* * *
Острота ночного возбуждения не пропала и днем. Савка охотно делился со всеми своими переживаниями на посту. Охотников послушать было немало, и он бестолково рассказывал:
- Стою я, как положено. А он ходил, ходил, ходил…
- Кто ходил-то?
- Да этот… шпион, наверное. Вдруг как пальнет…
- В тебя?
- Нет. Прямо в небо…
В четыре часа дня Савка готовился заступить на пост во вторую очередь, чтобы смениться, отстояв до восьми. Но случилось иначе. После обеда в Савватьево неожиданно прикатил заляпанный грязью пикап, из него устало выбрался пожилой боец-пограничник со старомодным наганом у пояса.
- Юнга Огурцов - тебя. За тобой приехали.
Савка подошел к пограничнику.
- Ты будешь Эс Я Огурцов двадцать восьмого года?
- Я.
- Садись. Поехали…
Выяснилось, что из Архангельска прибыл представитель контрразведки.
(Позднее она получит наименование "смерш".
Савке доходчиво растолкуют:
- Смерш - это значит "смерть шпионам". Военная контрразведка по обнаружению врагов и паникеров.)
Всю дорогу до кремля боец горячо убеждал Савку:
- Только правду говори. Упаси тебя Бог соврать! Там ведь у нас не дураки сидят. Понимают что к чему. Ежели ты чистосердечно покаешься, тебя, может, и простят по малолетству.
Вот и кремль. Конвоир провел Савку на второй этаж бывших архиерейских покоев, открыл дверь, обитую черной кожей, и ввел в кабинет, где юнгу поджидал капитан в сухопутной гимнастерке и широких галифе. Без всяких предисловий он стал орать на Савку:
- Тебя зачем привезли сюда?! Чтобы ты панические слухи распространял?! От горшка два вершка, а уже вредительством занимаешься на руку врагу? Ты эти штучки брось… Каких еще шпионов ты выдумал? Приснилось тебе? Ты злостные вымыслы оставь при себе. Небось от страха штаны прохудил, а теперь ходишь всюду и треплешься.
Савка дал капитану честный ответ:
- Мне было страшно. Не скрою. Но я не струсил.
- Не было никаких диверсантов! - настаивал капитан. - И никто вокруг тебя по лесу не шлялся… Выдумал черт знает что! А зачем же мы тут сидим, если враг под боком ходит?
- Нет, были, - ответил ему Савка. - И по лесу шлялись.
Капитан вскочил из-за стола, побледнел.
- Отвечать не умеешь! Повтори, что тебе сказано.
Давясь от обиды слезами, Савка повторил:
- Есть не было диверсантов. Есть никто не шлялся.
- Ну вот! - Капитан, довольный, вернулся за стол. - Это уже другое дело. А то городишь тут… Придется мне тебя задержать и проверить, чтобы ты больше честных людей не баламутил. Нашлись бдительные товарищи. Просили пресечь злостные слухи.
Савка тут же плеснул масла в угасающий костер:
- Он и ракету выпустил от склада боепитания.
- Кто выпустил? - снова взвился капитан.
- Да этот вот… как его? Не знаю кто.
- Опять ты в паникерство ударился? Звезда с неба скатилась, а тебе она со страху ракетой показалась.
Тут Савка не выдержал - разрыдался.
- Как звезда? - говорил он, всхлипывая. - Я же ленинградский, из блокады. На Международном жил… Там, знаете, как было? Из нашего же дома тетка, как только объявили воздушную, в одной рубашке на подоконник села - и ракету в небо! Я же зажигалки тушил, не пугался. Как же я могу спутать ракету со звездой? Это был враг! Если хотите правду знать, мне в жакте управдом говорил, что была бы его воля, он бы мне медаль "За отвагу" выдал…
Капитан почти с огорчением развел руками.
- Я тебе, дураку, как лучше хочу, а ты опять за свое… Чтобы такой город - Ленинград, и чтобы какая-то баба на подоконник садилась? Ты эти враждебные сплетни оставь в кармане, иначе я тебя живым отсюда не выпущу…
За спиной юнги вдруг хлобыстнула дверь, и Савкин мучитель вскочил, поспешно одергивая гимнастерку. В кабинет вошел (а точнее - ворвался!) капитан третьего ранга. Не обращая внимания на мальчишку, он набросился на капитана:
- Тебя зачем сюда прислали? Чем ты занимаешься?
В растерянности особист еще раз дернул гимнастерку.
- Прорабатываем… - произнес неуверенно.
- Чего прорабатываешь? Я тебя так проработаю, что ты завтра же в окопах за Кандалакшей проснешься.
- Вот… - показал капитан на Савку. - Можете посмотреть.
Капитан третьего ранга мельком глянул на юнгу, но, кажется, не понял, какая тут шла проработка. Сказал уже более спокойно:
- Почему мне ничего не было доложено сразу? Сейчас за Лапушечным озером берут диверсанта. Он при гранатах и при шмайсере. Отбивается отлично. Как зверь! Матросы будут брать сукина сына живьем и притащат сюда… Разберись!
Капитан сразу переменился.
- Этот вопрос я и выясняю, - сказал он, кивая на юнгу. - Вот и товарищ Огурцов подтвердит. Молод, а уже проявил похвальную бдительность на посту.
Капитан третьего ранга круто развернулся в сторону Савки.
- Из Савватьева? - спросил отрывисто. - Ну, ясно. Мне как раз на рассвете звонили рыбаки. Одна бабка встретила в лесу подозрительного человека. Молодец! - похвалил он Савку. - Хорошо служишь, юнга. Что надо отвечать в таких случаях… знаешь?
- Служу Советскому Союзу, - ответил Савка. В сторону капитана в галифе он даже не глянул.
- Иди. Тебе будет объявлена особая благодарность.
Особист распорядился, чтобы юнга не топал обратно тринадцать верст по лесу, и Савку отвезли домой на пикапе. Сопровождал его тот же солдат.
- Ну вот, - говорил он с лаской, - а ты, дурачок, ехал и боялся. Выпустили же тебя - не съели. Видать, послушался совета и не врал, а сказал правду…
Через день юнгам был зачитан приказ:
- Юнге Эс Огурцову за образцовое несение караульной службы объявляется благодарность с занесением в личное дело.
Эта первая благодарность за службу не доставила Савке никакой радости. Будто ему залепили крепкую оплеуху, а потом вдруг погладили по головке. Но эта благодарность открыла собой череду других, и они будут вспоминаться Савке совсем иначе, по-хорошему…
В ту ночь, когда Огурцов воевал дырявой винтовкой, выданной для макетной видимости, катера охраны водного района засекли летевший от Коми самолет противника. Недалеко от Соловков рыбаки подцепили в море отстегнутый парашют немецкого производства.
Конечно, от вражеской разведки, действовавшей на ближайшем участке фронта, не укрылось, что 2 августа на Соловках был высажен большой отряд юных добровольцев флота. Помешать созданию Школы юнг противник не мог. Но в дальнейшем он еще не раз пожелает сорвать их учебу…
Ондатры, отремонтировав свои хатки на воде, готовились встретить зиму. Звери давно были готовы к зиме, а вот юнги, кажется, опаздывали. Не так-то легко без помощи техники, одними лопатами отрыть громадные котлованы, потом из досок и бревен собрать под землей благоустроенные жилища на полсотни человек каждое, утеплить их сверху пластами дерна, сложить внутри печи и выстроить нары в три этажа. Теперь юнги хвастали мозолями:
- Пощупай, какие у меня. Вот здесь.
- Это что! А у меня - во…
Уже валил мокрый снег, когда бабушка переслала Савке первое письмо отца, написанное еще в августе. Отец был по-фронтовому краток, а общий тон его письма суров. Он сообщал, что уже многие его матросы погибли, что Волга рядом, но все время мучает жажда. В конце письма отец словно прощался: "Сынок! Война - жестокая штука, ты уже взрослый и должен понять меня правильно. Может случиться и так, что живым из этих развалин на берегу Волги я не выберусь. Не помню, какой писатель сказал: "Да возвеличится Россия - да сгинут наши имена!" Это сказано точно. Я очень рад, что ты сейчас на флоте, где человек никогда не может быть одинок…" Отец и в морской пехоте оставался комиссаром, но вскоре юнгам зачитали приказ об установлении единоначалия. Должности комиссаров в армии и на флоте упразднялись. Если отец жив, он стал офицером морской пехоты - "черной смерти"!
Встретив Щедровского, которого теперь стали называть замполитом, Савка спросил у него, когда начнутся занятия.
- Скоро. Кубрики нас держат.
- А долго ли нас будут учить? Воевать хочется.
- Осенью следующего года ты будешь уже на корабле.
- А в комсомол мне все еще нельзя?
- Исполнится пятнадцать - приходи, примем.
Скоро в Савватьеве появились новые офицеры. В основном - строевые командиры с кораблей, которых ради воспитания юнг оторвали от боевой службы, и, кажется, многие из них болезненно переживали это перемещение в тыл. Среди них заметно выделялся высокий и стройный лейтенант Кравцов, в прошлом командир "морского охотника". Ходили слухи, будто Кравцов за отчаянную храбрость был представлен к званию Героя, но совершил крупный проступок и на Соловках появился уже без единого ордена. Особым жестом он поддергивал на руках перчатки и был явно недоволен обстановкой.
- Не было печали, так черти накачали. Возись тут с детьми…
Среди прибывших встречались и старшины-специалисты. Внимание юнг привлек к себе Фокин - человек болезненного вида, слегка заикающийся. С подводной лодки "М-172" Фокин привез пакет сушеной картошки - большая диковинка по тем временам! Добродушно предлагал юнгам попробовать:
- Угощайтесь, пожалуйста. Не стесняйтесь.
Чемодан старшины был наполнен разными чудесами.
- А вот лампочка с моей "малютки". Дорогая память!
Обыкновенная лампочка пальчикового типа. Но она пережила большую передрягу: баллон ее оторван от цоколя, под стеклом жалко болтались обрывки вольфрамовых паутинок. Фокин объяснял:
- Это недавно… в мае нас фрицы так бомбили, что все полетело кувырком. В отсеках плавал туман из распыленных масел. А с бортов отлетали покрытия.