* * *
Утром Росомаха тащил со спящих одеяла:
- Раздрай глаза, кончай пухнуть… Эй, с Новым годом тебя!
Еще босой, старшина прибавил в репродукторе громкость, и кубрик заполнил голос московского диктора. Совинформбюро сообщало о провале гитлеровских планов под Сталинградом: уже разгромлено полностью тридцать шесть дивизий противника, из их числа шесть танковых полегли в степях крупповскими костьми. В конце сводки диктор сказал: вступила в строй третья очередь Московского метрополитена.
- Здорово! - торжествовали москвичи. - Москва-то строится…
Савка, стеля койку, спросил Баранова:
- Джек, тебе в Москву хочется?
- А чего я там не видел, кроме Клавочки? Москва от меня не убежит. Главное сейчас - подводные лодки. Без них мне - труба!..
Год начался великолепно; что ни день, то новое сообщение: второго января отбиты у врага Великие Луки, третьего - Моздок, четвертого - Нальчик, а пятого - взяли Цымлянскую и Прохладный. Шестого января в кубрик ворвался до предела взволнованный Игорь Московский:
- Слушайте, братцы! Я сейчас такое узнал, что даже сомневаюсь - верить или не верить?
- А что опять случилось?
Старшой класса пожался в дверях:
- Да ведь скажу вам, так вы меня поколотите.
- Выкладывай, что унюхал. Примем с миром.
- Погоны у нас вводят… Погоны!
Долго молчали, потом Артюхов сказал Игорю:
- Перекрестись, бобик… Какие еще там погоны?
- Ей-ей. Слышал, как лейтенант говорил об этом.
Джек Баранов был явно растерян - даже поглупел:
- Да как же так? В кино, бывало, конники кричали: "Бей белопогонников!" А теперь… Ничего не понимаю.
Финикин тоже не отказался от дискуссии:
- Так то белые, а нам нашьют красные.
На него заорали изо всех углов:
- Иди ты! Какие красные… на флоте-то!
- Это не пойдет! Уж тогда синие… или белые.
Посидели и подумали. Коля Поскочин сказал:
- Не знаю, как вам, а мне это нравится. Честно скажу, все у нас есть, а вот на плечах всегда чего-то не хватало.
- Вообще-то, конечно, правильно, - поддержал его Артюхов. - Разве можно представить себе Нахимова или Макарова без погон? Вон развешаны у нас по кубрику их портреты… Что тут позорного? Все армии мира носят погоны, и нам, русским, они тоже к лицу!
Скоро им зачитали приказ: для поднятия воинской дисциплины и выправки, ради большей авторитетности советского воина в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР ввести ношение погонных знаков отличия. "Надевая традиционное отличие - погоны в дни великих победоносных боев против полчищ немецких захватчиков, Красная Армия и Военно-Морской Флот тем самым подчеркивают, что они являются преемниками и продолжателями славных дел русской армии и флота, чьи подвиги нашли признание всего мира…"
- Вопросы есть? - спросил Кравцов, закончив чтение.
Был ясный морозный денек, вовсю наяривало солнце.
- Есть! Когда наденем погоны?
- Без погон не останетесь. Что положено, то положено.
- А что напишут на юнговских погонах?
- Тоже не советую волноваться: что-нибудь придумают.
- Какие там погоны! Нам еще и ленточек не выдали…
- Ты же в шапке стоишь, - отвечал Кравцов. - Зачем тебе на ушанку ленточка? Подожди лета, а сейчас не теряй хладнокровия… Товарищи юнги, - призвал роту лейтенант, - прошу ответить на этот указ новым подъемом в учебе и особенно - в дисциплине…
Только все разошлись, как из тамбура раздался голос:
- Идите скорее смотреть! Там боцмана насмерть бьются.
Все кинулись в землянку боцманов, над входом в которую висела броская надпись: "ЛУЧШИЙ КУБРИК ПО ПОКАЗАТЕЛЯМ ПОРЯДКА И ДИСЦИПЛИНЫ". Словно подтверждая эту широковещательную вывеску, Мишка Здыбнев давал прикурить Витьке Синякову. Парни они оба здоровущие, кулаки у них крепкие - по кубрику летали лавки, кровать старшины грохнулась в сторону… Бились!
Один боцман держал кошку, чтобы кисоньку в драке не помяли.
- За что они так? - спросил его Савка.
- Точно и сам не знаю, - ответил тот, гладя кошку. - Но оба они курящие. Думаю, не из-за махры ли сцепились?
Два парня бились зверски - кулаки их работали, словно шатуны в паровой машине. Хрясть да хрясть! Кто-то из юнг кричал:
- Эй, не пора ли кончать? Побаловались - и хватит!
Другие на это возражали:
- Погоди ты! Пускай Витьке хотя бы нокдаун сделают…
Обрушив вешалку с шинелями, Синяков треснулся на идеально чистую "палубу", пахнущую мылом, содой и хвоей. Здыбнев сказал:
- Ну, как? Получил свое?
Прибежал командир роты, и драка кончилась.
- Ведь только что, минуту назад, я говорил о дисциплине. Здыбнев, как не стыдно? Отличник и старшой… За что бил Синякова?
- Он знает, за что ему дали, - ответил Мишка лейтенанту.
Синяков выбрался из груды шинелей, потрогал разбитую губу.
- За что тебя избил юнга Здыбнев?
- Не знаю, - хмуро буркнул Витька. - Нотами не обменивались.
Явился боцманский старшина, и Кравцов наказал ему:
- Готовь документы в кремль… отправим на гауптвахту!
- На которого готовить?
- Оба хороши…
Савка Огурцов пошел за Мишкой к проруби озера. Боцман брызгал на себя ледяной водой, озлобленно фыркал в черную впадину полыньи. Потом Мишка накрепко вытерся вафельным полотенцем.
- Вот собака! - сказал он, глядя на другой берег.
- За что ты Витьку так изметелил?
- И тебе не скажу, - ответил Савке Здыбнев. - Но, поверь, не за себя. За одного нашего дурака морду Витьке набил…
В одну из ночей Савка дневалил по роте, когда из Савватьева притащилась Бутылка, волоча за собой санки по снегу. Из кубрика боцманов вывели юнгу, с одеялом на плечах, в сильном жару.
- Что это с ним? - спросил Савка. - Простудился?
- Ну да! Мы не простудные… Он накололся!
- Как это… накололся? - не сразу понял Савка.
- Татуировку ему кто-то сделал. Говорят на Синякова.
Бутылка, прядая заиндевелыми ушами, повезла пижона в санчасть. Савка тут догадался, за что бил Витьку славный парень Здыбнев.
- А что он хоть наколол-то себе? - спрашивал.
- Да штурвал на груди… баранку с рогульками.
Боцмана гнали Савку из кубрика, чтобы не мешал досыпать.
- Штурвал, - сказал он, уходя, - это же старомодно. Сейчас с моторами. Медленный поворот - отработаешь одной рукоятью. Нужен резкий - кладешь на борт сразу две рукояти.
- Иди, иди! - выставили его. - Без тебя все знаем!
…В январе была прорвана блокада Ленинграда.
- Теперь бабушка выживет, - сказал себе Савка.
* * *
Шло время. Юнги учились, здоровели, глубоко дышали и всячески развивались. Морские понятия, всегда точные и кратко выраженные, мореходная техника, блещущая медью и оптикой, уже заполнили сознание юнг, - они входили в их быт, как неизбежные представления о жизни. Человек ведь не удивляется тому, что в мире существуют тарелки, ложки и вилки, - так же и рулевые стали считать неотъемлемыми от жизни секстан, эхолот, анемометр, одограф и пеленгатор.
Язык юнг тоже изменился.
- Сегодня, - говорил старшой, входя утром в землянку, - ветер от норд-оста, балла в три, не больше. На зюйде клубятся темные кумуле-нимбус. Наверное, я так думаю, опять будет снегопад…
Знание семафора приносило свои плоды. Раньше, издалека завидев своего товарища, юнги начинали орать ему, надрывая горло в крике. Теперь в каждую руку по шапке - и пошел отмахивать. Рулевые должны знать и астрономию; правда, без высшей математики, без телескопов. Алмазный небосвод над Савватьевом наполнился новой и понятной азбукой. Уже не просто глазели на звезды - искали, что нужно.
- Вот эта, ниже Гончей Собаки, видишь? Это Волосы Вероники, а между Медведицами, словно рассыпали соль, протянулось созвездие Дракона… Где же тут Честь Фридриха? Не могу найти…
Все почувствовали, что незаметно повзрослели. Ответственность, она ведь тоже подтягивает человека. Долг, честь, присяга - это не пустые слова, такими словами понапрасну не кидаются. Огурцов был малым добросовестным, но, помня завет отца, не желал быть выскочкой. А потому свою любовь к гирокомпасам, бурную и нечаянную, он от товарищей скрывал. Савкой двигал в этой любви простой интерес, в ту пору - еще мальчишеский…
До войны в Доме занимательной науки и техники Савка видел стиральную машину, которая казалась ему тогда чудом двадцатого века. И гирокомпас Аншютца внешне чем-то напоминал ее; но, заглянув сверху в стеклянное окошечко, он увидел там, конечно, не крутящееся в мыльной пене бельишко, а строгую румбовую картушку. Рядом с "аншютцем" в кабинете Сайгина стоял и "сперри", но Савку он менее привлекал из-за своей примитивности. Юнга разочаровался, узнав от мичмана, что ротор "сперри" при запуске подталкивают руками в направлении истинного меридиана…
Помогая мичману оборудовать кабинет, Савка, спрашивал:
- Вот соберем схему, тогда "аншютца" запустим?
- Нет нужной энергии. Гирокомпас берет судовой ток, перерабатывает его на генераторе в трехфазное питание, снабжая им матку и всю свою схему. Необходим и четкий пульс водяного охлаждения…