Девятого января 1742 года Иоанна Антоновича поселяют в Риге, в маленькой каменной казарме. В смежных комнатах расквартировывают множество полицейских. Официальным надзирателем над ребенком ехал В. Ф. Салтыков, один из свиты Елизаветы. Но и к Салтыкову она подселила нескольких негласных агентов Тайной канцелярии. Вот как выглядели клятвы императрицы, "особливая милость", "никаких огорчений".
Блокада. Тюрьма. Полицейские.
На всех заводах уничтожают и переплавляют монеты с профилями и фасами Иоанна Антоновича. Медали с его изображением отнимают у ветеранов и переплавляют на монетном дворе. Тысячи манифестов, официальные бумаги, всю государственную писанину пересматривают педантичные представители Тайной канцелярии. Каждая бумажка, в которой упоминается имя Иоанна Антоновича, - в канцелярские костры! Пусть его имя превратится в пепел, пусть полиция пепел рассыплет, никакой памяти, все - забвению.
Прошло восемь месяцев. Июль 1742 года. Заговор Турчанинова.
Камер-лакей Турчанинов, прапорщик Преображенского полка Ивашкин, сержант Измайловского полка Сновидов.
Мотив заговора: Елизавета не выполнила обещанья по отношению к Иоанну Антоновичу. Император не в Брауншвейге, на родине своих родителей, а все они в Риге, в тюрьме. Елизавета обманула Россию, а следовательно, смертельно оскорбила все сословия. Начало ее царствования - обман. Что же дальше?
План действия: убийство Елизаветы, престол - возвратить Иоанну.
Результаты заговора: Турчанинову вырвали язык и ноздри, Ивашкину и Сновидову - только ноздри. Всем троим - кнуты и Сибирь.
Июль 1743 года. Заговор Лопухина. Подполковник Лопухин, тринадцать заговорщиков. Им обещает помочь австрийский министр, посол маркиз де Ботта. Мотивы заговора: те же, что и у Турчанинова. План действий: тот же. Результаты: те же. Четверым вырывают языки, - в Сибирь. Двум кнуты, двум плети, - в Сибирь. Трех переводят из гвардии в пехотные полки, из дворцовой гвардии - в простую пехоту. Одного ссылают в саратовские деревни. Самое странное наказание получает подполковник Лопухин, душа и вождь заговора. Его разжаловали в матросы (?) и отправили на Камчатку.
Добровольного помощника маркиза де Ботта австрийская королева Мария-Терезия посадила в замок Грац.
Эти заговоры не имели никакого значения для благосостояния империи. И императрицы. Они никак не повлияли ни на маскарады Елизаветы, ни на парики, ни на ее кухню, ни на урожаи страны. Тайная канцелярия оперативно ликвидировала опасность.
Заговор Турчанинова - вообще миф, состряпанный Тайной канцелярией, чтобы хоть как-то оправдать свое существование, потому что после ссылки всех высокопоставленных вельмож прошлого царствования полиция бездействовала. Кто-то был в кабаке, кто-то что-то сказал, - вот и готово дело. Суд, смерть.
Заговор Лопухина - никакого заговора, пошлость. Жена генерал-кригс-комиссара, Лопухина, была любовницей маркиза де Ботта; красавица, сестра графа Головкина, которого сослали; ее муж был братом государственного канцлера Бестужева-Рюмина. Она говорила повсюду, что Головкина сослали несправедливо. Отомстить ей было немыслимо - нужно было арестовывать весь двор. Арестовали ее сына, подполковника Лопухина, и его подчиненных. Мария-Терезия была в курсе всех событий. Только из политики она арестовала де Ботта. Он жил в замке Грац ничуть не хуже, чем в Петербурге, и через несколько недель был назначен главнокомандующим армии, действующей в Италии.
Заговоры не напугали Елизавету. Она их совершенно определенно мистифицировала. Раньше не было причины притеснять Иоанна Антоновича. Елизавета "заподозрила" заговоры в его пользу - теперь причина появилась. Во всеуслышание императрица объявляет, что потенциальным вдохновителем бунтов является Иоанн Антонович.
Заговоры пустяковые: три простолюдина, один подполковник-повеса, который узнал, что он вождь восстания, лишь в тюрьме, и сочувствующий всем им, как всякий нормальный человек, кстати сказать, - австрийский министр-идеалист.
Беспокоиться - нечего. Но есть возможность еще дальше убрать Иоанна. Пусть ему три года - он претендент.
Елизавета опять играет: она сообщает своим двенадцати гренадерам, что ее священная жизнь в опасности. Свои светлые волосы она перекрашивает в черный траурный цвет. Она заставляет перекрасить волосы в цвет траура всех фрейлин и всех новых невест из Правительственного Кабинета Двенадцати Гренадеров. Она пишет специальный манифест (все о волосах!). Манифест публикуют петербургские и московские газеты.
Отечество - в опасности! Автор опасности - трехлетний мальчик. Его нужно изолировать. Пусть поблуждает по тюрьмам до совершеннолетия, пусть поумнеет, а потом - посмотрим.
Начинается лихорадка: поиски изоляторов.
Тринадцатого декабря 1743 года Иоанна перевозят в крепость Дюнаминде.
Это еще не так далеко и не надежно.
Через полтора месяца Иоанна переправляют в Раненбург.
Это еще досягаемо.
Двадцать седьмого июля 1744 года Елизавета пересылает указ барону Н. Корфу, полицмейстеру Петербурга. Указ гласит: "Переправить Иоанна в Соловецкий монастырь".
В сентябре переправляют. Четырехлетнего человечка везет капитан Пензенского полка Миллер. Конвой - двести солдат с заряженными мушкетами.
Распутица. Дождь. Холод. Лошади вязнут и тонут в болотах. До Соловецкого монастыря не добраться.
Девятого ноября они останавливаются в Холмогорах. И останавливаются там на двенадцать лет. Итак, вместо Брауншвейга - тундра, сектанты, рыбаки, комары, болота, морошка, отдельный деревянный домик.
- Хорошо ли жить ему? - радостно беспокоится Елизавета.
- Замечательно! - в письменной форме отвечают полицейские. - Он уже потихоньку читает Библию, цитирует наизусть тексты псалмов Давида и Асафа, смотрит не насмотрится на северное сияние. Просит прислать серебряную посуду.
Елизавета посылает посуду и обращается к своему фавориту А. Г. Разумовскому:
- Вот, пожалуйста! Все сплетничают о недопустимых условиях Севера. Он ест на серебряной посуде как самый настоящий принц!
Он ел на серебряной посуде: соленую треску, винегрет из ревеня и турнепса и котлеты из тюленины.
Двенадцать лет одного ребенка охраняла целая "секретная комиссия", сто тридцать семь человек!
Вот состав "секретной комиссии":
1. Военный караул - 14 военных чинов и 17 вдов;
2. Придворные официалисты - 1 мундкох, 1 мундшенкский ученик, 1 тафельдекерский ученик, 1 подлекарь, 6 вдов;
3. Мореходы - 13 матросов первой статьи, 9 матросов второй статьи, 1 подлекарь, 2 подштурмана, 1 писарь, 1 штурманский ученик, 2 квартирмейстера, 4 канонира, 7 мушкетеров, 3 камердинера, 1 кормилица, 2 поваренных ученика, 1 мундкох, 14 вдов;
4. Штатная команда - 29 человек, 6 приказных и канцеляристов, 9 вдов.
Сорок шесть вдов?! два подлекаря! и два повара (мундкох)!
В какой роскоши жили эти 137 полицейских, свидетельствуют документы из канцелярии тогдашнего архангельского губернатора, генерал-поручика П. П. Коновницына.
Анна Леопольдовна умерла в 1746 году в Холмогорах. Ей было 28 лет.
Через десять лет, в 1756 году, из 137 полицейских осталось в живых лишь 62! Остальные умерли от голода и от цинги. Они не просили сверхъестественных милостей у Елизаветы. Их послали насильно, они добросовестно исполняли свои обязанности - держали Иоанна в тюрьме, они за свою принудительную работу просили совсем немного, пустяки - хлеба!
В канцелярии Коновницына сохранилось 42 прошения, написанных 62 живыми и 75 ныне мертвыми охранниками.
Они писали:
"Всемилостивейшая государыня! Матерь отечества! Воззри милосердным оком на наше бедное состояние и благоволи, из монаршиего своего милосердия, высочайше повелеть нам, всеподданнейшим, в рассуждении означенных недостатков и дороговизны хлеба к получаемым ныне тридцати рублям наградить еще чем-нибудь".
Двенадцать лет они караулили ребенка и умирали.
Двенадцать лет Иоанн просидел в Холмогорах и сошел с ума.
В 1756 году сержант лейб-компании Савин переправил Иоанна в Шлиссельбург. Тайно. Совершеннолетие настало. Теперь - пусть поближе к столице, непосредственный контроль и присмотр.
Тайная канцелярия, граф А. И. Шувалов писал коменданту крепости полковнику Бередникову:
"В ту казарму никому, ни для чего не входить. Чтобы арестанта никто видеть - не мог. Арестанта из казармы не выпускать. Когда кто впущен будет к нему для убирания в казарме всякой нечистоты, тогда арестанту быть за ширмами, чтобы его видеть не могли. Без особого приказа Тайной канцелярии не впускать в крепость никого".