Он навестил штурмана в его каюте, пришел к выводу:
- Это еще не нокаут… пока лишь нокдаун, сэр!
Штурман попросил сделать ему укол морфия. Брэнгвин никогда никому не делал уколов. Но решительно отбил головку на ампуле. Засосал в шприц мутную жидкость.
- Ничего в жизни делать я не умею, но за все берусь…
И засадил в тело иглу. Потом отбросил шприц, как гвоздь.
- И кажется, - заключил, - мне все понемножку удается…
На верхней палубе взвизгнула кран-балка на развороте.
- Ого! Я вас покину…
* * *
Кран-балка уже держала на талях полуспущенный катер. Под капот его летели вперемешку одеяла, банки со сгущенкой, пузатые банки мясных консервов. Капитан транспорта и несколько человек из команды покидали корабль.
- Кэп, - сказал Брэнгвин капитану, - вам примерно пятьдесят. А мне двадцать семь, и я хочу жить не меньше вашей особы… Не лучше ли нам посмотреть на русских?
- Смотри! Где ты их увидел? Где они, твои русские?
- В русские корабли, - продолжал Брэнгвин, - Адольф тоже кидает бомбы. В них такие же дырки от торпед, как и в наших кораблях. А тонут они меньше нас… Почему бы это, кэп?
- Спроси у них, - огрызнулся капитан.
- Потому что они борются за свои корабли. А жизнь корабля - это жизнь моряка. Пока палуба дрожит под ногами, моряк живет. Не будем же раньше времени раскидывать кости от собственных скелетов… Я сказал, что думаю, кэп!
Капитан сплюнул.
- Сварт, поговори ты, - обратился Брэнгвин к приятелю. - Скажи как следует. Представь, что ты нарвался на девку, которая тебе не дается… Это ужасно! Что ты сказал бы ей, Сварт?
Сварт шагнул к капитану, спрятав молитвенник в карман.
- Кэп! Приходилось ли вам в тихом семейном кругу открывать банку с рольмопсом?
- Бывало… - рыкнул капитан и дал Сварту в ухо.
Сварт отскочил и сказал Брэнгвину:
- Он не дает мне довести мою мысль до конца!
Брэнгвин взял капитана левой рукой за грудь, причем весь свитер собрался жгутом в кулаке, а правой рукой он уложил капитана на палубу…
Тот вскочил в бешенстве:
- Рольмопс… дальше! Пусть говорит. Я слушаю.
- Я хотел сказать, - продолжал Сварт, - что вода здесь ужасная. Я здесь когда-то плавал… Вы все погибнете!
Капитан, топая ногами, не мог понять одного:
- Но при чем здесь рольмопс, черт тебя побери?
- Не рольмопс, а поросячье ухо, - вмешался Брэнгвин. - Сварт хотел сказать, что катер ваш опрокинет, а вода в этом океане закручивает людей от холода в поросячье ухо…
- Спускай! - приказал капитан на катер.
Тали запели блоками. Днище катера плюхнулось об воду, и сразу застучал мотор. Под высоким капотом, с запасом бензина и компасом… на что надеялись эти люди?
Брэнгвин решительно сорвал чехлы со стволов "эрликонов":
- Маленький салют человеческой глупости нам не помешает!
Потом он снова навестил штурмана, которого было жаль.
- А мы движемся, - сказал он. - Я сейчас опробовал наши "эрликоны". Там плыл какой-то ящик, и я рассадил его в щепки. В конце концов… Вы позволите мне выпить? Благодарю… В конце концов, говорю я вам, стрелять не так уж трудно. Самое главное - быть спокойным и помнить, что ты мужчина. Больше всего в жизни я не терплю сопляков, уличных девок и человеческой несправедливости… Гитлера я ненавижу! Потому я и пошел в эту сумасшедшую экскурсию к берегам России…
У себя в каюте он переоделся в пижаму, отправился в душевую. Водосистема и фановая еще работали. От хода машины слегка дрожала прогретая палуба. Насвистывая, он принял горячий душ. Пока ничего страшного. Бывает в море и хуже.
"Чья нога? Твоя, дядя Дик? Так чего ты молчал раньше?"
Брэнгвина вдруг вырвало, когда он подумал, что нога и тело потонули отдельно. Вряд ли они еще достигли дна…
- Кажется, я завибрировал, - сказал он, становясь строже к своим и чужим поступкам.
…при исполнении союзного долга
- Придется пожертвовать бортом, - сказал командир Дайк и передал бинокль с усиленными линзами помощнику Баффину.
Тот недолго рассматривал тонущее вдалеке от них судно.
- Ветер будет бить справа, - ответил. - Но уйти от них мы тоже не можем, хотя инструкции и призывают нас не увлекаться спасением людей… А вдруг и с нами случится такое?
Судно ПЛО - "Орфей" - всего в 840 тонн, недавно покрашенное в доках Ливерпуля, теперь казалось красным, будто обваренный краб. Корпус его разъело солью и ржавчиной. "Орфей", которому выпало продолжать путь до СССР, изо всех сил стремился сплотить вокруг себя безоружные транспорта. Однажды ему удалось законвоировать два из них, но одно немцы торпедировали, а другое - в страхе - забилось в паковый лед. И вот случайная встреча: наткнулись на одиноко тонущее судно. Пологая волна, внешне спокойная, на самом деле била сильно.
- Баффин, я попрошу вас на бак, - сказал командир.
- Отлично, сэр. Вы не волнуйтесь, хотя борта у нас скоро превратятся в лохмотья… Желаю удачи!
На палубе тонущего транспорта стояли люди. Внешне они были, как и волны под ними, почти спокойны. Но это обманчивое впечатление: у людей уже лопались нервы. Только один был с чемоданом, остальные вещей не взяли.
- Что с вами случилось?! - проорал Дайк, но с борта ему не ответили. - Я задал им глупый вопрос, - хмыкнул Дайк. - Если тонут, значит, есть дырка. Только она с другого борта, и мы ее не видим… В машине! - наказал он по трубам. - Это вы, Эйш? Предупреждаю: у вас в котельных скоро будет вода.
- Это к чему вы сказали? - прогудели медные трубы.
- Просто так, пришлось к слову… не обижайтесь, Эйш!
"Орфей" подошел под корму транспорта, и тот всей массой своего борта тяжко навалился на хрупкий корвет. Раздался хряск металла, словно не кораблю, а человеку ломали кости.
- Прыгай! - И на палубу вдруг одиноко упал чемодан. - Прыгай! - вопил Дайк, и вслед прыгнул владелец чемодана.
Два борта разомкнулись на волне, и он попал между ними - в воду. Жалкий вскрик, и борта неумолимо сдвинулись. Потом, хрустя шпангоутами, они снова разошлись, а Дайк заметил на воде красное пятно. От человека остался только его чемодан!
- Следующий… прыгай! - заорал Дайк.
Вдруг щелкнул динамик на мостике:
- Носовой погреб - мостику: у нас вода.
Дайк сунулся носом в микрофон.
- Сколько? - спросил.
- По колено…
Ответить он не успел. С транспорта вдруг посыпались люди, как по команде, разом. Один на другого. Был очень удачный момент: борт "Орфея" поднялся на волне, почти достигнув среза палубы транспорта. Дайк отвернулся. Он-то ведь знал, что сейчас все станет наоборот: "Орфей" уйдет вниз, а транспорт вырастет перед корветом, как пятиэтажный дом…
"Так и есть… вот он - хруст костей о металл!"
- В машине? - спросил он. - Эйш, скажите - воды нет?
- Обшивка лопнула. Тут хлещет, как из бочек…
- Малый вперед! - скомандовал Дайк и передал в микрофон общей трансляции: - Подвахте - на уборку полубака…
Через ветровое стекло он глянул с мостика вниз: Баффин, молодчага, крепился, а вокруг валялись и корчились люди с перебитыми ногами, палуба была забрызгана кровью.
На расблоке Дайк переключил свой микрофон:
- Мостик - носовому погребу: сколько у вас воды?
- Было по колено, теперь по грудь, сэр.
- Удивляюсь! - отвечал Дайк. - Вы что-нибудь делаете там, кроме того, что не забываете измерять ее уровень? - Бросил микрофон и прокричал вниз: - Баффин, вас просят в погреб…
"Орфей" медленно уходил прочь от гибнущего корабля. В этот день они повстречали "Винстон-Саллен", и оттуда американцы через рупоры стали облаивать англичан:
- Эй, на корвете! Когда вы нужны с пушками, так вас не доищешься… Вы бы видели, что тут творилось вчера вечером… мерзавцы!.. трусы!..
"Орфей", шумно дыша трубами воздуходувок, проследовал мимо. Сигнальщик перебирал в руках фалы для поднятия ответного сигнала. Дайк тронул шелковые струны фалов с нежностью, как волосы своей пожилой подруги перед разлукой с нею.
- Никогда не следует отвечать на брань, - сказал он печально. - Лучше законвоируем этих грубиянов и делом докажем янки, что наш "Орфей" способен постоять за безоружных.
- Они не безоружны, сэр: у них спаренные "эрликоны".
- Что толку? - вздохнул Дайк. - Или не умеют, или боятся, но "эрликоны" на транспортах молчат…
Подвахта недолго копалась на баке. Море смыло все!