* * *
Фешенебельный район остался позади, а вместе с ним закончилось и асфальтовое покрытие. Мужчины неторопливо шли по песчаному грунту, стараясь поднимать ноги, чтобы не пачкать ботинки.
"Вот и прогулялся по прошлому, – плавно текли мысли в расслабленном после морского купания мозгу Дорошина. – А ведь мало что изменилось. Всё узнаваемо!.."
Пятью минутами раньше друзья миновали последние строения района, в которых располагались не работавшие теперь магазинчики. Павел узнал среди них чудом сохранившийся домик, где раньше находилась "крутая" по тем временам, даже для Ливии, мясная лавка. Мясник, мужчина лет сорока пяти, с важным видом и неспешными манерами, в белоснежном фартуке и накрахмаленном колпаке, торговал изумительным мясом без намёка на жилы или жир. Гора вырезанных им из мясных туш костей лежала тут же на прилавке, и любой желающий мог взять себе ровно столько, сколько пожелает.
Рядом с хозяином стояла новейшая по тем временам аппаратура – электрическая мясорубка, электрорезка, электропила для костей, и всё это немедленно заводилось и работало в зависимости от того, что хотел посетитель: мафрум или стейк, ширина которого показывалась большим и указательным пальцами руки.
Накрутив фарша, либо нарезав стейки, торговец продолжал "держать марку" перед восхищенным людом, толпившимся у прилавка, аккуратно заворачивая каждый заказ в заранее подготовленные листы вощёной бумаги.
А над его головой в золочёной раме висел диплом, который свидетельствовал о том, что его обладатель – истинный профессионал, окончивший курс "мясного дела" аж в самой Западной Германии!
"Теперь-то, наверное, такой документ в Ливии лучше не показывать!" – мысленно усмехнулся Дорошин.
Как он и предполагал, дозвониться в Россию не удалось. Связи не было вовсе.
"Похоже, все глушат – и свои, и чужие!" – сделал окончательный вывод Павел, тщетно надеясь хоть на какое-то прохождение сигнала на побережье.
А потом, уже покидая Гаргарыш, Дорошин, размахнувшись, забросил старый телефон далеко в море – "чтобы не достался врагу!". Трубка плюхнулась в воду со звуком, который обычно производит удар рыбьего хвоста по поверхности, возмутив лишь на мгновение голубую пучину. Затем всё стихло. Павел ещё какое-то время задержался на берегу, наблюдая за кругами на воде, прежде чем уйти – таким покоем и тишиной веяло от моря.
Военные поравнялись с одноэтажным строением местной пекарни, стоящей на пустыре за домами, и Павел вспомнил, как ещё в восьмидесятые годы он заезжал сюда за горячим хлебом, возвращаясь из аэропорта, куда частенько наведывался по долгу службы.
А потом, уже в машине, ел удивительно вкусный длинный батон и хрустел огненной корочкой, держа его завёрнутым в газетную бумагу и обжигая руки. Домой привозил батон без горбушек, и Светка даже не упрекала его за это, а только посмеивалась.
"Аз-захф аль-Ахдар" – тут же вернулось из далёкого времени название "печатного слова", в котором вёз тогда завёрнутым на Тарик Матар свой хлеб Павел.
Дорошин вспомнил, усмехнувшись, как он – молодой переводчик – и его коллеги "по цеху", дали прозвище газете: "Зелёный оползень", потому что арабский глагол "захаф" имел ещё и значение – ползать.
Впереди показались укрепления казарм и небольшая рощица эвкалиптов у высокого забора со шлагбаумом, разрисованным в черно-белую поперечную полоску. За шлагбаумом в тени деревьев уютно примостилась такая же пёстрая, как зебра, будка с часовым в малиновом берете и автоматом Калашникова.
Молодой сержант в начищенных ботинках и белых крагах, проверял пропуска у старших машин, поднимая и опуская за шнур полосатую штангу.
– Ну вот, почти и пришли, – обронил молчаливый серб, и в тот же момент раздался оглушительный взрыв. Потом ещё один и ещё. Всё заволокло дымом, и воздух наполнился звуками воздушного налёта и запахом гари.
Мужчины бросились на землю, обхватив головы руками и защищая их от палок и камней, сыпавшихся градом со всех сторон. Об остальных частях тела думать уже не приходилось.
* * *
– Сейф, мой мальчик, я знал, что ты не мог предать свою Родину! – Полковник и его сын, Сейф аль-Араб, накануне бежавший из плена мятежников, стояли, крепко обнявшись, у самого входа в шатёр.
– Отец, они под дулом автомата заставляли меня читать то, что было кем-то написано на листе картона, и снимали всё это на камеру. А рядом стояли западные спецназовцы, которые на моих глазах расстреляли массу ни в чём не повинных людей!
– Я знал, сынок, я верил в тебя… Хвала Аллаху!
– А ещё они заставляли наших пленных сдавать кровь для боевиков и тоже угрожали им расправой в случае отказа!
– Да покарает их Аллах Всевышний!.. Всё прошло, сынок, всё позади! – Каддафи нежно гладил своего сына по плечу.
– Отец, пойдём в дом. Стол накрыт, и мы все ждём тебя! Там твои внуки, которые постоянно спрашивают: где наш дед? Пришли друзья и соседи. Все ждут только тебя!
– Сейчас, мой дорогой сын. Возвращайся в дом, а мне нужно лишь несколько минут, чтобы дождаться вашу мать и, пока её нет, завершить одно служебное дело.
Сейф заторопился к семье, а Каддафи приготовился выслушать доклад специального представителя своего правительства Мусы Ибрагима о подготовке к предстоящей встрече глав ливийских племён, назначенной на начало следующей недели в Триполи.
Ливийский раис уже получил подтверждение об участии в мероприятии от большинства племенных вождей, что, по его мнению, являлось важным доказательством консолидации всего народа Ливии перед лицом западной агрессии.
Полковник присел рядом с Мусой у полированного журнального столика и хотел что-то спросить, как вдруг внезапно раздался режущий воздух свист и вслед за ним – оглушительный гром. Шатёр, деформировавшись в двух противоположных местах, подскочил в воздух. Свет померк.
Глава 11
– То есть как в Ливии?! Там же война! – Светлана Леонидовна вскинула на сына широко распахнутые серые глаза, в которых читалась нескрываемая тревога. – А почему ты мне раньше не говорил об этом?
Рука, которой женщина держала кухонный нож, медленно разжалась.
– Мам, ну я не думал, что эта война… что ты… я не хотел тебя беспокоить и потом… – лепетал Никита, не зная, что сказать: ведь родители жили порознь уже более четырёх лет!
Женщина бессильно опустилась на стул у кухонного стола. Её взгляд будто закаменел, а руки машинально гладили фартук. Наступила тягостная минута.
Молодой человек появился в доме мамы и бабушки, чтобы познакомить их со своей невестой (ребята решили пожениться), и теперь шла радостная подготовка к семейному застолью. Парень никак не ожидал такой реакции на своё сообщение о телефонном разговоре с отцом, о котором сказал как бы между прочим.
Его невеста, симпатичная худенькая девушка-студентка последнего курса института, впервые попавшая в родительский дом Никиты, и вовсе растерянно теребила косынку, опустив глаза.
– Когда ты говорил с ним в последний раз? – В голосе матери послышались близкие слёзы.
– С месяц назад. Наш разговор прервался, и больше я ему, сколько ни пытался, дозвониться не мог: связи с Ливией нет.
Никита специально не сказал матери ни слова о том, что слышал в трубке выстрелы и взрывы. Он и раньше не хотел говорить ей о этом, а теперь – и подавно! Всю правду он сообщил лишь своей девушке, потому что носить её только в себе оказалось непросто – парень нервничал из-за отца, понимая, что тот находится в районе боевых действий.
Из глаз Светланы Леонидовны потекли непрошеные слёзы.
– Мам, ну ты что? Отец всегда ездил в командировки, и всё было нормально! – расстроился Никита, не зная, как вести себя дальше в такой ситуации. Он растерянно обернулся, взглянув на свою невесту и как бы ища поддержки, но девушка опустила голову, и Никите показалось, что и она сама готова расплакаться.
– Успокойся, Светочка, – обняла дочку за плечи Вера Матвеевна. – Бог даст, всё образуется! Вернётся твой Павел.
– Как ты думаешь, почему он уехал в Ливию, мама? Его… терзают воспоминания? – с надеждой в голосе повернула к ней заплаканное лицо Светлана.
– Я уверена, что он всё ещё любит тебя, милая, и что у вас всё наладится! – Мудрая Вера Матвеевна сказала именно те слова, которые так хотела услыхать от неё дочь…
* * *
– Ты как, живой? Не ранен? – тряс Дорошина за плечо весь перепачканный в дорожной пыли Борислав. Лицо серба, покрытое чёрной копотью, выражало крайнюю озабоченность. – Рвануло-то совсем рядом…
– Да вроде нет, – занял прямо на земле сидячее положение Павел. Голова его гудела, но тело, руки, ноги были в порядке. Во всяком случае, на первый взгляд.
В следующий момент они оба, как по команде, повернули головы к казарме. Изогнутый и вырванный с корнем шлагбаум валялся далеко в стороне, а будка часового и он сам исчезли бесследно. На том месте, где ещё минуту назад был КПП, дымилась глубокая воронка. Кругом валялись куски обугленной древесины, составлявших ранее рощицу эвкалиптов.
Из-за полуразрушенной изгороди валил чёрный дым. Через мгновение, будто опомнившись, противно завыла, как всегда, запоздавшая со своим предупреждением сирена, и всё вокруг пришло в движение.
Вскочив и отряхиваясь на ходу, мужчины подобрали своё оружие и заторопились в казармы.