Они заглянули к Вендту в гостиницу, после чего привычно направились новой дорогой в гору. Дорога была проложена уже к самому охотничьему домику и убита щебенкой, рабочие занимались тем, что кое-где ее подравнивали, безо всякого надзора и руководства.
Всей рабочей силы было четверо человек, остальные получили расчет и подались обратно на юг. Беньямин с соседским пареньком тоже получили расчет. Но работы не хватало даже на четверых, они поджидали со дня на день своего десятника, а он все не появлялся. Нет, он лежал в постели, и доктор не велел ему вставать еще целую неделю. Когда же он все-таки надумал подняться, Блонда со Стиной взяли и спрятали его одежду. Ну что за наказание иметь крестных сестер!
Он отдавал распоряжения лежа. Каждый вечер рабочие приходили к нему и получали задание на завтрашний день, так оно с грехом пополам и шло. Только теперь они всё уже переделали, осталось только установить в двух местах железную ограду по краю пропасти и залить основание цементом, но, поскольку это была, что называется, точная работа, они не решались приступать к ней без своего десятника.
Теперь они свободно могли бить баклуши, но, как видно, им это было не по нутру, они привыкли вкалывать и лучше всего себя чувствовали, на совесть отработав день. Завидя аптекаря Хольма с его дамой, они принялись ему жаловаться и просить, чтобы он побыстрее поставил их десятника на ноги. Они считали аптекаря своим человеком, потому и обратились к нему за помощью: аптекарь был мировой парень, время от времени он более или менее законно снабжал их выпивкой, а кроме того, они в полном составе побывали на его представлении и до упаду смеялись над заключительным номером. Черт возьми, да за такое развлечение не жалко никаких денег!
- Ну как я поставлю десятника на ноги? - сказал аптекарь. - Вам надо поговорить с доктором.
- Мы уж прямо и не знаем, как быть, - сетовали они. - У нас тут полный простой, всего-то и делов, что установить ограду, а его нет как нет. А главное, мы здесь как на привязи, мы обещались Чубуку сделать бетонный подвал, когда закончим дорогу, а закончить-то мы никак и не можем, а там, глядишь, нагрянет зима, а нагрянет зима, тогда уже будет поздно.
- Вы будете делать адвокату бетонный подвал?
- Подвал и капитальную стену. Он весной будет строиться. И ежели аптекарь поговорит с доктором и подымет нам десятника, он окажет нам истинное благодеяние.
- Ладно, я поговорю с доктором…
Аптекарь Хольм и его спутница поднимаются на самый верх и присаживаются возле домика. Свежевыкрашенный, изящный, это не домик, а игрушка, вдобавок консул придумал вывести поверх каждого окна коричневую дугу, получилось как брови - так принято было украшать виллы.
Хольм:
- Я сижу и думаю о том, что Петтерсен будет строиться.
- Чудная затея, правда?
- Я тоже было подумывал строиться, но, видно, мне это не по карману.
- Что, в аптеке уже так тесно?
- Да, принимая во внимание некоторые обстоятельства.
Старая хозяйка подумала и сказала:
- Не знаю, и на что людям большие дома? Ну зачем Петтерсену строиться? Их же только двое.
- Это хорошо говорить тем, кто живет во дворце.
- Да мы погибаем от такой уймы комнат, и названий-то для них нету, и все время не туда попадаем. Одну мы приспособили для хранения старых жилетов.
- А тут их сколько? - поинтересовался Хольм, устремив взгляд на домик.
- По-моему, три. Даже многовато. А для города было бы вполне достаточно. Если, конечно, не считать аптеки, - неосторожно добавила она.
- Так трех комнат было бы достаточно - если не считать аптеки?
- До конца жизни. При любых обстоятельствах.
Черт возьми, до чего с ней легко! А какая грудь, а рот, притом еще изящное платье, серое с чем-то темно-красным. Ничего красивее он не видел.
- Я люблю вас, - сказал он.
Она спокойно на него поглядела и, зардевшись, тут же опустила глаза, но тем все и ограничилось, она была по-крестьянски застенчива, и это удерживало ее от бурного проявления чувств.
- Правда? - мягко сказала она.
Только и всего.
Он и раньше говорил ей что-то в этом духе, но все больше флиртуя и дурачась, теперь же перетолковать его слова по-другому нельзя было. Он взял ее руку и задержал в своей, а она смотрела то на него, то прямо перед собой. Она не скрывала своей радости и выразила ее жестом, которого ему никогда не забыть: прижала его руку к своей груди и долго не отнимала. Это слаще любых слов…
Так они сидели, и беседовали, и сошлись на том, что вполне могли бы построить маленький домик, - а вообще-то говоря, им это вовсе не требовалось, комнат и кухни над аптекой было достаточно. Они могли по-прежнему получать денежную помощь от его родных в Бергене - но это исключено, они не примут от них больше ни единого эре. Они могли поехать и обвенчаться в Будё - и согласились, что это влетит в копеечку, а потом решили, что придется все-таки это сделать, иначе они перебудоражат весь Сегельфосс.
Они поцеловались, по-юношески страстно.
- Я много тебя старше, - сказала она.
Он накинул себе несколько лет, и они стали ровесники.
- Да еще вдова, - сказала она.
- Ради такого дела и я был бы не прочь оказаться вдовцом, - произнес он многозначительно.
Она была так счастлива, она любила его, прильнув к нему, она отвела рукой его бороду и сама его поцеловала. Конечно же, она умела целоваться, конечно же, у нее был опыт.
- Представь, я до сих пор не знаю, как тебя зовут.
- Лидия.
- А меня Конрад.
Оба засмеялись тому, что знакомство произошло с таким запозданием, забавно, что они спохватились и вспомнили об этом только сейчас, а вообще это совершенно не важно.
Солнце село, стало прохладно, пора было возвращаться.
- Если бы у тебя был ключ, - сказал он, - мы могли бы зайти в дом.
Она:
- Я даже не знаю, есть ли там где присесть!
- А мы проверим!
Они подошли к дому и, приложив козырьком ладонь ко лбу, стали заглядывать внутрь, переходя от окна к окну. Она завернула за угол, чтоб посмотреть в боковое окошко, - и вернулась бледная как полотно.
- Нет, сидеть там не на чем, - сказала она, беря его за руку. - Пойдем!
Что-то она да увидела. Во второй уже раз, и у этого же бокового окошка.
Не успели они отойти на несколько шагов, как тишину разорвал пронзительный вой.
- Господи, что это? - спросил он, останавливаясь.
- Да пойдем же! Не обращай внимания.
- Как так не обращай?..
- Это кто-нибудь с перепою. Увидим рабочих, спросим.
Но рабочие уже ушли, на дороге было пустынно.
Хольм:
- А может, это была сирена? Они ж так завывают, что чертям тошно.
- Да, - подхватила она, - вот именно, это она и была!
- А может, индейцы?
- Ха-ха-ха!
Они спустились с горы и расстались, но, чтобы их не увидели из усадьбы, целоваться не стали. Они не решились даже пожать на прощанье друг другу руки, единственно, Хольм снял шляпу:
- До завтра!
Он еще и наполовину не оправился от изумления после всего того, что произошло, он не мог и помыслить, чтобы пойти прямо домой и сидеть одному в четырех стенах. К берегу только-только причалил идущий на юг почтовый пароход, и Хольму взбрело на ум прошвырнуться до пристани.
Там стояли ящики с прибывшими товарами и ящики, которые подлежали отправке, на каждом - имя Гордона Тидеманна, товарооборот, торговля. Как всегда, поглазеть на пароход собрались собаки, дети и взрослые, как всегда, грохотали якорные цепи и скрипела лебедка. Александера против обыкновения на пристани не было, и копченую лососину вместо него грузил Стеффен.
Кок в белом холщовом фартуке и белом колпаке выплеснул за борт ведро помоев, на которые тут же слетелись чайки, вслед за коком появился кочегар и ссыпал золу. Матросы с пассажирами - одни поднимаюсь на палубу, другие сходили вниз, у трапа стоял боцман и проверял билеты.
На своем автомобиле прикатил консул, въехал прямо на пристань и оказался у всех на виду. Вылез, прекрасно одетый, в начищенных до блеска ботинках, в желтых перчатках. Перекинулся несколькими фразами с капитаном, стоявшим на мостике. Повернувшись к Стеффену, спросил, почему на месте нет Александера, окинул глазами пристань, отдал складскому работнику распоряжения относительно новых товаров, бросил взгляд на часы, уселся в автомобиль и отбыл.
Представительный господин!
Хольм посмотрел ему вслед. Мой пасынок, подумалось ему, черт побери, если это не мой собственный пасынок! Ее зовут Лидия, меня Конрад, и мы с ней обо всем уже договорились…
На берег сошла пассажирка. Лицо немолодое, но живое и умное. На ней широкое черное платье и накидка, в руках корзина и зонтик. Постояв с минуту и оглядевшись по сторонам, она по тем или иным соображениям останавливает свой выбор на аптекаре и, подойдя к нему, спрашивает:
- Не взыщите, вы не скажете, где тут гостиница?
- Скажу, - отвечает аптекарь, приподнимая шляпу. - Пойдемте со мной, я тоже иду в гостиницу. Позвольте, я понесу вашу корзину.
- Нет, спасибо, - отвечает с улыбкой дама, - я достаточно стара, чтоб донести ее сама. Вы живете в гостинице?
- Нет, я живу в аптеке. Я здешний аптекарь.
- Вон оно что, аптекарь. Я сразу увидела, что вы человек особенный. Да еще предложили понести мою корзину!
Они пришли в гостиницу, и аптекарь сказал:
- Я привел гостью.
Вендт отвесил поклон.
- Гостью? - произнесла дама. - Ну, это слишком уж громко сказано. Я всего-навсего хочу спросить маленькую комнатку, если вы согласны меня приютить. А еда у меня своя.
Вендт снова поклонился: