Впившись своими черными глазищами в больную животину, он принялся ее оглаживать, кое-где надавил и, пересчитывая пальцами ребра, стал двигаться к середине брюха, потом повторил процедуру с другой стороны, наметил точку…
Был ли у него заранее припрятан в правом рукаве нож? Не успели они оглянуться, как он всадил его кобыле в бок по самую рукоятку. "Ох нет!.." - раздался придушенный возглас, это не выдержала старая хозяйка. Остальные просто потеряли дар речи.
Не вытаскивая ножа, Александер прижал лезвие к краю раны, чтобы образовалось отверстие. Крови оттуда вытекло самую малость, зато равномерно выходил воздух.
Все это время кобыла стояла смирно, даже под ножом. Спустя несколько минут бока у нее потихоньку начали опадать. Тогда Александер прижал лезвие ножа к другому краю раны и, подержав недолго, вытащил и обтер о траву. Потом обошел кобылу кругом, глянул ей в глаза и кивнул.
- Черт подери! - вырвалось у Стеффена.
Кобыла запросилась на свободу, задергала головой, стала раздувать ноздри.
Александер снова скомандовал Стеффену:
- Поставь ее на несколько часов в стойло, но не давай корму.
- А рана как же? - спрашивает Стеффен.
- Это ерунда. Если хочешь, смажь дегтем.
Фру Юлия все еще не верит своим глазам:
- Значит, она здорова?
- Да, - ответил Александер.
Кобылу принялись похлопывать и поглаживать. Когда она зашагала, живот и бока у нее были поджарые, как и прежде, а в глазах появился блеск. Дети пошли ее провожать в конюшню.
- Спасибо тебе, Александер! - произнес консул.
- Правда, это было замечательно? - восхитилась фру Юлия. - Александер много чего умеет!
- Даже слишком много, - неожиданно сказала с сердцем старая хозяйка. - Он умеет взбираться по отвесной стене.
- Что-что?
- Взбираться по отвесной стене. На второй этаж.
- Да? Как странно.
- А ну как это увидят мальчики, и возьмут с него пример, и шлепнутся?
- Верно, Александер, так не годится, - сказала фру Юлия.
- Не-а, - ответил он и побрел прочь.
Старая хозяйка попыталась свести с ним счеты во всеуслышание. Блонда со Стиной так и навострили уши. Да, на сей раз старая хозяйка выбрала подходящий момент и нанесла удар, отстаивая свое спокойствие. Почувствовав облегчение, довольная собой, она шутливо заговорила:
- Ну, и чего мы здесь дожидаемся? Пациентка ушла, доктор тоже ушел! - И, обратясь к фру Юлии: - Юлия, ты должна написать об этом Марне.
- А надо ли писать об этом Марне? - спросил Гордон Тидеманн. - Кстати, куда это она так поспешно уехала?
- Наверное, в Хельгеланн? - отозвалась старая хозяйка.
- Я напишу ей, - сказала фру Юлия. - Она уехала в Будё!
Услыхав про чудесное исцеление кобылы Александером, Август дал ему понять: он слишком религиозен, чтобы заниматься подобного рода делами, и поэтому рад, что обошлись без него. К тому же он давно не практиковался, с тех пор как он лечил лошадей от колик, прошло сколько уж времени, последний раз это было на Суматре в 1903 году. А так-то он прокалывал брюхо лошадям и на севере, и на юге.
Вполне возможно, что старый подручный подхалтуривал и по ветеринарной части, отчего ж не поверить. Зато Александер, тот выучился коновалить у своего древнего бродячего племени и довел свое умение до совершенства и чудодейства, он знает это не понаслышке и перенял не от кого попало.
- Да, - согласился Август. - Но тот, кто научил меня этому проколу, был у себя в стране важной персоной и чистых кровей. Он правил каретой генерал-президента, который ездил на четверне, а вообще под его присмотром было пятьдесят лошадей. Он только и знал, что делал им проколы от колик.
Александер не поленился и устроил отчаянному хвастуну небольшой экзамен: ну и где бы тот сделал прокол? На сколько бы он отступил спереди и на сколько сзади? А как высоко и как низко расположена сама точка?
Август сдался: он не помнит, так давно это было. Но, будучи живым и любознательным по натуре, он стал упрашивать Александера, пусть лучше тот сам скажет, где она расположена.
Александер громко расхохотался:
- Чтоб ты калечил лошадей? Думаешь небось, кольнул в точку, и все, а ты имеешь понятие о лошадиной утробе, ведь нужно уколоть так, чтобы вышли ветры. А знаешь, на какую глубину всадить нож? Молчал бы уж, лысая образина!
Однако Августу, видно, очень уж хотелось перенять дивное цыганово умение, он сказал:
- Я б тебе заплатил.
- Ты? А у тебя есть чем платить? - спросил Александер.
- Мне должны прислать деньги.
- Брось заливать!..
И все-таки Август отвоевал утраченные позиции, с подачи самого хозяина.
Гордон Тидеманн был образованным господином и консулом, он учился по заграницам, знал бухгалтерию и иностранные языки, однако иной раз вынужден был советоваться со своей сметливой и расторопной матерью. И вот он приходит к ней с телеграммой: "Сельдь у Вэрё, на несколько запоров". Стало быть, надо срочно снаряжать шхуну…
Старая хозяйка удивилась:
- Сельдь? В это время года?
- Так тут написано.
- Да, но… кто этот Эллингсен?
- Мой агент, - ответил Гордон Тидеманн. - У меня есть свои агенты.
Мать:
- Знаешь что, поговори об этом с Подручным.
Гордон Тидеманн пошел к Августу. Однако реакция матери побудила его к осторожности, он сказал:
- Надо ли придавать этой телеграмме такое уж большое значение?
Август надел пенсне и прочел.
- Ничего не понимаю, - сказал он.
- Н-да.
- Какая сейчас сельдь? - сказал Август. - Да еще у Вэрё?
Гордон Тидеманн забрал у него телеграмму и сунул в карман.
- Что-то тут не так, - размышлял вслух Август. - Если бы там стояло… Прошу прощения, дайте, я взгляну еще раз! - Август перечел телеграмму, кивнул и сказал, как всегда, уверенно: - Сельдь, о которой тут говорится, на самом деле - сайда, это описка.
- Разве такое возможно?
- Пусть консул не сомневается. Речь идет о сайде. И сезон подходящий, и что возле Вэрё. Только сайда вам, наверное, ни к чему?
- Наверное.
- И я такого же мнения. А кроме того, сайда - ну да, ее можно вялить, у нее вкусная печень, но по большому счету это никакая не рыба. Нет. Да что это я такое болтаю грешным своим языком! Сайда тоже Божий дар, посланная нам Божьей милостью для подкрепления…
- Ну хорошо. Спасибо, Подручный, я знал, к кому обратиться за исчерпывающими сведениями.
XVIII
Денег все не было. Вестей из Поллена тоже, ведь Август так туда и не написал.
Неужели же невозможно получить эти деньги? Однажды он остановил Осе и попросил у нее совета, только никакого совета Осе ему не дала.
А двусмысленный фокус, когда она заголила подол и на него уставилась, она проделала, чтобы удостовериться, ибо каким-то таинственным образом ей стало известно о его чувствах к девушке из Южного селения. Он был прямо-таки сражен - и признался на месте.
Высокая, черноволосая, облаченная в широкополую кофту, Осе бродила от дома к дому, все слышала и видела людей насквозь; в том, что она многое знает и режет всем подряд правду-матку, не было ничего удивительного. Но разве он и сам не знал правду? Может, да, а может, и нет. Изолгавшись до неправдоподобия, он вполне мог обманывать и самого себя. Его лживость принимала такие формы, что он походил на вымышленный, фантастический персонаж. Бывало, оставшись наедине, он поворачивался к стене и шептался с самим собой.
Тем не менее, предаваясь самым бредовым мечтаниям, Август обеими ногами стоял на земле. Он обнаружил, что в позабытом всеми дальнем горном озере возле охотничьего домика водится форель. Как она туда попала, оставалось загадкой, не могла ж форель подняться вверх по Сегельфосскому водопаду, однако же она там была, и теперь Август собирался предложить консулу переправить туда небольшую лодку, когда дорога будет готова. И тогда по приезде английский лорд сможет тотчас же заняться рыболовным спортом. Да, смекалки Августу не занимать.
Что бы этому молодчику взять да и воспользоваться своею же тайной? С деньгами он был бы на коне, мог бы верховодить, блистать, расточительствовать. Кто знает, может, ему удалось бы завоевать и девушку? А без денег он принужден был изыскивать иные способы. По ряду причин Август старался теперь вести благочестивую жизнь, да, его даже не пугало уже крещение в Сегельфоссе. Ну а может, старый воробей преследовал при этом особую цель, с него станется. Но только и судьба - не была ли она к нему на редкость сурова? Это ж в голове не укладывается! Он страдал, он утратил мужество и бодрое расположение духа, а Корнелия из Южного селения, придя на днях в город, сделала вид, что не заметила его возле кузницы. Вот до чего дошло. Людей приводит к вере и не такое! Не то чтобы он был прежде неверующим, нет, черт возьми, но теперь сюда примешивалась влюбленность, ему уже недостаточно было осенять себя крестным знамением и пускать все на самотек.
Он отправился в город к знакомому лавочнику, который крестился наново, и спросил, стал ли тот от этого лучше и счастливее?
Да, лавочник чувствует, что с ним произошли большие перемены.
- Это как если бы ты не так сильно переживал из-за денег, которые тебе по праву принадлежат, но которые нельзя получить?
- Ну да. Вроде того.
- Что я хотел сказать, - продолжал Август, - правда ли, что такое крещение, как твое, может хоть на волос помочь влюбленному человеку?
- Ты чего это?