Он вспоминал последние месяцы, вновь и вновь возвращался к событиям, круто повернувшим его судьбу. Да только ли одного его!
Опять всплыли перед князем Михаилом страшные картины разыгравшейся у реки Сити трагедии, очевидцем и участником которой он стал, будучи еще безусым юнцом.
Тогда, без малого десять лет назад, под ударами несметных полчищ Бату–хана сложили свои головы защитники земли Русской, которых для битвы с безбожными собрал под свои знамена великий князь Юрий Всеволодович. После его гибели сел на владимирский престол отец Михаила. Доля князю досталась трудная, и не будь у Ярослава Всеволодовича той железной хватки, которой он, как говорят, отличался смолоду, той жажды деятельности, без которой нельзя представить настоящего правителя, не удалось бы отцу за короткий срок, отпущенный Богом, поднять из пепла и руин землю, оказавшуюся по воле судьбы под его властью. И вот теперь отца не стало, и во Владимире, в палатах, отстроенных им, восседает младший птенец из Всеволодова гнезда - Святослав. Он наверняка и не надеялся стать великим князем, не думал, не гадал, что когда‑нибудь дойдет до него, до последыша, очередь.
Повернувшись на бок, князь Михаил невидящим взглядом уставился на догоравшие угли. Они бросали слабые отблески на его красивое лицо, на котором застыло выражение брезгливости.
Весть о смерти отца, год назад отправившегося в Орду вместе с братьями и племянниками, быстро долетела до стольного града. Гораздо быстрее, чем князь добирался до владений Батыя.
"Хотя о чем это я, - горько усмехнулся Михаил Ярославич про себя, - теперь почитай вся Русская земля - Батыевы владения. Князья едут в Орду на поклон, испрашивают разрешения править в своих исконных землях. Унижение‑то какое! Какой позор принимают из‑за ханского ярлыка".
Князь попытался в который раз представить своего отца, гордого и заносчивого, просящего униженно милостей у нехристя–победителя, и не смог. Конечно, отец за последние годы сильно изменился. Не то чтобы постарел или телом ослаб, но нравом стал мягче. Возвращаясь во Владимир, Ярослав Всеволодович не устраивал теперь шумных пиров с дружиной, лишь позволил себе отпраздновать победу над литовцами.
Михаил, оказавшийся рядом с ним в это тяжкое время и в какой‑то мере ставший отцу помощником, заметил в нем эти изменения, но когда при встрече с братом Андреем в разговоре упомянул о своих наблюдениях, тот едва ли не на смех его поднял. Только мать, с которой у князя Михаила до конца ее дней были теплые, доверительные отношения, поняла сына. Несмотря на то что теперь Феодосия не часто видела своего супруга, однако она успела заметить произошедшие в нем. перемены, любящим сердцем почувствовала их.
- Я все вижу, сынок, - тяжело вздохнув, сказала княгиня, когда Михаил поделился с ней своими мыслями, - сам знаешь, какой груз свалился на отцовские плечи. Не радостна власть сейчас. И прежде, если все делать по уму да с радением, не просто править было князьям, а теперь и вовсе гнетом великим власть над людьми оборачивается.
Этот разговор, состоявшийся за два года до смерти матери, Михаил помнил, не забыл и тот взгляд повлажневших материнских глаз, который он увидел, обернувшись у дверей княгининой горницы. Подумал тогда, что стоящие в глазах матери слезы вызваны болью за отца, и не догадывался молодой княжич, что сам невольно стал причиной их появления.
Как только за Михаилом закрылась дверь, великая княгиня, вытерев слезы кончиком шелкового убруса, сколотого под подбородком, оперлась на подлокотники кресла, встала тяжело, и направилась в маленькую божницу рядом с опочивальней. Там она, упав перед образами, долго и истово клала поклоны, молясь за здравие супруга и детей своих, вспомнила всех, в том числе и первенца, Федора, который отошел в мир иной безусым отроком. Однако на этот раз особо благодарила Бога за то, что не забрал у нее Михаила, который в младенчестве едва не умер, а потом часто и подолгу болел. Благодарила она, что за ее молитвы Господь дал сыну здоровье и душу добрую и чувствительную.
При воспоминании о матери по всему телу Михаила будто прошла теплая волна, он опустил веки, но неожиданно, почувствовав, как под ними собирается влага, быстро заморгал. Князь вздохнул тяжело, подумав о тех бедах, которые вынесла она за свою жизнь.
Однажды, когда он был еще малым ребенком, мать рассказала ему грустную сказку о том, как злой отец разлучил свою дочь с ее любимым мужем, как долгие три зимы и три лета запертая в своем тереме, будто птица в клетке, плакала та о своей горькой судьбе. Но еще пуще убивалась, узнав, что суженый едва не погиб от руки ее родителя. И хотя у сказки, как и всех сказок, был счастливый конец, рассказывая ее, мать часто вздыхала и иногда отворачивалась к окошку.
В сказке говорилось, что причиной вражды стало предательство злых бояр, которые, ища свою выгоду, так все повернули, что не только настроили тестя против зятя, но и свели их в страшной битве. Когда же речь пошла о том, как раненному в сече молодому витязю люди помогали скрыться от гнева жестокосердного тестя, маленький княжич, сидевший на коленях матери, прижался к ее теплому телу, а она, обняв его покрепче, то и дело целовала светлую детскую макушку. Лишь позднее Михаил Ярославич узнал, что рассказанное матерью было не сказкой, а былью о ее житье–бытье, о взаимоотношениях его отца, тогда князя переяславского, и деда, славного Мстислава Удатного.
Вспомнилось сейчас князю Михаилу, что Мстиславу Мстиславичу первому из рода довелось сражаться с погаными нехристями, хотя он и одержал сначала над ними победу, но потом вынужден был бежать бесславно. Наверное, к счастью для себя, не дожил дед до тех дней, когда поганые, уничтожив цветущие города и веси, костями православных людей засеяв земли с восхода до заката, повели себя как хозяева русских княжеств.