Но Тапа не терялся. Он, как говорят в народе, больше всего боялся, "растерявшись, потерять" свое многомиллионное состояние и пост президента, который уже рисовался ему в мечтах.
В сложных дипломатических переговорах Чермоев от имени народа клялся в искренней дружбе генералу Караулову, который решительно обходил разговор о землях для горцев, но рад был использовать эти заверения в дружбе для подавления революции. Тапа понимал, что выиграть затеянную игру можно, лишь располагая реальными силами, и исподволь пытался собирать их. Ко всему этому делу был привлечен известный инженер чеченец Маза Кайсаев. Он хоть и не был полностью согласен с "программой" Союза горцев, неоднократно брался выполнять важные поручения Чермоева.
- Нам нужны сильные, молодые и надежные люди. Поезжай, Маза, присмотрись, отыщи таких людей, - распорядился Чермоев, отправляя Кайсаева в Грозный.
Кайсаев вспомнил поговорку, что лучший путь к сердцу мужчины лежит через желудок, и для первого знакомства с грозненской молодежью устроил чеченскую вечеринку. Под предлогом ужина с танцами была приглашена молодежь из наиболее уважаемых чеченских семей, настойчиво зазывались выпускники грозненских училищ.
Получил приглашение и молодой Шерипов.
II
На майданах в чеченских аулах последнее время только и разговоров было, что о грозненских рабочих, которые вышли со знаменами, требуя свободы и хлеба. Рассказывали, что полиция и казачьи сотни расстреляли демонстрантов, а оставшихся в живых упрятали в тюрьму. Добавляли, что полицейский офицер отнял у рабочих знамя, разорвал в клочья и затоптал в грязь. Возмущались тем, что тела убитых до сих пор лежат на улицах и никто не смеет унести и похоронить своих родственников. Встревоженные этими рассказами, горцы озабоченно качали головами, предрекали самые разные, но неизменно грозные события, горячо спорили о том, что им следует делать, а пока что вовсе перестали платить всякие налоги, не подчинялись чиновникам. Тех же, кто пытался их припугнуть, убивали или выдворяли из аулов.
В такой тревожной обстановке Решид Газиев, заставший в родном ауле лишь могилу отца, решил не задерживаться в Борое и поторопился вернуться в Грозный. Уже неподалеку от вокзала он увидел толпу людей, собравшуюся у афишной тумбы.
- Что здесь происходит?
- Да раздвиньтесь немного!
- Передние, читайте погромче, чтобы все слышали!
Толкая друг друга, люда пытались протиснуться к тумбе, круглый верх которой походил на грибок. Там было наклеено какое-то обращение. Поднявшись на цыпочки, Решид прочитал: "Обращение большевиков". Глаза сразу побежали по строчкам.
"Долой большевиков!" - кричат свое буржуазные газеты, за ними повторяют люди, временно заблуждающиеся, - читал он. - Большевиков рисуют в виде чертей с длинными рогами, пугают нашими именами детей, клевещут на нас, что мы средь бела дня грабим людей. "Долой большевиков!" - кричат князья… им вторят священники. Чем же мы не угодили, что они так яро ненавидят нас?
Враги народа войну начинали ради своих корыстных целей, мы выступали против братоубийственной войны; далее, мы требуем отдать землю трудящимся крестьянам; мы заявляем, что власть должна принадлежать трудящимся…
Товарищи рабочие и крестьяне, вставайте под красное знамя, на котором написано: "Мир, свобода, хлеб!"
Рядом с этим обращением висела афиша: "Сегодня в кинотеатре "Палас" демонстрировался фильм "Ночной вор"". Решид невесело усмехнулся. В этот момент к тумбе подошли двое подвыпивших казаков.
- Кого хоронить собрались? А ну, разойдись! - закричал старший из них, здоровенный верзила, расталкивая собравшихся.
Толпу сразу как ветром сдуло. Осталось лишь несколько человек, что посмелее. Казаки подошли к тумбе и тупо уставились на листок бумаги. Видно, спьяну соображали они тупо. Но вот до высокого дошел смысл обращения.
- Кто написал? Кто это приклеил, спрашиваю я! - заорал он, хватаясь за рукоять сабли.
- Ты посмотри, они и сейчас все еще зовут под это самое знамя! От знамени-то давно ничего не осталось! - захохотал другой, пониже ростом, сам похожий на тумбу. Клинком обнаженной сабли он начал сдирать обращение.
- Говорите, кто это наклеил? - продолжал наступать на людей верзила.
- Молодой человек, а ну-ка, предъявите документы. Кто вы и откуда? - Похожий на тумбу казак зловеще положил руку на плечо Решиду.
- Разве вы не видите, господин прапорщик, это же сын городского купца Аванесова, Рубен, - сказал пожилой рабочий, незаметно толкнув Решида и уверенно глядя прямо в глаза пьяному казаку.
- A-а, так это Рубен! Я его и не узнал. Ты здесь не позорься, Рубен, здесь тебе не место. - Казак отдал честь Решиду, подхватил своего товарища под руку и зашагал дальше.
Решид вместе со своим неожиданным спасителем также поспешили покинуть место происшествия. Едва они свернули в пустынный переулок, рабочий сказал:
- Я узнал вас, вы Газиев. А моя фамилия Халов. Я работаю вместе с Лозановым, живу рядом с ним и часто видел вас и вашего отца… Да и вы, кажется, знаете моего сына, Дмитрия…
Решид кивнул: Дмитрий Халов был членом той же подпольной организация, в которой работал Решид.
- А как здоровье вашего отца? - поинтересовался старый Халов.
- Он умер…
- Да, настали времена, что позавидуешь и умершим, - с горечью сказал рабочий. - Вам сейчас опасно находиться в городе. После того как казачья сотня есаула Медяника разгромила Грозненский Совет, белоказаки просто залютовали. Дня не проходит без таких случаев, как сегодня. Узнай казак, что вы не сын Аванесова, как я вас назвал, а чеченец, вам бы, наверно, несдобровать. Нынешние городские власти прямо натравливают горожан на чеченцев. Да вы, должно быть, уже слышали об этих делах…
Да, Решид слышал о многом. Из-за этих слухов он и поторопился в Грозный. Но что должен он предпринять? Прежде всего надо повидаться с Лозановым, встретить Радченко, который, должно быть, уже возвратился из Владикавказа, связаться, если это возможно, с уцелевшими членами Грозненского Совета. Может, старшие товарищи посоветуют, как и что делать в эти смутные времена…
- Вы не знаете, Конон живет сейчас у себя? - осторожно опросил Решид.
Старый рабочий грустно покачал головой:
- Нет, не живет. Зато полицейские подчас наведываются туда.
- Я так и думал… Но до чего же важно мне было бы сейчас повидать его! - воскликнул юноша.
Пожилой спутник остановился и внимательно посмотрел на него:
- Я думаю, что смогу помочь вам. Я отведу вас к Дмитрию, а он-то уж наверняка поможет вам…
И действительно, в тот же вечер молодой Газиев беседовал со своим старшим партийным товарищем и другом. Решид поведал Конону про то, как не застал отца в живых, рассказал, как бурлит и ждет событий чеченская деревня. Лозанов же рассказал о грозненских событиях, показал важное письмо, полученное из Грузии от большевика Ноя Буачидзе.
"Будьте чрезвычайно осторожны в разрешении национального вопроса, - писал Буачидзе, обращаясь к грозненским революционерам. - Не забывайте, что, с одной стороны, вас, авангард рабочего класса всей Терской области, окружает контрреволюционное казачье офицерство, а с другой - чеченские националисты, также ненавидящие революцию".
Рассказал Лозанов и о происках Тапы Чермоева и попытках привлечь на свою сторону горскую молодежь. Большевики не могут позволить себе пассивно наблюдать за этим, и он тут же высказал пожелание: Решид должен пойти на вечер, устраиваемый Кайсаевым.
- Между прочим, там ты встретишь одного своего знакомого, - каким-то неопределенным тоном добавил Конон.
III
Смуглолицый Маза Кайсаев был красив, изящен и неизменно пользовался общим вниманием.
Он кичился своими высокими связями и знакомствами и в любой среде держался уверенно и непринужденно. Чувствуя себя баловнем судьбы, он судил обо всем безапелляционно, не допуская возражений. За последнее время он, кажется, искренне поверил в свою давнюю любовь к народу, и от него можно было услышать фразы вроде: "Да что вы мне толкуете, сам абрек Зелимхан был моим другом, считался со мной и без моего ведома не делал ни шагу".
Интересно, что, несмотря на одаренность, ум и образованность, Маза ничего не понимал в том, что происходило тогда в народе. Да, впрочем, он и не пытался понять. При его избалованности ему просто было несвойственно задаваться подобными вопросами: он даже в мыслях не мог допустить, что не понимает чего-нибудь. Горный инженер, он вышел из небогатой семьи, да и вырос, постоянно общаясь с бедняками, но, разбогатев и войдя в круг Чермоева, почувствовал себя принадлежащим к "избранным" и к народу стал относиться лишь как к орудию в политической игре. К нему часто съезжались солидные и важные люди, и Кайсаев был убежден, что этим он "делает политику"…
И нынче дом Мазы был полон гостей. Однако сегодня хозяин почему-то не задерживался в комнате, где собирались эти самые солидные люди. Как мы знаем, у него было более серьезное дело.
Посреди просторной гостиной, окруженный молодежью, на низеньком стульчике сидел, перебирая струны пондара, известный певец Сулейман, чей сладостный голос вот уже много лет будоражил сердца чеченцев.
Имя слепого Сулеймана было дорого каждому горцу. Чувство это рождалось с первой песней, спетой матерью над колыбелью ребенка. С посохом в руке, с неизменным пондаром под мышкой, с поводырем, а то и без него, шел он из аула в аул, и в каждом доме его встречали как самого близкого человека.