Глядя на страдающего от холода торговца, отважившегося на трудное дальнее путешествие лишь ради того, чтобы порадовать жен и девиц чудными самоцветными камнями и дивными украсами, князь вспомнил сказки матери о дальних заморских странах, в которых никогда не бывает зимы. Он даже подумал о том, что как‑нибудь обязательно пригласит торговца в свои палаты, чтобы еще раз услышать все эти удивительные истории о лесах, где растут диковинные цветы, и под высокими деревьями с огромными листьями ходят чудовища с огромными белыми клыками. Поглядев на разложенные на прилавке переливчатые платки из тончайшей камки, бусы и колечки, князь с горечью вздохнул, вспомнив о так и ненайденной незнакомке, и, вспрыгнув в седло, отправился дальше.
Посад князь изъездил вдоль и поперек, уже знал всякий самый малый закоулок. Однако особенно часто направлял он коня к берегу реки, объезжал холм, на котором высились стены детинца. Отсюда, от реки, они выглядели неприступной преградой.
"Эх, кабы на самом деле‑то так! - думал он, задрав голову и глядя на заостренные края стены. - Хоть и высоки прежние заборолы были, но сжег их враг и город взял. Вот если бы из камня преграду сложить - вот это дело! Уж она бы точно не по зубам врагу пришлась!"
- Эх, людей бы мне побольше! - неожиданно произнес вслух князь мечтательно.
- О чем это ты? - спросил Никита.
- Да вот думаю, как хорошо было бы стену каменную сложить, - пояснил Михаил Ярославич, поняв, что его сокровенные мысли невольно вырвались наружу.
- Да–а, - протянул сотник, - сильна защита была бы! Да вот только сколько людей для этого надобно, да к тому же на такую затею не один год может уйти, - махнув безнадежно рукой, добавил он.
- Думаешь, я того не понимаю? - откликнулся Михаил Ярославич. - Сил здесь столько потребно, сколько во всем моем княжестве не сыщется, да и у самого великого князя наверняка теперь на такое дело силенок не хватило бы.
- Это уж точно, - с готовностью подтвердил Никита и, не удержавшись, спросил: - От кого обороняться‑то будем, княже?
- А что, разве не от кого? - с горячностью быстро ответил собеседник, почувствовав в вопросе какую–то насмешку. - Думаешь, если татары восвояси ушли, то уж больше не придут? А может быть, еще и дары нам пришлют из Орды? Пришлют! Уж точно, пришлют! Только не злато–серебро, а стрелы быстрые да мечи острые. Сожрет племя бесчисленное все запасы, да награбленного и дани мало кому покажется, и двинутся снова тумены на нашу землю. А у нас что? Ворота нараспашку! - Князь на мгновение широко раскрыл объятья, а потом сжал кулаки и ударил ими друг о друга. Помолчав немного, он с горечью добавил: - Не верю я в замирение! Не верю.
- Я тоже не верю, - серьезно проговорил Никита.
- А кроме татар, разве нет у нас врагов? - словно не слыша сказанного, продолжил князь. - Только слабость нашу почуяли, сразу со всех сторон полезли. Литва разве про набеги забыла? Вон рыцарей брат уж как бил, а ведь и они никак не угомонятся. Им волю дай, они и к Владимиру придут. А ты спрашиваешь, от кого оборону держать!
- Прав, прав ты во всем, Михаил Ярославич! - поспешил вставить слово сотник и, пытаясь замять свою невольную вину, стал оправдываться: - Я ведь шутки ради про оборону‑то спросил, а ты… Разве ж я не понимаю, что без крепких стен городу не выстоять, а уж что врагов у нас без счета, так это, кажется, знает любой малец, лишь от подола материнского оторвется.
- Так‑то лучше, но впредь по серьезному делу не скоморошничай, - примирительно кивнул князь и, стряхнув ладонью снег с черной конской гривы, сказал спокойно: - Все на сегодня, держим путь к палатам.
Дома князя ждало известие. Не успел он переступить порог, как Макар сообщил, что в горнице его дожидаются воевода с посадником, с которым пришел и какой‑то вятший.
- Что тут у вас стряслось? - спросил как можно бодрее князь, понимая, что по пустякам в неурочное время его беспокоить никто не стал бы. - Говорите, слушаю, - сказал он и, скинув корзно на руки следовавшему за ним Макару, растирая ладонями раскрасневшееся на морозе лицо, пошел к столу.
- Пусть Василь Алексич говорит, - перехватив взгляд князя, обращенный к нему, произнес покашливая воевода, который вместе со всеми спешно поднялся с лавки, едва услышав за дверью голос Михаила Ярославича.
- Ну, так что тут стряслось? Не по пустякам же вы здесь совет собрали? - теряя терпение, спросил князь, уставившись на посадника, который от неожиданно холодного приема немного оробел.
- Может, для кого и пустяк, а для нас - дело серьезное, - проговорил Василий Алексич, стараясь ничем не выдать обиды, вызванной словами князя, которые показались ему несправедливыми. - На людей наших, что хлеб в Москву везли, ватага бродней напала. Из всего обоза только одни сани и ушли. И что еще важно: ироды, почитай, у самого Кучкова поля напали‑то. Страх совсем потеряли, уж не по лесам озоруют, а того и гляди, в посаде объявятся!
- Да, это дело важное, - проговорил, успокаиваясь, князь. Он еще плохо представлял себе, где находится это самое Кучково поле, о котором вел речь посадник, однако сообразил, что оно где‑то совсем недалеко, и, не желая выдать своего незнания, спросил заинтересованно: - А где же теперь бродни? Может, впрямь уже по посаду гуляют?
Воевода и посадник переглянулись. Со времени прибытия в Москву князь еще ни разу не говорил так со своими приближенными. Оба они почувствовали в вопросе не только насмешку, но и какую‑то скрытую угрозу и теперь, потупив головы, молчали.
Прервал напряженную тишину Мефодий Демидыч, который стоял у стены, закрытый от сурового княжеского взгляда широкой спиной воеводы, и оказался невольным свидетелем неприятного разговора. Он проклинал себя за то, что поддался на уговоры Василия Алексича и пришел к князю, которому предстояло выслушать такое неприятное известие. Однако и отказаться от приглашения посадника он не мог - ведь сам прибежал к нему, как только узнал о случившемся, потом они вместе обсуждали, что делать. Теперь, услышав вопрос князя и думая, что знает ответ на него, Мефодий решился обратиться к Михаилу Ярославичу.
- Дозволь, князь, слово молвить, - сказал он каким‑то чужим, сиплым голосом.
- Это кто там? - спросил князь, вглядываясь в человека, стоящего в тени.
- Я это, Михаил Ярославич, Мефодий, Демидов сын. Прости, коли что не так. Виноват, - проговорил купец, и поскольку князь его не прервал, он кашлянул в кулак, пытаясь избавиться от сухости в горле, и поспешил продолжить свою сбивчивую речь: - Ушли тати, но недалече, еще можно их нагнать.
Князь, воевода и посадник с некоторым удивлением смотрели на раскрасневшегося толстяка, который, оторвавшись от темной стены, подошел ближе к столу и теперь, глядя то на Михаила Ярославича, то на Василия Алексича, а то уставившись в пол, говорил, нервно перебирая концы кожаного пояса.
- Чего им бежать‑то, они погони не ждут, да и вряд ли они с такой обузой куда двинутся, у них теперь запасов, почитай, да весны хватит. Небось пируют где‑нибудь неподалеку. Если не мешкать, то всех полонить можно.
- Ишь ты, разумный какой выискался, - перебил разговорившегося купца воевода. Ему было досадно, что не он первый догадался о такой простой причине, по которой грабители не смогут уйти далеко, а потому решил вставить и свое слово: - Это все мы и без тебя знаем, князь ведь не о том спрашивал, он знать хотел, где теперь бродни!
- Ты и впрямь, Мефодий,. поспешил, - поддержал воеводу посадник, решив, что не следует выставлять себя перед лицом князя несмышленышем, но не сумел остановиться на этом замечании и с неожиданной едкостью в голосе добавил: - Знамо дело, о своем добре печешься!
Купец, никак не ожидавший таких нападок, стоял молча, а услышав последние слова посадника, даже рассердился не на шутку, покраснел и, пригнув голову, будто готовясь к схватке, произнес все тем же хриплым голосом:
- Там, Василий Алексич, не только мое добро, как ты хорошо знаешь! Из‑за своего я бы шум не стал поднимать, где наше не пропадало, да и урон мой совсем невелик. Меня люди прислали! И о том тебе тоже ведомо, - говорил купец, глядя на посадника исподлобья, - ведомо тебе и то, что всполошились мы не попусту, хоть и жалко нам добра, а о городе да о посаде печемся. Едоков‑то нынче поприбавилось!
Князь, до этого молча наблюдавший за вспыхнувшей перебранкой, решил, что пора, пока все не перессорились, положить ей конец.
- Не горячись, Мефодий Демидыч, - кладя руку на плечо купца, сказал он примирительно, - верю, если б душа у вас о деле общем не болела, не стали бы вы князя тревожить. Так ведь, Василий Алексич? - обратился он к посаднику.
- Так, так, Михаил Ярославич! - поспешно закивал посадник, понимая, что зря обидел купца.
- А раз так, то давайте‑ка вместе думу думать, как будем ватагу догонять, - сказал князь. Усевшись за стол и дождавшись, пока рассядутся гости, он проговорил твердо: - И перво–наперво уразуметь вам надобно, что дело тут не в обозе, не в хлебе, а в том, что должны все в княжестве моем знать, что есть теперь у них защита, есть князь, который в обиду никого не даст.
В ответ на эти слова собравшиеся дружно закивали.
Разговор был совсем не таким долгим, как ожидали пришедшие на совет к князю. Михаил Ярославич, быстро разобравшись, что к чему, велел вызвать к себе Василька, сотня которого спозаранку должна была быть готова к выступлению. Несмотря на нескрываемое желание воеводы отправиться на поимку татей, князь оставил его в городе, поручив следить за порядком. Посаднику же надлежало еще до утренней зари прибыть к княжеским палатам.