дура!
Врангель с возрастающим недоумением смотрел на Климовича. По должности этот человек служит у него министром полиции, а говорит бог весть что. Действительно, Климович, казалось, сам заразился крамольным духом.
- Ну, если это и так, господин барон, то все равно мы им, французам, потом покажем вот что!
Не сошел ли с ума Климович? Его желтоватые пальцы изобразили здоровенный кукиш. Вертя им, Климович говорил:
- Знаете, тут можно и у большевиков кое-чему поучиться, смею заверить вас. Да, да, не удивляйтесь! Большевики, надо признать, гораздо более правильно понимают психологию широких масс России, когда утверждают, что старые царские долги оплачены русской кровью и теми выгодами, которые приобрела Антанта своей победой над кайзеровской Германией!
Поди пойми человека. Первейший враг большевиков, и он же их хвалит!
- Хватит! - вырвалось у барона. Он поднялся и теперь, вытянувшись во весь свой гигантский рост, смотрел на гостя так, как привык на всех смотреть. - Все вы не то говорите! Не то! Не то!..
И добавил:
- Я сам о себе скажу. Сам! Сам!
Несколько лет спустя барон исполнил свое намерение, но находился он тогда уже не в Крыму, а далеко за его пределами.
6
Катя действует. - Подпольная "коммунка" под Ялтой. - Как были взорваны шахты. - В "офицерском государстве" барона. - Листовка-воззвание. - Встреча с матросом Лешей (он же Прохоров). - Пять бочек с динамитом. - Сигара в подарок.
Катя жила в Севастополе легально, как и ее отец. Она часто приходила в сад "Казино" обедать, вечером появлялась на концертах и спектаклях, но иногда куда-то на день-два пропадала, и тогда Иннокентий Павлович говорил своим друзьям и знакомым, что у его дочери подорвано здоровье и она ищет для себя недорогую комнату с пансионом на Южном берегу, где-нибудь в Ялте или Алупке, а денег на это у нее хватит.
- Представьте, ей всего шестнадцать лет, а это уже вполне самостоятельная женщина, - восхищенно говорил Иннокентий Павлович тем, кто интересовался его дочерью. - И знаете, господа, ведь она вырвалась из большевистского рая совсем не голенькая, как я думал. Одними романовскими кредитками десять тысяч привезла. Мои старые запасы, - добавлял Иннокентий Павлович. - В конце семнадцатого, когда все полетело, я спрятал кое-что в саду за моим домиком в Каховке. Так поверите ли, - сочинял Иннокентий Павлович, - дочь сумела откопать шкатулочку и привезти сюда.
- Небось и золотишко нашлось?
- Ну, что там, какое у меня могло быть золото? - скромничал Иннокентий Павлович. - Так, кое-что из драгоценностей покойной жены моей и бабушки, царство им небесное, действительно, привезла с собой. В нижнем белье зашила, умница. Колье мы уже тут продали… надо же девочке здоровье свое восстановить!
Никто и заподозрить не мог бы, что худенькая, изящная дочурка артиста уходит часто на связь с подпольщиками по адресам, которых даже и отец не знал.
В подполье не так страшно работать, как кажется. До провала, особенно если ты на легальном положении, чувствуешь себя как обычно, как все окружающие тебя люди. Ешь, пьешь, ходишь в театр и в кинематограф, заглядываешь в магазины и на рынок и, если надобность есть, нанимаешь извозчика и едешь по своим делам. За взятку Иннокентий Павлович быстро добился надежной справки для дочери и даже прописал ее в полиции как проживающую с ним на пароходе. С такой справкой Катя могла и в дальний путь пуститься - в Ялту, Алупку и другие места Южного берега, что она и делала. Сядет в рейсовую линейку или на катер и укатит. Не раз и отец просился поехать с ней - не разрешала.
"Нет, она в самом деле как взрослая", - все больше убеждался Иннокентий Павлович, и ему казалось, что у нее уже, наверное, немалый опыт подпольной работы. Он не верил ее словам, что все это впервые в жизни. Вела она себя спокойно, уверенно, все делала с улыбкой и не робела, когда с ней заговаривали и начинали приставать юнкера и офицеры.
Не давала она покоя отцу, всё упрашивала поскорее устроить ей встречу с Лешей. Войти в связь с этим человеком Кате было велено еще в Харькове.
- Ты говоришь, он меня знает, папа?
- Да, так он мне сказал как-то, узнав мою фамилию. Разговорились мы с ним, и вдруг, представь, он целую историю стал про тебя рассказывать. Как раз вот про твою поездку за питерскими ребятишками.
- Постой, постой, папа! - задумалась Катя. - Минуточку… Он не матрос?
- Матрос… То есть сейчас уже не в той роли.
- Прохоров?
На этот вопрос Иннокентий Павлович не смог ответить. Какова фамилия Леши, он и сам не знал. Леша, и всё.
- У меня с ним дела короткие, - пояснил Иннокентий Павлович. - Раз или два в неделю он приходит ко мне на связь, передает мне и получает от меня что нужно, и поминай как звали, исчезает. Но кое-что я подозреваю. Он, видимо, держит связь с главным комитетом и с лесом. Ну, знаешь ведь, что такое лес?
- Все, все, не рассказывай мне больше ничего, - замахала руками Катя. - Ни ты, ни я не должны знать всего. Лучше не знать.
Он понял, чего она опасается, и тяжело вздохнул. При провале, попав в руки палачей Климовича, человек может не выдержать пыток и многое невольно выдать.
А Кате теперь уже было почти достоверно ясно, кто тот Леша. Наверное, он тоже заслан сюда, милый Прохоров. Так вот почему прекратились его донесения с подробными описаниями подвигов для истории. Вот будет забавно, когда они здесь увидятся!
"А может, не надо встречаться с ним?" - возникали иногда сомнения у Кати. Но выхода не было - именно с этим матросом она должна встретиться, чтобы выполнить одно из самых важных заданий, которые ей даны.
Но матрос все не появлялся, а дни шли.
Как-то раз, вернувшись из поездки по Южному берегу, Катя сообщила отцу, что будет жить в одной "коммунке" под Ялтой. Хорошие ребята, двое парней из бывших гимназистов, третий в типографии работает, а кроме парней, есть и четыре девушки, работающие кто где; главным образом - в военных госпиталях. Дача заброшена ее бывшим владельцем, полуразрушена, и никто не мешает "коммунке" там жить.