В тот же вечер г-жа де Марвиль, приехавшая посоветоваться со своим свекром, встретилась там с семейством Попино. Не желая оставаться в долгу, г-жа де Марвиль поддалась искушению, столь естественному в сердце матери, которой не удалось заполучить выгодного жениха, и намекнула, что Сесиль делает блестящую партию. "За кого же выходит Сесиль?" - этот вопрос не сходил с уст. И тогда супруга председателя, не сообразив, что сама выдает свои тайны, намекнула одному, шепнула на ухо другому, а ее слова подтвердила г-жа Бертье, и на следующее утро в буржуазных эмпиреях, куда Понс наносил свои гастрономические визиты, уже говорили: "Сесиль де Марвиль выходит замуж за молодого немца, который из любви к ближним стал банкиром, так как у него четыре миллиона; это настоящий герой романа, подлинный Вертер, очаровательный, добрый, успевший перебеситься, он без памяти влюбился в Сесиль, влюбился с первого взгляда; и любовь эта тем прочнее, что Сесиль пришлось выдержать сравнение со всеми мадоннами из коллекции Понса", и т. п. и т. п.
День спустя несколько человек пришли с поздравлениями к супруге председателя суда, исключительно для того, чтобы узнать, существует ли в действительности этот легендарный клад, и г-жа де Марвиль дала волю своей фантазии и придумала много вариаций на ту же тему, к которым сможет прибегнуть не одна мать, как в свое время прибегали к "Образцовому письмовнику".
- Брак можно считать свершившимся только после мэрии и церкви, а у нас еще только состоялось знакомство; поэтому я полагаюсь на вашу дружбу и рассчитываю, что вы не будете разглашать наших надежд...
- Вы счастливая мать, сударыня, в наши дни рассчитывать на удачный брак очень трудно.
- Помилуйте, это дело случая; но браки часто заключаются именно так.
- Значит, вы все-таки выдаете Сесиль замуж? - спросила г-жа Кардо.
- Да, выдаем, - ответила супруга председателя суда, отлично понимая, сколько коварства вложено в это "все-таки". - Мы очень разборчивы, по этой причине Сесиль и оставалась так долго не пристроенной. Но сейчас большего и желать нельзя: богат, любезен, чудный характер, и красивый мужчина. Впрочем, моя дорогая дочурка вполне этого заслуживает. Господин Бруннер очаровательный молодой человек с прекрасными манерами; он любит роскошь, знает жизнь, без памяти от Сесиль, он любит ее от всего сердца, и Сесиль согласна, несмотря на его трех- или четырехмиллионное состояние... Мы были гораздо скромнее в своих требованиях, но от такого преимущества вреда не будет... Нас побудило принять это решение не столько его богатство, сколько любовь, внушенная моей дочерью, - сказала супруга председателя суда г-же Леба. - Господину Бруннеру просто не терпится, он не хочет откладывать бракосочетание ни на день дольше положенного срока.
- Он иностранец?
- Да. Но, признаюсь, я очень счастлива. Я нашла в нем не зятя, а сына. Господин Бруннер просто очаровывает своей деликатностью. Даже представить себе нельзя, с какой готовностью он согласился на то, чтобы оба супруга оставили за собой право распоряжаться своим капиталом... Это надежная гарантия для семьи. Он покупает на миллион двести тысяч земельных угодий, которые в свое время будут присоединены к Марвильскому поместью.
На следующий день появились новые вариации на ту же тему. Теперь г-н Бруннер стал уже чуть ли не вельможей, живущим на широкую ногу, денег он не считает; и если г-ну де Марвилю удастся выхлопотать грамоту о полной натурализации (не откажет же ему министр в таком пустяке!), зять станет пэром Франции. Никто не знает, какое состояние у г-на Бруннера, у него лучший в Париже выезд; и так далее и все в том же роде.
Та радость, с которой супруги Камюзо спешили всех оповестить о своих ожиданиях, свидетельствовала, что эта удача для них полная неожиданность.
Сейчас же после знакомства у кузена Понса г-н де Марвиль, по настоянию жены, упросил министра юстиции, старшего председателя и прокурора кассационного суда отобедать у него в тот день, когда в дом де Марвилей должен был явиться жених-феникс. Высокопоставленные особы изъявили свое согласие, хотя и были приглашены незадолго до торжественного дня; все трое поняли роль, предназначенную им отцом семейства, и проявили полную готовность быть ему полезными. Во Франции охотно помогают матерям ловить богатых женихов. Граф и графиня Попино тоже не отказались украсить своим присутствием торжественный день, хотя и сочли, что приглашение дурного тона. Всего собралось одиннадцать человек. Не преминули позвать и дедушку Сесиль, старика Камюзо, с супругой, ибо общественное положение всех приглашенных должно было оказать решающее влияние на г-на Бруннера, о котором, как мы это уже видели, оповестили заранее; он-де крупнейший немецкий капиталист, человек со вкусом (ведь он полюбил дочурку!), будущий соперник Нусингенов, Келлеров, дю Тийе и т. д.
- Сегодня наш приемный день, - сказала хозяйка дома с заученной простотой г-ну Бруннеру, которого она уже рассматривала как своего зятя, называя ему ожидавшихся гостей, - у нас будут только свои. Отец мужа, - он, как вы знаете, должен стать пэром Франции; затем граф и графиня Попино, сын которых недостаточно богат для Сесиль, но это не мешает нам быть друзьями; министр юстиции, председатель и прокурор кассационной палаты - словом, наши друзья... Обед, к сожалению, несколько запоздает из-за заседания суда, которое всегда затягивается до шести часов.
Бруннер многозначительно посмотрел на Понса, а Понс потирал руки, словно говоря: "Это все наши друзья, мои друзья!"
Супруге председателя суда, даме весьма дипломатичной, понадобилось что-то сказать кузену Понсу, и таким образом Сесиль осталась на минуту наедине со своим Вертером. Сесиль болтала без умолку, она сумела так ловко спрятать немецкий словарь, немецкую грамматику и томик Гете, что Фридриху удалось их без труда обнаружить.
- О, вы обучаетесь немецкому языку? - спросил Бруннер, покраснев.
Француженки особенно изобретательны по части таких ловушек.
- Ах, какой вы нехороший! - воскликнула Сесиль. - Разве можно рыться в моих тайниках. Я хочу прочитать Гете в подлиннике, - прибавила она, - вот уже два года, как я учусь немецкому.
- Видно, наша грамматика очень трудно дается, ведь у вас не разрезано и десяти страниц, - сказал он в простоте душевной.
Сконфуженная Сесиль отвернулась, чтобы он не заметил, как она покраснела. Ни один немец не может устоять против такого рода проявления чувств; Бруннер взял Сесиль за руку и принудил ее, еще не оправившуюся от смущения, повернуться к нему лицом, и они посмотрели друг на друга, как смотрят жених и невеста в романах целомудренной памяти Августа Лафонтена.
- Вы очаровательны! - сказал он.
Сесиль шаловливо погрозила ему пальчиком, словно говоря: "А вы? Разве можно не полюбить вас?"
- Маменька, все идет хорошо, - шепнула она на ухо матери, вернувшейся в комнату вместе с Понсом.
Вряд ли кому под силу описать переживания семьи в подобный вечер. Все радовались, глядя на мать, которой удалось подцепить выгодного жениха для дочери. И к Бруннеру, будто бы ничего не понимавшему, и к Сесиль, отлично все понимавшей, и к председателю суда, напрашивавшемуся на поздравления, обращались с пожеланиями счастья, полными многозначительных намеков и экивоков. Понсу вся кровь бросилась в голову, в глазах у него замелькали огни театральной рампы, когда Сесиль в чрезвычайно мягкой и деликатной форме шепнула ему, что отец намерен назначить ему пожизненную пенсию в тысячу двести франков, но старик решительно отказался, сославшись на то, что Бруннер оценил его движимое имущество в огромную сумму.
Министр, председатель и прокурор кассационного суда, супруги Попино - все люди занятые - ушли вскоре после обеда. Остались только старик Камюзо и бывший нотариус Кардо с зятем г-ном Бертье. Добряк Понс, почувствовав себя в семейном кругу, очень некстати поблагодарил председателя суда и его супругу за сделанное ему через Сесиль предложение. Люди с добрым сердцем всегда действуют по первому побуждению. Бруннер, в котором сразу сказалось его иудейское происхождение, усмотрел в пенсии, предложенной при данных обстоятельствах, как бы плату за оказанную услугу, и на лице его отразилась холодная и расчетливая задумчивость.
- Моя коллекция или вырученная за нее сумма будут принадлежать вашей семье, все равно, продам ли я ее нашему общему другу Бруннеру или оставлю за собой, - сказал Понс супругам де Марвиль, не ожидавшим, что он так богат.
От наблюдательного Бруннера не ускользнула перемена в отношениях этой невежественной в искусстве семьи к человеку, который считался всегда неимущим и вдруг оказался богачом; не ускользнула от него также и избалованность Сесиль, кумира родителей, и ему захотелось еще сильней поразить воображение этих почтенных обывателей, которые никак не могли прийти в себя от удивления.
- Я назвал мадмуазель Сесиль ту сумму, которую я бы дал за картины господина Понса; но теперь редкие произведения искусства так повысились в цене, что никак нельзя предвидеть, сколько можно выручить за эту коллекцию при продаже с аукциона. За шестьдесят картин могут дать миллион, там есть такие, что стоят, на мой взгляд, не меньше пятидесяти тысяч франков.
- Не плохо быть вашим наследником, - сказал бывший нотариус Понсу.
- Но у меня одна наследница - моя кузиночка Сесиль, - ответил Понс, настойчиво подчеркивавший свои родственные отношения с семейством Камюзо.
Слова старого музыканта вызвали общий восторг.
- Весьма богатая наследница, - смеясь, заметил собравшийся уходить Кардо.