- Парижская промышленность шагнула еще дальше за грань возможного, - вставил Газональ, - ведь есть еще и рабочие... Вы выставляете изделия нашей промышленности, но вам известно далеко не все, что она порождает... Наша промышленность, борясь с промышленностью других европейских стран, приносит в жертву рабочих, подобно тому как Наполеон, борясь с Европой, приносил в жертву свои полки.
- Вот мы и пришли к моему другу Вовине, ростовщику, - объявил Бисиу. - Одна из самых грубых ошибок, совершаемых людьми, которые рисуют наши нравы, заключается в том, что они рабски копируют старые портреты. В наше время во всех профессиях наблюдаются разительные перемены. Бакалейщики становятся пэрами Франции, художники сколачивают состояния, авторы водевилей живут на ренту. Если отдельные немногие личности и остаются тем, чем они были когда-то, - то в общем любая профессия утратила отличавший ее особый облик и прежние нравы. Если раньше у нас были Гобсек, Жигонне, Шабуассо, Саманон, эти последние римляне, то теперь мы имеем удовольствие вести дело с Вовине, покладистым на вид заимодавцем-щеголем, который вхож за кулисы, бывает у лореток, разъезжает в изящной одноконной коляске... Понаблюдайте за ним внимательно, дружище Газональ, - вы увидите комедию денег: то человека холодного, не желающего давать зря ни гроша, то человека пылкого - когда он почует наживу. И главное, послушайте его!
Все трое поднялись на третий этаж очень красивого дома, выходившего на Итальянский бульвар, и вошли в квартиру, роскошно обставленную в модном тогда вкусе. Молодой человек лет двадцати восьми приветствовал их с видом почти что радостным, так как первым вошел Леон де Лора. Затем Вовине - это был он - весьма дружески пожал руку Бисиу, холодно поклонился Газоналю и пригласил всех в свой кабинет, где вкус буржуа сказывался во всем, несмотря на художественное убранство, модные статуэтки и все те безделушки, которые современное искусство, измельчавшее так же, как и его потребитель, создало для наших тесных квартир. Как все молодые дельцы, Вовине был одет с тем изысканным щегольством, которое для многих из них служит своего рода рекламой.
- Я пришел к тебе за деньжатами, - смеясь, объявил Бисиу, протягивая Вовине векселя.
Вовине сделал серьезную мину, рассмешившую Газоналя, - настолько лицо ростовщика, мигом насторожившегося, было непохоже на прежнюю приветливую физиономию.
- Милый мой, - сказал Вовине, глядя на Бисиу, - я с величайшим удовольствием выручил бы тебя, но у меня сейчас нет денег.
- Ах, так!
- Да, я все отдал, ты знаешь кому... Бедняга Лусто задумал стать во главе театра, совместно с Ридалем - старым водевилистом, которому очень покровительствует министерство... Вчера им понадобилось тридцать тысяч франков... Я сижу буквально без гроша, право, без гроша, даже собираюсь сейчас послать за деньгами к Серизе, чтобы заплатить сто луидоров, которые сегодня утром проиграл в ландскнехт у Женни Кадин...
- Видно, вам очень туго приходится, раз вы не хотите выручить беднягу Бисиу, - вставил Леон де Лора, - ведь у него очень злой язык, когда он на мели.
- Нет, - возразил Бисиу, - я ничего не могу сказать о Вовине, кроме доброго; у него столько добра...
- Дорогой мой, - прервал его Вовине, - будь я при деньгах, я все равно не мог бы даже из пятидесяти процентов учесть векселя, подписанные твоим привратником... Равенуйе не в ходу. Это не Ротшильд. Предупреждаю тебя, - эта фирма слишком легковесна, ты должен подыскать себе другую. Найди себе какого-нибудь дядюшку. Друзья, подписывающие векселя, теперь уже не котируются; трезвый дух нашего времени распространяется с ужасающей быстротой.
- Я... - заявил Бисиу, указывая на южанина, - я могу представить подпись вот этого господина, одного из крупнейших фабрикантов сукна на юге Франции... Его фамилия Газональ. Он не очень хорошо причесан, - продолжал карикатурист, мельком взглянув на пышную всклокоченную шевелюру провинциала, - но я сведу его к Мариусу, который избавит его от этого сходства с пуделем, столь же неблагоприятного для его достоинства, как и для нашего.
- Не в обиду будь сказано господину Газоналю, я не верю в южные ценности, - сказал Вовине. Газональ остался так доволен этим ответом, что нисколько не рассердился на Вовине за дерзость.
Газональ, мнивший себя весьма проницательным, предположил, что Леон де Лора и Бисиу, решив показать ему Париж без прикрас, хотят заставить его поплатиться тысячей франков на угощение в "Кафе де Пари". Уроженец Русильона еще не утратил неимоверной подозрительности, которую провинциалы считают своим надежнейшим оплотом в Париже.
- Подумай сам, разве я могу завязать деловые сношения в Пиренеях, в двухстах пятидесяти лье от Парижа? - прибавил Вовине.
- Это твое последнее слово? - спросил Бисиу.
- У меня ровным счетом двадцать франков, - ответил молодой ростовщик.
- Глубоко огорчен за тебя, - не унимался шутник и сухо прибавил: - Я полагал, что как-никак стою тысячу франков.
- Ты стоишь сто тысяч франков, - возразил Вовине, - иногда тебе даже цены нет, но... у меня полное безденежье.
- Ну что ж, - сказал Бисиу, - довольно об этом... Сегодня вечером у Карабины я хотел устроить тебе самое выгодное дельце, о каком ты только мог мечтать. Ты сам знаешь, какое...
Вовине взглянул на Бисиу, сощурив один глаз, как делают барышники, будто говоря: "Свой своего не проведет".
- Неужели ты не помнишь, - продолжал Бисиу, - как, обняв меня за талию, словно хорошенькую женщину, лаская меня взглядом и речами, ты говорил мне: "Я все сделаю для тебя, если ты сможешь достать мне по нарицательной стоимости акции железной дороги, подряд на постройку которой берут дю Тийе и Нусинген". Так вот, мой милый, Максим и Нусинген часто посещают Карабину; сегодня вечером у нее большой прием, будет много видных политических деятелей. Ты упускаешь редкостный случай, старина! Хорошо же, прощай, обманщик!
Бисиу встал, Вовине по виду был спокоен, но в душе он досадовал, как человек, понявший, что сделал глупость.
- Постой, мой милый, - сказал ростовщик, - у меня нет денег, зато есть кредит... Хотя твои векселя ничего не стоят, я могу оставить их у себя и дать тебе взамен биржевые ценности... Наконец, мы могли бы столковаться насчет этих железнодорожных акций. Мы делились бы, в известном соотношении, прибылями от этой операции, и я в счет этих барышей скостил бы тебе...
- Нет, нет, - перебил его Бисиу, - мне нужны наличные деньги, я должен реализовать Равенуйе...
- Ну что ж, Равенуйе, пожалуй, сойдет, - согласился Вовине. - У него есть вклад в сберегательной кассе, он надежен...
- Он надежней тебя, - заметил Леон. - Он не содержит лоретку, квартира ему ничего не стоит, он не пускается в спекуляции, рискуя всего лишиться из-за повышения или понижения биржевых курсов...
- Великий человек, вы изволите смеяться, - возразил Вовине, снова взяв добродушный и веселый тон, - а ведь, в сущности, вы переложили на свой лад басню Лафонтена "Дуб и тростник". Послушай, "Гюбетта, испытанный сообщник", - продолжал ростовщик, обняв Бисиу, - тебе нужны деньги, так и быть, я займу у Серизе вместо двух тысяч - три... И "будем друзьями, Цинна!.." Дай-ка мне обе твои дрянные бумажонки. Если я сначала отказал тебе, то потому только, что человеку, который может кое-как перебиваться, лишь учитывая свои векселя во Французском банке, очень трудно хранить твоего Равенуйе в недрах своего письменного стола... Ох, как трудно...
- Сколько процентов ты возьмешь за учет? - спросил Бисиу.
- Сущий пустяк; за три месяца это тебе будет стоить каких-нибудь пятьдесят франков.
- Как говаривал некогда Эмиль Блонде, ты будешь моим благодетелем, - заметил Бисиу.
- Значит - двадцать процентов с удержанием при учете, - шепнул Газональ, наклонясь к Бисиу, который вместо ответа пребольно толкнул его локтем в грудь.
- Смотри-ка, мой милый, - воскликнул Вовине, открыв ящик своего стола, - тут, оказывается, билет в пятьсот франков, прилипший к бандероли! Мне и не снилось, что я так богат; я искал для тебя вексель на четыреста пятьдесят франков, срок которому в конце будущего месяца. Серизе учтет тебе его из небольшого процента, вот у тебя и составится нужная сумма. Но только без фокусов, Бисиу. Итак, сегодня вечером я иду к Карабине... Поклянись мне...
- Разве мы не перезаключили наш союз? - сказал Бисиу, взяв билет в пятьсот франков и вексель на четыреста пятьдесят. - Даю тебе честное слово, что сегодня вечером ты встретишься с дю Тийе и другими тузами, которые решили соорудить железную дорогу... стараниями Карабины.
Вовине проводил трех друзей до самой двери, продолжая любезничать с Бисиу. Пока они спускались по лестнице, Бисиу с серьезным видом слушал Газоналя, старавшегося просветить карикатуриста насчет заключенной им сделки и доказать ему, что, если Серизе, приятель Вовине, возьмет с него за учет двадцать франков с четырехсот пятидесяти, это составит сорок процентов годовых... Но как только они вышли на улицу, Бисиу привел Газоналя в ужас, рассмеявшись смехом видавшего виды парижанина, беззвучным и холодным, словно дуновение северного ветра.
- Нам точно известно, - сказал он, - что в палате вопрос о сдаче подряда будет отложен; это мы узнали вчера от той фигурантки, с которой обменялись улыбкой... А если я сегодня вечером выиграю пять-шесть тысяч франков в ландскнехт, то какое значение имеет убыток в семьдесят франков, раз благодаря этой сделке мне есть что ставить!