- Туманные аллегории! - сказал Орлов.
Император сказал:
- Ну, нет. Не аллегории. КОМЕНДАНТ - я, КРЕПОСТЬ ИЗ КАРТОНА - моя империя, КРЫСА - императрица, ЛЕГАВАЯ СОБАКА - ты. Просто, не так ли?
Петра III увезли в Ропшу, кое-кто видел его карету и конвой. Кучером была сама Екатерина II. Одной рукой она держала вожжи, в другой держала кнут, хлестала лошадей. Солдаты кричали "ура". Маленькая победительница с голубыми глазами и с влюбленным лицом всех приветствовала, размахивая кнутовищем, и - плакала!
Четвертого июля 1762 года к Петру III был вызван его врач Лидерс. Диагноз: состояние удовлетворительное, ни улучшений, ни ухудшений.
Пятого июля к Петру III был вызван штаб-лекарь лейб-гвардии конного полка Христиан Паульсен. Диагноз: состояние тяжелое, предсмертное.
И четвертого и пятого июля Петр III не просил вызывать ему врача. Он и не знал, что их специально вызывали. Он думал: это соблюдение этикета.
Шестого июля в четыре часа пополудни император Петр III скоропостижно скончался в Ропше. Ропша - местечко между Петергофом и Гостилицами.
Указом от 6 июля 1762 года штаб-лекарь лейб-гвардии конного полка Христиан Паульсен был произведен в надворные советники…
Впоследствии в Европу проникли слухи, что государственный переворот 28 июня 1762 года был совершен солдатами, которые находились в состоянии некоторого опьянения.
Короли и философы спросили Екатерину: правда ли это?
Екатерина ответила: неправда.
Она возмущенно возражала.
Потом, в сентябре, когда ее короновали, она сама поощряла употребление алкогольных напитков, потому что ведь коронация - праздник, всенародный! Но тогда, когда происходил переворот, ничего подобного не было и быть не могло, потому что переворот был продуман и все офицеры, да и, нельзя отрицать, и солдаты имели превосходные организаторские способности.
Попробуем просмотреть цифры.
В августе 1762 года, через полтора месяца после переворота, содержатели вольных кабаков докладывали Сенату, что за три дня восстания, с 28 июня по 1 июля, в Петербурге было выпито водки на сумму:
у Генриха Гейтмана 6986 руб 03 коп.
у Рудольфа Вальмана 2957 " 00 "
у Федора Ахматова 6585 " 20 "
у Алексея Питечкина 3097 " 30 "
у Ивана Дьяконова 4044 " 00 "
у Богдана Медера 4760 " 00 "
Общая сумма 28429 " 53 "
Кабацкие откупщики докладывали непосредственно Екатерине, что за три дня переворота у них было выпито водки на сумму - 77 133 рубля 60,05 копейки.
Итак, во время восшествия Екатерины на престол всего было выпито водки на сумму:
28 429 рублей 53 копейки
+ 77 133 рубля 60,05 копейки
105 563 рубля 13,05 копейки.
Если учесть, что наивысшая цена за ведро водки была - 3 рубля, а что в одном ведре - 12 литров, то за три дня восстания населением Петербурга было выпито 422 252,54 литра водки. Водкой называли самогонный спирт, который имел не меньше 70 градусов.
Россия никогда не имела статистики, а при таких катастрофических пространствах любая цифра кажется обыкновенной.
5
Страсть к самоописанию вообще подозрительна.
Первые воспоминания о самой себе Екатерина озаглавила "Записки, начатые 21 апреля 1771 года".
Эти "Записки" начинаются такими словами:
"Я родилась 21 апреля (2 мая по новому стилю) 1729 года в Штеттине, в Померании…"
Три тома.
Потом Екатерина пишет "Собственноручные записки императрицы Екатерины II".
Эти "Записки" начинаются такими словами:
"Счастье не так слепо, как его себе представляют".
Но напрасно читатель будет искать в тексте обстоятельных объяснений концепции счастья. Это, как и предыдущие воспоминания, - сага о самой себе. Два тома.
Потом Екатерина пишет еще "Записки".
Эти "Записки" начинаются такими словами:
"Я родилась в Штеттине в Померании 2 мая нового стиля 1729 года".
Очерк.
Потом Екатерина пишет еще "Записки", которые начинаются так:
"Я родилась 2 мая нового стиля 1729 года в Штеттине, в Померании, где мой отец, Христиан-Август, принц Ангальт-Цербстский, был тогда комендантом Прусской крепости…"
Эпическое начало. Но это - лишь первая, фраза. Все остальное - пересказ предыдущих признаний.
Потом она педантично записывает все доброжелательные анекдоты о себе. Потом пишет еще и еще "Записки".
Государыня говорила своему секретарю А. М. Грибовскому:
- Не написавши, нельзя и одного дня прожить.
"Записки"…
Знаменательно, что все воспоминания Екатерина заканчивает задолго до 1762 года. И не без умысла.
Тысяча семьсот шестьдесят второй год положил конец выдумкам - началось царствование.
После 1762 года нужно было писать о своем непосредственном участии в казнях, ссылках, убийствах. Сентиментальное детство, сомнительная юность - прошли.
Началась история, а такую историю уже не напишешь девической акварелькой.
Как описать переворот 1762 года? Как преподнести потомству смерть Петра III?
Екатерина понимает, что факты, которые она может еще кое-как замаскировать в переписке, для мемуаров - лживы, мемуары требуют объяснений, подробностей. Мемуары будут исследовать как судебные документы. Все тайное станет явным. Если есть расплата за радость, то есть расплата и за ложь. Державин писал:
"Я дерзал говорить Екатерине, что она за всякую слезу и каплю крови народа ее, пролитые ею, Всевышнему ответствовать должна".
За всякую слезу и каплю крови.
Вот почему императрица, со свойственной ей в таких случаях скромностью, не пишет ни о чем, что произошло в 1762 году и после.
Но суд все равно состоится, она это знает.
Поэтому исподволь, как будто объективно, репликами и ремарками, она подготавливает будущих судей: чтобы они были снисходительны к ней и осудили ее супруга.
Реплики и ремарки - они настолько специальны, продуманы, что не остается ни малейшего сомнения в том, что ее алиби - несостоятельное.
Вот как, думая перехитрить читателя, государыня пишет о себе и о Петре III.
О Петре.
Даже отец Петра III, Карл-Фридрих, герцог Голштинский, племянник Карла XII, короля шведского, был принц слабый, неказистый, малорослый, хилый и бледный. Петр III ненавидел Брюммера (воспитателя) и презирал Бергхольца (воспитателя). Кого он любил более всего в детстве, так это Румберга, старого камердинера, шведа. Румберг был ему особенно дорог. Это был человек довольно грубый и жестокий, из драгунов Карла XII. В раннем детстве у Петра III начали проявляться отрицательные черты характера. С десятилетнего возраста он пристрастился к пьянству. Его приближенные с трудом препятствовали ему напиваться за столом. Он был упрям и вспыльчив, был слабого и хилого сложения. С детства он был неподатлив ко всякому назиданию. Время он проводил в ребячествах неслыханных, то есть играл в куклы.
О себе.
Даже ее родители оба пользовались большой популярностью, были непоколебимо религиозны и любили справедливость. "Отец считал меня ангелом. Меня поручили Елизавете Кардель (воспитательнице) - образцу добродетели и благоразумия. Она имела возвышенную душу, развитой ум, превосходное сердце. Я родилась, будучи при этом одарена очень большой чувствительностью и внешностью очень интересной, которая без помощи искусственных прикрас и средств нравилась с первого взгляда. С ранних лет за мной признали хорошую память. У меня отняли все куклы и другие игрушки, сказав, что я большая девочка. Белоградский меня уверял и внушал всем, что у меня отличное контральто. Граф Гюлленборг сказал, что у меня философский склад ума".
О Петре.
"Стоило величайшего труда посылать его в церковь. Он большей частью проявлял неверие. Он не раз давал почувствовать, что предпочел бы уехать в Швецию, чем оставаться в России. Я поняла, что он не очень ценит народ, над которым ему суждено было царствовать. Он сказал, что ему больше всего во мне нравится то, что я его троюродная сестра. Что, в таком случае, в качестве родственника, он может со мной говорить по душе: что ему хотелось бы жениться на Лопухиной, но что он покоряется необходимости жениться на мне. Я слушала, краснея, эти родственные разговоры".
Она - краснела.
Как будто бы до этого признания Петра и после к этому браку стремился он, а не - она!
Ему "хотелось бы жениться на Лопухиной". Конечно же, для двора это достаточно недалекое и легковесное признание, - накануне женитьбы на Екатерине! - но, так или иначе, оно доказывает юношеское чистосердечие.
Первая мысль о короне появилась в ее мозгу еще в семилетнем возрасте. О чем она, со свойственным ей задором, и пишет:
"Мысль о короне начала тогда бродить у меня в голове".
"Тогда" - 1736 год.
В пятнадцать лет она уже пишет сама себе пророческую записку:
"Предвещаю по всему, что Петр III будет твоим супругом".
Это тот-то, по ее словам, пьяница, который с десятилетнего возраста и вот уже шесть лет как спивается (ему было шестнадцать лет, он родился в 1728 году).
Нет, это не девичьи грезы о любимом человеке. Она уже и тогда его ненавидела.
На какие жертвы только не пошла юная ангальт-цербстская фея!
Всю свою судьбу она подчинила трем пунктам и прокомментировала достаточно точно все эти три пункта - три своих заветных заповеди.
1. Нравиться великому князю.