Для того чтобы получить представление о том, что происходило в сердце этой тучи, необходимо проникнуть туда и вступить во владение, войти в нее, как дух - в мертвое тело, как бесы - в свиней, которые затем кинулись с обрыва и погибли в море, что еще предстояло "Ричарду".
До сих пор "Серапис" и "Ричард" только маневрировали, сходясь и расходясь, словно партнеры в котильоне, и все это время непрерывно обменивались репликами залпов.
Впрочем, Поль вскоре убедился, что вражеский фрегат гораздо более поворотлив и быстроходен, чем неуклюжий бывший купец, и попробовал с обычной своей решимостью лишить противника этого превосходства, приблизившись к нему вплотную. Однако попытка поставить "Ричарда" поперек носа "Сераписа" привела к обратным результатам: вражеский утлегарь медленно надвинулся на Пизанскую башню "Ричарда", где стоял Израиль, который поспешно вцепился в слабину паруса и замер, словно человек, ухватившийся за конскую гриву, чтобы затем вспрыгнуть в седло.
- Держи, держи крепче! - крикнул Поль, бросаясь к нему с канатом. И во мгновение ока он накрепко связал свой корабль с вражеским. Ветер, надувавший паруса "Сераписа", повернул его и всем бортом навалил на "Ричарда". Заскрежетали торчащие дула пушек, сцепились реи, однако борта не соприкоснулись. Между кораблями темным клином легла полоска воды, словно узкий венецианский канал, который дремлет меж двух сумрачных дворцов, а высоко над ним изогнулся таинственный Мост Вздохов. Однако тут в вышине сомкнулись шесть ноков реев, и по мере того, как поднимались ветер и луна, можно было видеть и слышать три моста вздохов.
И в этот канал, в эту Лету, зеркально гладкую по сравнению с волнующимся вокруг морем, кануло за эту ночь немало бедных душ - кануло и было навеки забыто.
Словно кипящая лавой трещина, которая пролегла по спорной границе на какой-нибудь вулканической равнине, эта разделяющая их бездна была пастью смерти для обоих противников. И такой узкой, что канонирам, чтобы попасть банником в дуло собственной пушки, приходилось просовывать его в противолежащие порты вражеского корабля. Казалось, идет внутренняя усобица, а не бой между впервые встретившимися противниками. А вернее сказать, казалось, будто Сиамские [так] близнецы, забыв о своих братских узах, яростно схватились в противоестественной драке.
Глава XIX
БОЙ С "СЕРАПИСОМ" (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Вскоре раздался чудовищный взрыв, заглушивший даже грохот канонады. Две старые восемнадцатифунтовые пушки из тех, которые, как уже упоминалось, были наспех установлены в трюме "Ричарда", разлетелись на куски, убив всех вокруг и разворотив в этом месте корпус так, будто у правого и у левого борта разорвалось по паровому котлу. Словно обрушились стены дома. Пизанскую башню поддерживали теперь лишь несколько обнаженных пиллерсов. После этого, вероятно, немало ядер "Сераписа" пролетало сквозь "Ричарда", ничего не зацепив на своем пути. Так можно стрелять дробью в грудную клетку скелета.
Однако ближе к носу сокрушительные залпы тяжелых батарей "Сераписа", приставленных (если позволительно такое сравнение) прямо к глотке и животу "Ричарда", разносили все в щепу. Моряки бежали с взятой на прицел батарейной палубы "Ричарда", словно шахтеры от рудничного газа. Собравшись на полубаке, они продолжали драться, пустив в ход гранаты и мушкеты. Солдаты же забрались на мачты, и огонь, который они вели оттуда, можно сравнить с лавой, стекающей в пропасть.
Положение людей на обоих кораблях приобрело теперь обратную симметрию. Ибо, пока "Серапис" громил "Ричарда" ниже палубы так, что там не осталось почти никого живого, стрелки "Ричарда" господствовали над верхней палубой "Сераписа" - стоило человеку появиться на ней, как он уже мог считать себя мертвым. Хотя в начале боя на мачтах "Сераписа" также расположились солдаты, к этому времени меткие стрелки "Ричарда" давно уже посбивали их оттуда. И в смутном свете можно было видеть, как злополучный солдат, которому пуля перебила руку или ногу, падал вниз со своей неверной жердочки, словно голубь, подстреленный на лету.
Как ласточки, снующие между стрех и стропил сарая, стрелки "Ричарда" начали перебираться с салингов на реи, нависавшие над палубой "Сераписа". И теперь на нее посыпались ручные гранаты, точно яблоки, падающие через забор в чужой сад. Их товарищи принялись метать все те же кислые плоды в открытые порты "Сераписа". По палубам фрегата стучал взрывчатый град, в то время как горизонтально летящие перуны наискось пронизывали развороченные внутренности "Ричарда". Собственно говоря, противники уже перестали быть просто английским кораблем и американским кораблем. Они слились в единую акционерно-взрывную компанию по уничтожению двух кораблей, хотя и в общем своем занятии они были разделены. Эти два судна как бы превратились в два дома с пробитыми смежными стенами, где одно семейство (гвельфы) занимало оба первых этажа, а другое (гибеллины) - оба вторых.
Тем временем упрямый Поль метался по всему кораблю, подобный огню святого Эльма, пляшущему в бурю то там, то сям на кончиках реев и мачт. И где бы он ни появлялся, он, казалось, отбрасывал бледный свет на окружающие лица. Почерневший опаленный колпак на его голове съежился в пушечный пыж. Раззолоченный рукав его парижского кафтана повис лохмотьями, открыв всем взглядам синюю татуировку, и эта рука, подъятая в яростном жесте среди клубов порохового дыма, сеяла суеверный ужас, словно заколдованный штандарт сатаны. Однако он неистовствовал так не потому, что его снедал внутренний жар, а просто желая увлечь и вдохновить своих людей - и при виде него многие в ожесточении срывали с себя куртки и рубахи, подставляя обнаженные тела столь же обнаженному свинцу. То же происходило и на "Сераписе", и казалось, что возле его пушек суетятся не покрытые копотью канониры, а сатиры и фавны.
В начале боя, когда корабли еще не переплелись реями, в разрывах порохового дыма, который висел над ними, словно туман - над горными вершинами, и расходился лишь на краткие мгновения, на батарейной палубе "Сераписа" за этот миг можно было порой увидеть застывшую в различных воинственных позах целую галерею мраморных статуй - статуй сражающихся гладиаторов.
Напряженно наклонившись, отставив ногу и протянув изогнутую руку к дулу пушки, стоял заряжающий, готовый исполнить свою обязанность; по другую сторону лафета в той же позе, но сжимая в обеих руках, словно пику, длинный черный банник, ждал досылающий, у казенной части пригибался бдительный комендор, чьи зоркие глаза, горящие, как глаза леопарда, жадно впивались в цель, а позади них всех, высокий и прямой, как египетский символ смерти, вытягивался запальщик, на миг застыв без движения и опустив вниз длинный фитиль. Так, подчиняясь волшебной магии воинской дисциплины, канониры "Сераписа" трудились на двух своих батареях. Они обслуживали эти ряды пушек, как работницы - ряды прялок на ткацкой фабрике. Методичнее, чем Парки, смертоноснее, чем Атропос, механичнее, чем шахматный автомат.
- Вот что, мой милый: нужно бросить гранату в их грот-люк. Я видел там груду пороховых зарядов. Подносчики натаскали их больше, чем успевает пойти в дело. Сооруди-ка гранату из ведра и устрой побольше шуму, да поскорей.