11. ПЕРСИДСКИЙ ПРИНЦ В РОЛИ СОЛОМОНА
Цирковые артисты и в частной жизни своей избегают смешиваться с толпой, все равно, какая бы она ни была: серая ли, будничная или же нарядная, блестящая. Циркачи любят собираться своей собственной семьей в каком-нибудь скромном месте, где вообще мало кто бывает.
В Сан-Себастиане зачастили они в пропахшую вином бадегу старого Антонио.
Этот отяжелевший под бременем и почтенного возраста своего, и чрезмерной полноты испанец не пускал к себе с улицы первого встречного. Количество гостей не прельщало его, и не за этим гонялся он, заботясь главным образом о качестве своих клиентов. Не понимавших в тонком вине тучный старик откровенно презирал, едва ли даже за людей считая.
Вино и бой быков - эти две области и сам понимал Антонио и требовал, чтобы и все другие понимали. Его полутемная, закопченная бадега, сводом своим напоминающая подвал, первое впечатление производила скорее сомнительное.
Но стоило часок-другой провести у Антонио, впечатление резко менялось. Старик ничуть не хвастал, уверяя, что такой малаги и такого хереса не найти в лучших отелях и ресторанах города.
Понимающие в благородном напитке невольно подтягивались, когда Антонио, подходя к столику с бережно зажатой в громадных коричневых пальцах бутылкой, еще более бережно, как бы священнодействуя, разливал по рюмкам густую ароматную малагу. И гости следили за его рукой - волосатой, с засученным по локоть рукавом.
Мужчины цирка Барбасана частенько заглядывали в закопченную бадегу отдать должное хересу и малаге. Обычная компания: принц Фазулла-Мирза, Фуэго, Бенедетти, кавказский наездник с внешностью янычара, веселый Заур-бек. Не всегда, но и не редко присоединялся и Язон вместе с Мавросом.
Лилось вино, и вместе с ним лились воспоминания. А каждому было что вспомнить! Все столько перевидели, перенаблюдали, переиспытали, переколесили по белу свету - на много-много человеческих жизней хватило бы!..
В часы этих застольных бесед люди цирка говорили о том, что им ближе, дороже всего: о лошадях, о знаменитых наездниках, о силачах, о трудных, мало кому дающихся акробатических трюках. Заур-бек и принц Каджар часто вспоминали войну, рисуя захватывающие картины и эпизоды, которые выслушивались с затаенным дыханием. По счастью, в этом кружке не было ни одного собеседника, принадлежащего к несносному типу людей: эти люди желают говорить, говорить без конца, и вовсе не желают слушать других.
Иногда чувство неизбежного соревнования, соперничества сообщало какой-то пряный привкус беседам, переходившим в нечто схожее с профессиональным спором, на этой почве часто скрещивали оружие Заур-бек и Фуэго. Но никогда не переступали они границы, никогда не впадали в нетерпимость и резкость. Но если даже кто-нибудь из них по темпераментной горячности и забылся бы, смуглый черноусый принц Каджар тут как тут, начеку, и со своим большим тактом, со своим житейским опытом, и со своим придворным воспитанием.
Хотя Фуэго и Заур-бек были в отличнейших приятельских отношениях, ценя друг в друге и наездника, и человека, однако же оба, движимые патриотическим чувством, отстаивали каждый свое.
И вот тут-то примирял их Фазулла-Мирза.
- Господа, в мире нет ничего абсолютного. Ничего! Нельзя сказать: американские ковбои лучше кавказских наездников, или наоборот: кавказские наездники лучше американских ковбоев. У одних - свои выигрышные плюсы, у тех - свои. Кавказец не сделает того, что сделает ковбой, ковбой не повторит кое-каких чисто кавказских трюков. Да и не может быть иначе. Совсем другое воспитание и человека, и лошади, совсем другая воинственность у кавказца и у ковбоя. Разные культуры, разная психологии.
Заур-бек, горячась, пытался что-то возразить, но метатель ножей Персиани призывал его к порядку:
- Ротмистр Заур-бек, когда старший в чине говорит, потрудитесь не перебивать до конца! - и при этом улыбка такая обаятельная, - пылкий ингуш мгновенно смирялся и внимательно слушал, покручивая свои янычарские усы.
- Я сделаю ряд сопоставлений, - продолжал Фазулла-Мирза. - Кавказский горец отлично владеет арканом, слов нет, но никогда ему не подняться до искусства, с каким ковбой владеет своим лассо. Дальше. Ковбой на галопе разбивает револьверными пулями брошенные в воздух стеклянные шарики. Кавказец справляется с дикой лошадью, но, опять-таки, и в этом отношении лучший ковбой превзойдет лучшего кавказца.
По мере того как принц Каджар выхватывал все новые и новые примеры, все больше и больше сиял Фуэго и все больше мрачнел Заур-бек. Но вот наступал поворотный пункт, когда Заур-бек и Фуэго поменялись ролями. Сияние с лица ковбоя переходило на лицо кавказца, кавказец как бы уступал ковбою свою мрачность.
- Заур-бек, вы помните старого князя Маршания?
- Как же не помнить, Ваша Светлость? Жив ли он?
- Фуэго, представьте себе маленького сухого старика, лет семидесяти, - обратился Каджар к ковбою. - На вид еле душа держится. На коне же это была красота! Этот самый князь Маршания проделывал такую вещь: в землю закапывали барана, так основательно закапывали, - на поверхности оставались шея и голова. И вот старый наездник, проносясь мимо карьером, успевал ухватиться обеими руками за рога и вырвать, слышите, вырвать барана, преодолев, кроме тяжести барана, еще и сопротивление земли.
Сделав паузу, Каджар обвел глазами своих собеседников. Несколько секунд и Фуэго, и Бенедетти, и все остальные молчали.
К задетому за живое Фуэго первому возвратился дар речи.
- Это… это невозможно. Такой сверхъестественный трюк. Диос! Принц, клянусь Мадонной, никому другому не поверил бы!
- Фуэго, я сам был очевидцем! Старик дважды проделал это на моих глазах. Теперь как прямой и честный спортсмен, каким я вас знаю, скажите вы, ковбой, могли бы повторить то же самое?
- Нет!
- Заур-бек, вы удовлетворены? Слушайте же дальше, Фуэго. Этот же самый маленький старик… Но сначала, вы знаете, что такое бурка? Да, ведь вы ее видели у Заур-бека. Накидка из шерсти без рукавов, обладающая свойством сохранять свою форму, если ее поставить на землю. Так вот, Маршания на галопе разрубал ее пополам шашкой. У вас, ковбоев, холодное оружие не в употреблении, и уже поэтому исключается такой изумительный классический пример лихой рубки. Я сам с детства рублю шашкой и уверяю вас - легче снести голову быку одним ударом, чем так разрубить пополам бурку!..
Особенно восхищался наблюдательный, все замечающий и подмечающий Бенедетти. Запуская от удовольствия в свои густые благородно-рыжие волосы все пять пальцев, знаменитый клоун восклицал:
- Наш уважаемый принц так же искусно владеет словом, как и ножом. Мне редко приходилось слышать нечто более дипломатическое. После этого Заур-бек и Фуэго должны почувствовать еще живейшую, сильнейшую приязнь между собою. Великий Соломон, и тот не рассудил бы мудрее…
Сконфуженный этим наплывом комплиментов по своему адресу, принц Каджар поспешил отвлечь внимание с собственной персоны на тех, кого он только что примирил этим, поистине Соломоновым, судом:
- Я согласен с Бенедетти. Два славных наездника, несомненно, сблизятся еще теснее, и за это сближение их я предлагаю выпить, друзья мои! Тем более, они символизируют собой Старый и Новый Свет, во имя процветания человечества обязанные дружно идти рука об руку…
Густая маслянистая пахучая малага заискрилась в поднятых стаканах.
12. О ПЕЩЕРНЫХ ЛЮДЯХ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
В этой цирковой семье Бенедетти был ветераном. Около четверти века теснейшим образом связанный с ареной, когда он начинал свою карьеру, Фуэго только-только разве начинал жить.
Бенедетти любил рассказывать о том, что после великой войны уже отошло в историю. В его ярких описаниях рельефно вставал отживающий мир силачей и борцов-атлетов.
- Отчасти они выродились, отчасти на них прошла мода, - пояснял Бенедетти. - А с уменьшением спроса уменьшается и предложение. Я еще застал расцвет мускульной силы, и большинство лет двадцать назад гремевших на этом поприще либо давно уже спят вечным сном в могилах, либо, хотя и существуют еще, но уже являются своей собственной тенью. Они пережили и себя, и свою славу. Помню, были среди них и по изумительной силе, и по страшной выносливости прямо какие-то пещерные люди. Да вот, например, такой случай: цирк наш заносило в Бразилию, в Рио-де-Жанейро. Я был тогда начинающим акробатом. Акробатом чистой воды. Клоуном сделался позже. С нами приехала труппа борцов. Подобно всякому юноше, я увлекался физической силой, и эти здоровенные плечистые люди с железной мускулатурой, с бычачьими затылками и поистине волчьим аппетитом были какими-то языческими божками в моих глазах.
Из этих языческих полубожков остался мне в памяти поляк Беньковский, более известный в свое время под псевдонимом "Циклоп". Принц помнит его, пожалуй, по Петербургу?
- Не только по Петербургу, но и по Тифлису, Баку, - отозвался Каджар. - Невысокий квадратный человек. В нем действительно было что-то пещерное…
- Напряжением своих чудовищных бицепсов он срывал цепи, ему на грудь клали небольшой жернов, и тот жернов кузнецы разбивали ударами тяжелых молотов. Кулаком почтеннейший Циклоп-Беньковский вбивал в дубовую доску громадные гвозди. Он был феноменально глуп и, в сущности, не говорил ни на одном языке. И то, и другое очень шло к его "стилю" доисторического человека. При этом - маленький череп, маленький лоб и широкое костистое с широкими челюстями лицо. Усы он закручивал в стрелку. Вообще Циклоп считал себя неотразимым красавцем и ухаживал за своей внешностью с кокетством какого-нибудь новозеландского дикаря.