Многочисленные сочинения Бульвера еще ждут настоящей оценки. Но нельзя забывать, что в самом конце жизни он создал еще одно истинно замечательное произведение - "Кинельм Чилингли" (1872). В этом романе - широкое, вольное дыхание, глубоко и любовно задуманный образ главного героя, остро критическое изображение жизни. Это произведение создавалось, когда Теккерея и Диккенса уже не было в живых. Бульвер был их предшественником, их современником, впоследствии он стал их преемником. Влияние Диккенса чувствуется в благодушном юморе последнего бульверовского романа. Но образ главного героя совершенно оригинален и, в некоторых отношениях, перерастает образы Диккенса и Теккерея. Это образ человека, мыслящего глубоко и тонко, жаждущего правды и в общих вопросах мировоззрения, и в повседневной жизни, и, особенно, во взаимоотношениях с людьми. Скитания Кинельма - это деятельные и жадные поиски нового пути в жизни, искания человека справедливого, мечтательного и наивного.
Книга эта была издана в русском переводе в 1932 году и вошла в серию романов "История молодого человека XIX столетия", инициатором которой был А. М. Горький.
"Пелэм", как и "Кинельм Чилингли", будет с живым увлечением прочитан многими нашими читателями и в то же время заставит историков литературы по-новому задуматься над вопросом о закономерности в развитии английской литературы XIX века, о роли менее заметных писателей в создании творческого метода критического реализма.
А. Чичерин
ПЕЛЭМ, ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДЖЕНТЛЬМЕНА
Не строг я, но мой ум - судьбы награда!
Философ я, но я всегда влюблен!
Стремиться вечно к счастью я рожден…
Я этого достиг - чего же больше надо?
Законченный джентльмен, по словам сэра Фоплинга, должен хорошо одеваться, хорошо танцевать, хорошо фехтовать, иметь талант к сочинению любовных писем и приятный голос для выступлений в Палате
Этеридж
Предисловие к изданию 1835 года
Некий остряк, которому рассказали о св. Дени, пустившемся в дорогу со своей отрубленной головой под мышкой, мудро заметил, что это как раз один из тех случаев, когда сделать первый шаг значит уже пройти полпути. Данное замечание может с таким же успехом относиться к судьбе литературного произведения, прокладывающего себе путь к грядущим поколениям. Если в наше время, когда издается столько романов и когда публика требует постоянной новизны, какой-нибудь из них читается и продолжает жить в течение шести лет, весьма вероятно, что он будет жить и читаться еще добрых шестьдесят. Это тоже один из тех случаев, когда первый шаг - уже полпути.
"Пелэм" был так хорошо принят публикой и доныне пользуется таким успехом, что, может быть, для читателя представят некоторый интерес краткие сведения о том, как он возник и создавался. Со стороны начинающего писателя подобное желание поведать о совершенной им работе можно было бы счесть проявлением назойливости или даже самонадеянности. Но оно представляется довольно естественным у того, кто в ученичестве провел не меньше времени, чем даровитый Вильгельм Мейстер, и кто занимается литературной деятельностью уже достаточно долго для того, чтобы, удовлетворяя обычное читательское любопытство, сообщить и кое-что небесполезное для своих начинающих собратьев.
Когда я был еще мальчиком, но имел уже некоторый опыт жизни в свете (куда вступил преждевременно), мне, на мое счастье, случилось в самом конце лондонского светского сезона довольно серьезно заболеть, и вследствие этого я оказался запертым в четырех стенах своей комнаты. Никого из моих друзей в городе не было, и в борьбе со скукой - уделом больного - мне пришлось пользоваться лишь теми средствами, которые предоставляет нам одиночество. Развлекался я тем, что написал с невероятным трудом и усилиями (ибо до того проза была мне, как и господину Журдену, областью совершенно неведомой) пять-шесть рассказов и очерков. Среди них была повесть под названием "Мортимер, или Записки джентльмена", которую читатель найдет в качестве приложения к этому предисловию. Начало ее почти слово в слово совпадает с началом "Пелэма", но замысел в корне отличается от этого последнего - и более позднего - произведения. "Мортимер" должен был показать, каким образом свет портит своего питомца. "Пелэм" же, наоборот, выражает более новый и, по-моему, более справедливый моральный принцип, показывая, как человек здравомыслящий может подчинить себе обычаи света вместо того, чтобы оказаться у них в плену, и как он постепенно становится мудрее, извлекая уроки из своих юношеских слабостей.
Эту повесть, вместе с написанными тогда же очерками, я, скрыв свое настоящее имя, послал одному очень известному издателю, который нашел рукопись слишком легковесной для того, чтобы издавать ее отдельной книгой, и посоветовал мне послать самые удачные из очерков в какой-нибудь журнал. В то время я не был расположен печататься в периодических изданиях и предал забвению то, что для читателя, возможно, было не более как nugae, но для автора во всяком случае представляло собой difficiles. Вскоре после этого я уехал за границу. По возвращении я послал мистеру Колбэрну для опубликования подбор писем, из которых по разным причинам сделал впоследствии роман и которые (в весьма, однако же, отличном от первоначального виде) стали известны читающей публике под названием "Оолкленд".
Исправляя корректурные листы этой повести, я нашел в ней много недостатков. Но лишь тогда, когда она стала уже достоянием публики, я обнаружил самый существенный из них, а именно - слишком мрачное изображение жизни и живописание таких умонастроений, которые, хотя вообще бывают свойственны очень молодым людям, испытавшим первые горькие уроки жизни и первые разочарования, однако же никакой художественной новизны не представляют и в самом существе своем никогда не были правильны.