Алла Панова - Миг власти московского князя стр 50.

- Так говори, коли знаешь, - сказал воевода, ко­торый едва сдерживался, чтобы не прикрикнуть, не поторопить этого медлительного великана, но пока­зывать свое нетерпение не хотел, понимая, что это мог­ло бы вызвать у того лишние вопросы.

- А что говорить, ежели он тут, - кивнул в сторо­ну кузницы Кукша.

- Ну, так кликни его, - приказал гость.

- Погоди чуток, Егор Тимофеич! Выйдет он! Мо­лотком десяток разов ударит - и свободен, как ве­тер, - невозмутимо ответил кузнец.

Воевода уже собрался осадить наглеца, который осмелился перечить ему, но в этот самый момент уви­дел идущего по тропке князя и услышал его веселый голос.

- Здорово, Кукша! - сказал он громко, чтобы, не­смотря на звон, несущийся из кузницы, его услышали.

Кузнец обернулся и, увидев Михаила Ярославича расплылся в широкой улыбке и почтительно склонился перед ним.

"Хоть к князю выказал уважение, а то бы он у меня плети‑то враз отведал, - отметил про себя воевода и тут же, вспомнив о непочтительном ответе кузнеца ему самому, со злостью подумал: - Ишь, гордец какой выискался! Проучить его не мешало бы, чтоб место свое знал и на всю жизнь запомнил!"

Тем временем перезвон молотков прекратился, и на пороге, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, появился молодой чумазый подмастерье, за ним на свет Божий, щурясь от яркого солнца, выбрался вто­рой. В отличие от первого, ростом он не вышел и на бо­гатыря совсем не походил, лишь усы и борода с проседью говорили о его солидном возрасте. Увидев гостей, подмастерья согнули в глубоком поклоне свои полуголые разгоряченные тела. А Кукша многозначительно взглянул на воеводу: зря, мол, горячился - закончили работу и сами вышли.

- Это, князь, - помощники мои, - представил кузнец работников, - то - сын мой, Степан, - указал: он на краснолицего молодца, - а вот это - Самоха. Ему кузнечное дело по нраву пришлось, вот и осваивает.

- Что ж, похвальное усердие, - проговорил князь, придирчиво рассматривая чумазые лица и мус­кулистые тела, от которых на морозе валил пар, - и как успехи?

- Да научились уже кое–чему, - ответил за Кук­шу Самоха и спросил не лукавя: - Однако ты, Михаил Ярославич, по всему видать, приехал, чтобы не о наших успехах узнать, а по мою душу? Так ведь? Угадал я?

- Угадал, - кивнул князь, - а ежели ты о цели нашей догадался, так умывайся да в путь собирайся!

- Я за раз, - с готовностью ответил Самоха и, поймав на себе взгляд все понявшего кузнеца, стал по­спешно стягивать темный кожаный передник, испещ­ренный черными пятнышками - следами, оставлен­ными горячими искрами.

Быстро простившись с кузнецом и его сыном, гости, прихватив Самоху, направились к лошадям, дожидавшимся на улице. Кукша смотрел им в след и видел, как они" пару саженей не дойдя до его дома, останови­лись и воевода что‑то принялся объяснять Самохе, ко­торый то и дело понимающе кивал. После короткого разговора они продолжили свой путь, а Кукша, поте­ряв интерес к происходящему, махнул рукой Степану и поспешил вернуться в кузницу, где его ждала работа.

Распрощавшись с воеводой, направившимся вместе с Самохой в детинец, где им предстояло заняться до­просом главаря ватаги, Михаил Ярославич повернул коня к той дороге, по которой вчера шел княжеский отряд.

Немного поплутав по кривым проулкам, он и остав­шиеся при нем гриди выбрались на ту самую улицу, как раз в том месте, где отряд был встречен Мефодием и его людьми. Сегодня все здесь выглядело совсем ина­че. О вчерашней метели напоминали лишь прижавши­еся к заборам сугробы, припорошенные чистым, свер­кающим на ярком солнце снегом.

Гриди, которым уже надоело бессмысленное, как им казалось, кружение по узким проулкам, зажатым между заборами и плетнями и больше напоминавшим тропы в дремучем лесу, ожидали, что теперь князь по­вернет коня к своим палатам, но тот, не задумываясь, направился в противоположную сторону. Попадавши­еся навстречу люди радостно приветствовали князя, он в ответ улыбался, не забывая зорко смотреть по сто­ронам.

Не успели гриди свыкнуться с мыслью, что теперь им не скоро удастся оказаться в тепле, как князь вдруг направил коня к ничем не примечательной калитке. Из нее навстречу князю - будто поджидала его - вы­шла девушка, сделала шаг, словно и в самом деле со­бралась идти куда‑то и, увидев всадников, замерла на месте.

- Красавица, здесь ли ты живешь? - каким‑то незнакомым хриплым голосом спросил князь у нее первое, что пришло ему в голову, совсем забыв от неожиданности все приготовленные для этого случая слова.

- Да, князь, - вспыхнув от пристального муж­ского взгляда, ответила девушка и, смутившись, опустила веки, густые ресницы скрыли темные глаза.

- А не дашь ли ты мне воды испить, красавица? - проговорил князь, вглядываясь в лицо, которое он ви­дел лишь мельком, а теперь наконец имел возмож­ность рассмотреть поближе.

- Почему же не дать? Погоди, князь, я быстро, - проговорила она, не поднимая век, и в мановение ока скрылась за калиткой.

На лице князя появилась довольная улыбка: де­вушка в самом деле оказалась такой, как он представ­лял ее в своих снах, какой она грезилась ему наяву. Блаженная улыбка еще освещала его лицо, когда ка­литка отворилась и девушка, приподнявшись на нос­ках, протянула ему почти до краев наполненный водой деревянный ковшик с ручкой в виде изогнутой шеи уточки. Михаил Ярославич склонился к девушке, взял ковшик, как бы невзначай дотронувшись до прохлад­ных девичьих пальцев. Она не отпрянула, не отняла стремительно своей руки - пролила бы воду, - и князь, принимая ковш, на мгновенье легонько сжал ее пальцы. Не глядя на нее, он сделал несколько глот­ков, а потом, держа ковшик в руке, спросил, улыбаясь:

- Уважила страждущего! Спасибо тебе! Но кого я благодарить должен? Как же зовут тебя девица–краса­вица?

- Марьей, Марией меня зовут, - ответила она, посмотрела на князя и не отвела взгляда.

- Спасибо тебе, душа–девица. Эх и сладкая у тебя водица, будто мед пил, - сказал он, глядя в ее распах­нутые счастливые глаза, - теперь буду знать, где в случае чего жажду утолить можно, воды испить. Не прогонишь ли в другой раз? А, красавица?

- Разве ж можно воды путнику не подать? - во­просом на вопрос ответила она и опустила глаза.

Конь под седоком переступал с ноги на ногу, посте­пенно почти вплотную приблизился к калитке. Князь протянул девушке ковшик и, опять дотронувшись до тонкой руки, снова слегка сжал ее. Мария как ни в чем не бывало взяла ковшик, на мгновение взглянула пря­мо в глаза князю, слегка поклонилась и быстро скры­лась за калиткой.

Михаил Ярославич, спрятав улыбку, повернулся к гридям, которые вроде бы безучастно наблюдали за происходящим, и, чтобы они не догадались о том, что именно эта калитка, у которой он якобы случайно ос­тановился, и была сегодня его целью, он неспешно про­следовал до конца улицы. Добравшись до последних строений, за которыми начиналось чистое сверкающее пространство, разделенное знакомой уже дорогой, упиравшейся в недалекий лес, он повернул коня в об­ратный путь.

Солнышко ярко светило, снег поскрипывал под ко­пытами коней.

В небольшом строении, притулившемся к высокой городской ограде, все было готово к непростому разго­вору с захваченными в лесу разбойниками.

Воевода почти сразу обратил внимание на то, что, едва его люди добрались до избы у поруба и он предста­вил приехавшего вместе с ними человека дружинни­кам, охранявшим пленных, те сразу же стали выпол­нять то ли просьбы, то ли приказы Самохи. Еще по до­роге воевода договорился с ним, что, прежде чем заняться Кузькой, он поприсутствует на допросах не­скольких ватажников. Однако как‑то само собой полу­чилось, что Самоха из наблюдателя сразу же превра­тился в самого главного в этом действе, незаметно под­чинив себе всех окружающих. Не успел воевода распорядиться, чтобы пожарче истопили печь, как об этом уже говорил гость, а дружинники согласно кива­ли и, опередив вопрос Егора Тимофеевича, сообщили, что в трапезной уже ждет накрытый стол. На удивле­ние быстро разделавшись с едой, они снова отправи­лись к порубу, где их встретил озабоченный поручени­ем князя Демид.

В избе, светлые стены которой еще не посерели от времени, было жарко и светло. Яркий солнечный свет освещал чистое помещение. Воевода, перешагнув по­рог, перекрестился, глянув на икону в углу, и напра­вился к лавке, примостившейся у стены. Хоть он и уселся на место поближе к печи, но тепла не чувство­вал. Тело его словно было охвачено каким‑то внутрен­ним холодом - воевода даже недоверчиво дотронулся до шершавых горячих кирпичей. Почти напротив, в торце стола, расположился на стуле с высокой спин­кой Демид, а в центре за столом по–хозяйски устроил­ся Самоха. Осмотревшись по сторонам, он провел ла­донью по широким, гладко выструганным доскам сто­ла, при этом по лицу его проскользнула довольная улыбка.

- Что ж, пора и к делу приступать, - проговорил Самоха спокойно и, не став дожидаться от воеводы и Демида каких‑либо откликов на эти слова, обратил­ся к стражнику, стоявшему у дверей в ожидании при­казаний: - А теперь, мил дружок, приведи‑ка нам че­ловечка, на которого я давеча указал.

Демид, услышав эти слова и поняв, что сейчас предстоит заниматься противной его душе работой, шумно вздохнул, набирая в легкие побольше воздуха, словно перед погружением в пучину. Воевода, вдруг ощутив, как по его телу разлился жар, вытер испарину со лба, расстегнул ворот рубахи и уселся поудобнее, об­локотившись на стол, навалившись на него всей своей тяжестью.