XIII
Холодным утром в начале марта 1917 года, незадолго до восхода солнца, отворились ржавые железные ворота владикавказской этапной тюрьмы и на мощенную булыжником площадь вылилась толпа выпущенных на волю политических заключенных. Тут были люди почти всех народностей Кавказа, да и не только Кавказа. Жители Молоканской слободки, рабочие и кустари с соседних улиц наперебой угощали освобожденных чуреками, сыром, кусками отварной баранины и вином. Многих пришли встречать родственники, друзья, и теперь, шумные и взволнованные, они толпились вокруг бывших узников.
Только богатые мещане да трусливые чиновники опасливо жались по сторонам, настороженно приглядываясь к страшным политическим.
Среди встречающих был и Асланбек, приехавший сюда вместе с Лозановым. Конан, сияющий как именинник, переходил от одной группы к другой, но глаза его славно продолжали выискивать кого-то. Вдруг он бросился к распахнутым воротам тюрьмы. Там, тяжело опираясь на плечо юного горца, стаял человек с внешностью старого рабочего. Близорукими глазами, сквозь очки в медной оправе, он оглядывал толпу и счастливо улыбался.
Когда Асланбек тоже пробрался к воротам тюрьмы, два старых рабочих все никак не могли выпустить друг друга из объятий. Только и слышалось:
- Конан!
- Иван!
Лишь немного успокоившись, Лозанов заметил Асланбека и притянул его к себе.
- А это, Иван, Асланбек Шерипов, - сказал он. - Орел горный. Высоко летает. - И весело подмигнул смутившемуся юноше.
- Радченко, - просто оказал рабочий, протягивая руку.
Пожимая эту руку, Асланбек не мог оторваться, от его глаз, столько в них было ума, проницательности и какого-то достоинства.
- А теперь, - продолжал Лозанов, - повернись сюда. Познакомься с молодым человеком…
Шерипов повернулся и только теперь обратил внимание на стройного горца его лет, того самого, что поддерживал Радченко, когда они выходили из ворот тюрьмы.
- Ты же, насколько я знаю, разыскивал его, - донесся до него голос Конона. - Вот и пришло время свидеться. Это Решид, сын Гази.
Молодые люди крепко пожали руки, а глаза их как будто с пристрастием изучали друг друга.
- Я давно слышал о тебе, - сказал Решид.
В этот момент в толпе произошло какое-то движение, и все невольно повернули головы. На площадь въехал изящный фаэтон в сопровождении шести конных казаков. В коляске, развалившись, сидел офицер, в котором Асланбек узнал полковника, приезжавшего в Борой.
Узнав об освобождении политических, полицейский пристав Владикавказа Беликов тут же выехал на место с намерением отменить это решение и снова водворить заключенных в тюрьму. Он не мог допустить, чтобы кто-то без согласования с ним посмел решать такие политические дела в Терской области. Полковник только вернулся из Дарьяльскопо ущелья, где более недели пропьянствовал у богатого духанщика, поэтому никто не смог растолковать ему, что заключенные освобождены по амнистии.
Беликов был в парадной форме, с целым иконостасом орденов и медалей на темно-синем мундире.
Резко натянув вожжи, денщик остановил разгоряченных гнедых коней. У ворот тюрьмы лежала сваленная и разбитая будка привратника. С явным неудовольствием пристав глянул на нее осоловелыми глазами, потом, небрежно опершись о плечо денщика, привстал. Но тут же он как-то сник. Беликов понял, что ни ему, ни его казакам с таким столпотворением не справиться. Он решил быстро перестроиться и, по привычке надсаживая голос, весело заорал:
- Здравствуйте, господа! Поздравляю вас с освобождением!
Пристав был уверен, что ему ответят дружно и с радостью. Перебирая пальцами темляк на эфесе своей шашки, он с достоинством ждал ответа. Но прошло несколько секунд, и вдруг прямо перед собой он увидел очки в медной оправе, а за ними - подслеповатые глаза на пепельно-белом лице. В них Беликов очень ясно прочел, что и на сей раз он жестоко ошибся. Воцарилась такая тишина, что он услышал скрип собственных сапог. "Гляди-ка, вон как тихо здесь", - успел он подумать, и тяжелая волна страха окончательно захлестнула его.
А человек уже вплотную приблизил к нему свое лицо, как бы разглядывая что-то интересное. От солнечного света искры вспыхивали и гасли в стеклах его очков. Наконец он поднял очки на лоб и с напускным удивлением воскликнул:
- О-о! Никак, сам господин полицейский пристав пожаловал к нам с поздравлением! - И, помедлив, недобро произнес: - Здравия желаем, господин мучитель наш! Что теперь приказать изволите?
"Издевается, сволочь!" - гневно подумал Беликов. Его холеные пальцы до хруста сжались на серебряном эфесе шашки, и мурашки забегали по спине. Через силу сдержавшись, он хрипло выдавил:
- Ничего я не приказываю. Я встречать… Поздравить вас приехал, а не приказывать…
- С чем это вы собрались нас поздравить? Со свободой, которую добыли нам наши товарищи? - крикнул кто-то из заключенных. - Ну что ж, это очень любезно с вашей стороны!..
- Ну а вот шашки и ружья зачем? - не унимался Радченко. - Чтобы встреча была более торжественной, так, что ли? Ах ты, подлец!
Пристав, сильно побледнев, боком опустился на мягкое сиденье фаэтона и с надеждой посмотрел в спину денщика. Он хотел крикнуть ему: "Вперед!" - но тот сидел разинув рот, растерянно глядя на людей вокруг.
В толпе закричали:
- А чего вы с ним цацкаетесь?
- Скиньте его на землю!
- Мы сейчас!
- Раз приехали, то уж извольте погостить в своем роскошном доме, - весело крикнул огромный рабочий, стоявший по другую сторону фаэтона.
Беликов не успел и повернуться, как сильные руки схватили его за шиворот, стащили на мостовую и обезоружили. Отобрали оружие и у казаков. Пристава поволокли в открытые ворота тюрьмы и заперли в одну из камер, казакам же предложили разойтись по домам.
Тут же из бакалейного ларька выкатили пустую бочку, на которую поднялся один из заключенных, по виду - студент. Обращаясь больше к мещанам и казакам, стоявшим особняком, он принялся что-то говорить о солнце свободы, взошедшем над Россией. Просил не проливать крови и объединить силы для защиты революционного отечества.
Для многих речь его показалась странной, но настроение у всех было приподнятое, и проводили его криками "ура".
Вслед за ним на бочку поднялся Радченко. Он поздравил горожан с первой победой революции, коротко сказал о том, как лучшие люди России боролись против царизма и гибли в тюрьмах и на каторге ради того, чтобы настал наконец день свободы. Затем горячо заговорил о той борьбе, которую еще должен вести народ за свои права. Но речи своей Радченко не закончил. Внезапно он замолчал, сильно побледнел и покачнулся. И сразу же десятки рук потянулись к нему, подхватили и опустили на землю. Взволнованные люди плотным кольцом сомкнулись вокруг него. Раздались сочувственные возгласы.
- Изголодался небось!
- Да он больной!
- Ишь, ведь умучили человека в тюрьме! Кровопийцы!..
- А ну, подгоните кто-нибудь экипаж! - распорядился Лозанов.
С десяток людей тут же бросились к фаэтону Беликова, одиноко стоящему в стороне, схватили под уздцы коней и подвели поближе к изможденному Радченко. Заботливо усадили его на мягкие подушки, кто-то взобрался на козлы, Конон устроился рядом с другом и крикнул:
- В больницу!
Толпа стала медленно расходиться.
Асланбек с Решидом дождались возвращения Лозанова, после чего все трое направились в сторону вокзала. Лозанов решил задержаться во Владикавказе до выздоровления Радченко и сейчас хотел посадить молодых людей на поезд.
Улицы города были заполнены людьми, горячо обсуждавшими последние события и в том числе утренний митинг у городской тюрьмы. Поэтому Асланбек сразу же уловил суть разговора, который велся людьми, неторопливо шагавшими впереди них.
- Оба за политику сидели, - рассуждал пожилой солдат, - а, видно, разные люди. Вот и пойми их!..
- Да-а, - вздохнул шедший рядом невысокий казак. - Оно, может, и ничего, но вот зачем преступников выпускают?.. Не понимаю, что происходит, - покачал он головой.
- Вот про то и я толкую, Федя, - вмешался третий. - Такая чертовщина добром не кончится. Так что гляди в оба. Теперь не уснешь спокойно. А уж если хочешь поспать, то выбирай и замок покрепче, и засов потолще, и под бок берданку.
- Да разве ж плохо, если мужику дать землю и свободу? - спросил солдат.
- Ему, мужику-то, свободу? - удивился низенький казак. - Нет, братец мой, мужика без палки по правильному пути не поведешь. Понял?
- Нет, не понял.
- А какой же это правильный путь для мужика? - опросил Лозанов, догоняя собеседников.
Асланбек с Решидом тоже ускорили шаг.
- Да это мы так себе, идем и рассуждаем насчет этих освобожденных из тюрьмы, - настороженно оглядывая Лозанова и его спутников, ответил первый казак. - Боимся, как бы они смуту не навели в народе.
- О какой смуте вы толкуете?
- Да вот этих разбойников поосвобождали. Какое от них добро-то может быть…
- Худа не будет, - перебил его Конон. - А вот другое окажите: рады вы, казаки, что царя скинули?
Пожилой казак еще больше растерялся. Но Лозанов явно внушал доверие. Да и молодые чеченцы, сопровождавшие его, тоже как будто не были похожи на разбойников.
- Ты давай, не стесняйся. Говори все по правде, - подбодрил его Конон.
- Как же, ждите! Так он и скажет вам правду! - вмешался солдат. - Известно, как казаков холили. Что князей каких!