О, теперь "полковник" Бибок знал все, что ему нужно было, и когда с наступлением сумерек, гостя, несмотря на уговоры хозяина остаться еще на денек, стали собираться в дорогу, он едва сдерживал распиравшее его желание закричать во весь голос: "А я все слышал и все знаю!" Желание это было так велико, что, казалось, вот-вот вырвутся у него эти опасные слова. Не в силах владеть собой, Бибок скрылся в саду, чтобы не встретиться с кем-нибудь, и, будто помешанный, начал бегать взад и вперед по дорожкам между кустами смородины в крыжовника; к счастью, ему не повстречались ни садовник, ни кто-нибудь из слуг, занимавшихся прополкой, иначе он, увидев их, выпалил бы все, что знал. Он завидовал зеленой листве, которая шелестела так таинственно, словно деревья что-то шептали друг другу, а он, человек, действительно владеющий тайной, не может шепнуть о ней даже листве. Мало-помалу эта томительная потребность утихла - пришло желание поразмыслить. "Тайна чего-то стоит, - думал он. - И наверняка немало. Но только до той поры, пока я не поделился ею с кем-нибудь. Значит, надо держать язык за зубами. Но если я совсем никому не открою тайны, рано или поздно она сама собой откроется, продолжал рассуждать Бибок. - Люди возят порох не для того, чтобы лапшу им посыпать. Стало быть, о тайне нужно сказать. Но кому? Отцу - бесполезно. Общей нашей жене - тем более. Тайна эта может быть бесценной, но только для одного-единственного на свете человека. А он далеко отсюда, да и попасть к нему нелегко. Потому что человек этот - австрийский император! Уж он-то дал бы Бибоку за нее целый мешок золота, замок, а может быть, и генеральский чин. Настоящего генерала!"
Жарко стало большущей голове Бибока от таких мыслей, словно горшку в печи, когда его лижут со всех сторон языки пламени. Закипели в ней различные планы.
Эти мысли продолжали терзать Бибока и вечером, когда он сменял часовых. Обычно он делал это перед тем, как вице-губернатору лечь спать. Бибок являлся с коротким рапортом, докладывал, что ворота, как положено, заперты, что на башне стоит дозорный, "ничего такого" не замечено. Не обнаружили ничего примечательного и патрулировавшие по селу "гвардейцы" вице-губернатора. Бибок и на этот раз отдал привычный рапорт, что вокруг Гёргё все спокойно, но под конец все же не удержался и добавил: "Да если и было что подозрительное, то теперь эта опасность уже далеко отсюда". Слова эти вырвались у Бибока против его воли, а вице-губернатор уже насторожился и устремил на него изумленный, испытующий взгляд.
- Что вы там квакаете? - ворчливо спросил он.
Бибок смутился, попытался найти путь к отступлению, но ничего не придумал и в конце концов выпалил:
- Как вы полагаете, ваше превосходительство, что было у господина Эсе в его огромных сундуках?
- Он же сказал: приданое какой-то вдовы.
- Возможно. Только у этой вдовицы есть уже один законный супруг.
- Как? Ты ее знаешь?
- Была у нас в свое время с нею любовь.
- Бибок, Бибок. Перестань, бессовестный!
- Ей-богу, ваше превосходительство! И, как видно, я снова угожу в ее объятия, да, чего доброго, и вы, ваше превосходительство, тоже…
- Бибок, да вы основательно наклюкались! - улыбнулся вице-губернатор. - Я с самого начала подумал, что бочонка на ваше войско многовато будет. Ну, а хороша, по крайней мере, та женщина?
- Для нас с вами - наверняка. Сама великая красавица Венгрия!
- Как? Уж не хочешь ли ты сказать?..
- Совершенно верно, - ее приданое они и везли! Я ведь заглянул в сундуки. Полным-полны порохом да ружьями!
Вице-губернатор, снимавший в это время сапоги, с испуга поддел ногой саксонский прибор, изобретенный для этой операции, и тот отлетел в дальний угол опочивальни.
- Не может быть! - закричал Гёргей. - И кому же они везут это "приданое"?
- Ференцу Ракоци, сыну княгини Тёкёли.
- Что ты говоришь? Откуда ты это можешь знать?
- Я слышал, как они приводили к присяге тех людей, что вчера и сегодня приезжали к ним.
Гёргей, весь побагровев, вскочил на ноги.
- Приводили к присяге? Здесь, у меня? Почему же вы не доложили мне тотчас же?
- Потому что я не шпион. Пока это могло явиться доносом, я молчал. А сейчас - это только донесение, вот я и не таюсь перед вами.
- Ну и глупо, что молчали! - немного спокойнее заметил вице-губернатор, - А впрочем, может быть, вы и правы! Однако сейчас - все по коням и догнать! Они еще не могли далеко уехать!
Но Бибок только в затылке поскреб.
- Сегодня же суббота! Все мои ребята разбрелись по деревне, кто куда.
Жители Гёргё строго блюли добрую славу своих дочерей, - только раз в неделю, в субботний вечер, парням дозволялось наведываться в те дома, где имелись девицы; но уж в тот вечер парень мог оставаться с девушкой до рассвета, они тихим шепотом прогоняли скуку и сон, сидя рядышком на краю кровати, что уже само по себе немалое искушение, когда старики мирно похрапывают.
- Ничего, соберутся! Велите затрубить в трубу или ударить в колокол на башне!
Довольно оказалось и трубы. Самые ленивые собаки на крестьянских дворах проснулись и принялись лаять. А, заслышав лай, шептавшиеся парочки обратили внимание на необычные красноречивые звуки, которые часовой на башне исторгал в ночной тишине из своей трубы:
Вставай, солдат, Надевай доломан, Надевай саблю, И карабин, и карабин!
Найдется и ему мест". А если возможно, Захвати и фляжку с водкой! Потому что фляжка в бою, Что тебе капитан!..
Бибок знал, как поддерживать дисциплину. Быстро одевшись, Гёргей вышел на крыльцо, желая проверить, все ля в порядке. К его удовольствию, "гвардейцы" собрались быстро. Раньше всех прибежали двое молодых Бибоков, за что Гёргей самолично похвалил их; затем с сапогами под мышкой примчался Пишта Фориш (откуда - так и не смогли у него допытаться), а здоровяк Гёргей Голуб еще издали заорал:
- Hie sum, domine colonellus! [Я здесь, господин полковник! (лат.)]
И вот уже ожил, наполнился народом замковый двор. Только мертвецки пьяный Йожи Хантош возлежал подле овина на старой шубе, его так и не удалось привести в чувство.
- Седлать лошадей! - раздалась команда Бибока.
Зажглись фонари, замелькали их огни меж фыркающих коней, будто маленькие звездочки заплясали у коновязей. Вывели Гунара, верховую лошадь Бибока. И только тут "полковнику" пришло в голову: а что же ему, собственно говоря, следует делать?
- Ваше высокопревосходительство, а ведь я еще и не знаю, каков приказ!
- Разве я не сказал? - удивился Гёргей. - Видите, как взволновал меня этот случай. Весьма серьезная история! И действовать нужно осмотрительно. Будьте осторожны! Скачите им вслед, пока не догоните. У развилок дорог спрашивайте, в сомнительных случаях лучше разделитесь на две части. Но приказ сообщите обоим отрядам. К рассвету, думаю, вы настигнете уехавших. Брата моего арестуйте и привезите сюда, только смотрите, чтобы ничего с ним не случилось! Возьмите для него прямо отсюда заседланную лошадь, мою верховую, Сову.
- А с господином Эсе и его ломовыми телегами как поступить? - спросил Бибок.
- Никак! Относительно господина Эсе не будет никаких распоряжений. Пусть себе едет с богом навстречу своей судьбе. Понятно?
- Понятно. Чего же тут не понять? - протянул Бибок, но по недоуменному его тону легко было догадаться, что он не уловил смысл этого приказа хозяина.
- Видите ли, Бибок, судьба еще допускает, чтобы люди вносили в ее решения небольшие поправки. Но если попытаешься захватить вожжи в свои руки, чего доброго, лопнет у нее терпение.
- Словом, вы, ваше высокоблагородие, не хотите вмешиваться в это деле?
- Совершенно верно. Угадали.
- Только вы не все предусмотрели, ваше превосходительство. Не таков человек Янош, Гёргей, чтобы ему можно было сказать: "Прошу вас, поедемте со мною домой", - и он тут же протянет ручки, чтобы я их связал. Вот если бы вы дали письменный приказ доставить Яноша Гёргея живым или мертвым, за это бы я взялся. А вы хотите, чтобы вам господина Яноша Гёргея живым доставили, - это очень уж мудреное дело. Даже мышь и ту живой не поймаешь, ежели ты не кошка. Я, например, видел у господина Яноша Гёргея ружье. Да и сабля, наверное, где-нибудь в возу запрятана. А если он меня атакует, то я за себя не ручаюсь. Кто на меня руку поднимет, может считать себя покойником, даже если он в шелковой сорочке родился. Так что, ваше превосходительство, дайте мне в письменной форме приказ об аресте - пусть ваш братец самолично его прочитает.
- Может быть, вы и правы, - согласился вице-губернатор и, вернувшись к себе в кабинет, написал приказ об аресте брата. А когда он снова вышел на крыльцо, весь отряд был уже на конях. Гёргей еще раз подозвал к себе Бибока.
- Вот вам приказ, полковник. Действуйте умно, а главное - держите язык за зубами. Чтобы ни одна живая душа не знала, о чем мы сейчас с вами говорили.
Затем Гёргей достал мешочек серебряных талеров и, передав его Бибоку, добавил:
- Для того чтобы вести войну - нужны деньги. Когда вернетесь, отчитаетесь за все.
Над холмом, из-за овина Валдай, показался серп месяца, закукарекали петухи, вдали на болоте раздался гулкий крик выпи, нарушивший ночную тишину. Скрипнули в петлях арочные дубовые ворота замка, и конники ускакали.
У Гёргея стало легче на душе, он возвратился к себе в опочивальню, но едва начал раздеваться, как ворота снова заскрипели и под окнами послышался конский топот.
- Престон, выйди взглянуть, что там такое…
Престон долго не возвращался. Это вывело Гёргея из терпения, и он уже собирался послать за ним одного из стражей, когда наконец старый слуга приковылял сам.
- Ползаешь, как улитка! - накинулся на него Гёргей. - Ну что там!?